Неоконченные предания Нуменора и Средиземья - Толкин Джон Рональд Руэл - Страница 44

• Предыдущая
• 44/141
• Следующая

Серебристые листья отливали красным в свете пламени; когда Турин увидел печать, глаза его потемнели.

— Что у тебя там? — спросил он.

— Величайший дар, какой может дать тебе та, кто по–прежнему любит тебя, — ответил Белег. — Это лембас, дорожный хлеб эльдар, и доселе ни одному человеку не случалось отведать его.

— Шлем моих отцов я приму от тебя с благодарностью, — сказал Турин, — но не стану я брать даров из Дориата.

— Ну, так верни свой меч и доспехи, — возразил Белег. — Верни и то, чему тебя учили, и хлеб, что ел ты в юности. А твои люди пусть перемрут от голода в утеху твоей гордыне. Однако хлеб этот был подарен не тебе, а мне, и я могу делать с ним, что хочу. Можешь не есть, если он нейдет тебе в горло; но, быть может, другие более голодны и менее горды.

Тут Турин устыдился, и в этом деле поступился гордостью.

Есть еще несколько коротких упоминаний о Дор–Куартоле, Земле Лука и Шлема к югу от Тейглина, которой Белег с Турином правили из своей крепости на Амон–Руде, сделавшись на время предводителями могучего воинства («Сильмариллион», гл. 21, стр. 224).

Турин радушно принимал всех, кто приходил к нему, но, по совету Белега, не пускал новоприбывших в убежище на Амон–Руде (которое теперь называли Эхад–и–Седрин, «Стан Верных»); путь на гору знали только люди из Старого Отряда, и никого другого туда не пускали. Но вокруг устроили другие становища и крепости: и в лесу на востоке, и на холмах, и на болотах на юге, от Метед–эн–глада («Конца Леса») до Бар–эриба в нескольких лигах к югу от Амон–Руда; вершина Амон–Руда была видна отовсюду, и можно было сигналами сообщать новости и отдавать приказы.

Таким образом еще до конца лета войско Турина сделалось большой силой; и орды Ангбанда были отброшены. Вести об этом долетели даже в Нарготронд, и многие эльфы Нарготронда забеспокоились, говоря, что если какой–то изгой сумел нанести такой ущерб Врагу, то что же медлит владыка Нарога? Но Ородрет не хотел изменять своему образу действий. Он во всем следовал советам Тингола — они обменивались посланиями по тайным тропам; и Ородрет был мудрым владыкой, если считать мудрым того, кто заботится в первую очередь о своих подданных и о том, как долго им удастся сохранить свою жизнь и свое добро от лап алчного Севера. И потому он не отпустил к Турину никого из своего народа и отправил к нему посланцев, сказать, что что бы он, Турин, ни сделал и ни задумал в своей войне, он не должен ни вступать на земли Нарготронда, ни загонять туда орков. Он отказался помочь Двум Вождям оружием, но предложил им всяческую иную помощь, буде случится в том нужда (и, по–видимому, на это его подвигли Тингол и Мелиан).

Неоднократно подчеркивается, что Белег все это время был против великих замыслов Турина, хотя и поддерживал его; что Белегу казалось, что Драконий Шлем произвел на Турина действие, противоположное тому, на которое он, Белег, надеялся; и что эльф был в смятении, ибо предвидел, что принесут грядущие дни. Сохранились отрывки его бесед с Турином по этому поводу. В одном из них они сидят вдвоем в крепости Эхад–и–Седрин, и Турин говорит Белегу:

— Отчего ты так печален и задумчив? Ведь все идет хорошо с тех пор, как ты вернулся ко мне, разве нет? Мой замысел оказался хорош, не так ли?

— Пока все хорошо, — ответил Белег. — Наши враги все еще не опомнились, никак не могут прийти в себя. Да, впереди еще будут хорошие дни; но не так уж много.

— А потом?

— Зима. А потом — следующий год, для тех, кто доживет.

— А потом?

— Ярость Ангбанда. Мы просто обожгли кончики пальцев Черной Руки, вот и все. Она не отдернется.

— Но разве не было нашей целью и радостью навлечь на себя ярость Ангбанда? — сказал Турин. — Чего же ты еще от меня хочешь?

— Ты сам отлично знаешь, — ответил Белег. — Но об этом ты мне запретил упоминать. Но выслушай меня. У предводителя большого войска немало нужд. Ему нужно надежное убежище; и ему нужно богатство и много людей, которые занимаются не войной. Многим людям нужно много еды, лес их не прокормит. И остаться незамеченными они тоже не могут. Амон–Руд хорош для небольшого отряда: у него есть и глаза, и уши. Но он стоит на равнине, и его видно издалека; и не требуется большого войска, чтобы окружить его.

— И все же я хочу, чтобы у меня было свое войско, — сказал Турин. — Ну, а если я погибну — что ж! Вот, я встал на дороге у Моргота, и пока я стою здесь, нет ему дороги на юг. За это Нарготронд обязан нам благодарностью; может, помогут и в нужде.

В другом коротком отрывке Турин отвечает на предупреждения Белега о ненадежности его силы так:

— Я хочу править страной; но не этой страной. Здесь я только собираю силы. К землям моего отца в Дор–ломине тянется мое сердце, и туда отправлюсь я, как только смогу.

Утверждается также, что Моргот до времени не наносил удара и предпринимал лишь ложные нападения, «чтобы легкими победами вселить самоуверенность в этих мятежников; так оно и вышло».

Андрог снова появляется в описании штурма Амон–Руда. Только тогда сообщил он Турину о существовании внутренней лестницы; и он был одним из тех, кто выбрался на вершину. Сказано, что он сражался отважнее многих, но наконец пал, смертельно раненный стрелой; и так сбылось проклятие Мима.

К изложенной в «Сильмариллионе» истории похода Белега на помощь Турину, его встречи с Гвиндором в Таур–ну–Фуине, спасения Турина и смерти Белега от руки Турина добавить нечего. О том, что у Гвиндора была одна из «Феаноровых ламп», излучавших голубой свет, и о роли этого светильника в одной из версий истории см. выше, стр. 51, прим. 2.

Можно также отметить, что отец собирался продолжить историю Драконьего Шлема Дор–ломина до периода пребывания Турина в Нарготронде, и даже дальше; но в повествования она так и не вошла. В существующих версиях Драконий Шлем исчезает во время падения Дор–Куартола, во время разорения крепости изгоев на Амон–Руде; но он должен был каким–то образом снова оказаться у Турина в Нарготронде. Он мог появиться там лишь в том случае, если его захватили орки, которые увели Турина в Ангбанд; но если бы Белегу и Гвиндору пришлось добывать его у орков во время спасения Турина, это потребовало бы некоторого развития повествования.

В отдельном отрывке сказано, что в Нарготронде Турин не хотел носить Шлем, «чтобы не выдать себя», но, отправляясь на битву в Тумхаладе, надел его («Сильмариллион», гл. 21, стр. 232 — там сказано, что на Турине была гномья маска, которую он нашел в оружейнях Нарготронда). Далее в отрывке сказано:

Все враги избегали его, страшась этого шлема, — так и вышло, что он вернулся из той страшной битвы целым и невредимым. Он так и пришел в Нарготронд в этом Драконьем Шлеме, и Глаурунг, желая лишить Турина его помощи и защиты (ибо даже Дракон боялся этого шлема), стал насмехаться над Турином, говоря, что Турин, должно быть, признал себя его воином и вассалом, раз носит на шлеме изображение своего хозяина.

Но Турин ответил:

— Ты лжешь, и сам то ведаешь. Ибо образ этот создан как вызов тебе; и доколе есть человек, что способен носить его, вечно пребывать тебе в сомнении, страшась гибели от его руки.

— Что ж, тогда придется ему дождаться хозяина с другим именем, — сказал Глаурунг, — ибо Турина сына Хурина я не страшусь. Скорее, напротив. Ведь это у него недостает дерзости открыто взглянуть мне в лицо.

И, воистину, Дракон был столь ужасен, что Турин не решался смотреть ему в глаза, и, говоря с ним, опустил забрало, защищая лицо, и не поднимал глаз выше лап Глаурунга. Но, слыша такие насмешки, он в своей гордыне и опрометчивости поднял забрало и посмотрел в глаза Глаурунгу.

• Предыдущая
• 44/141
• Следующая