Перстень альвов. Книга 1: Кубок в источнике - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 20

• Предыдущая
• 20/87
• Следующая

– Врагов у нас хватает, что и говорить! – согласился двадцатидвухлетний Дьярв, подавляя вздох. Вопреки своему имени, это был довольно спокойный и рассудительный парень.[10]

Вигмар Лисица огляделся. За это время в гридницу успело набиться чуть ли все население усадьбы: родичи, хирдманы, кухонная челядь, женщины, дети, случайные гости. Не хватало разве что пастухов и работников, занятых на пастбищах и полях. Со всех сторон – от скамей, от дверей кухни и девичьей – на хозяина смотрели десятки вопрошающих, любопытных глаз. Любопытства они выражали гораздо больше, чем тревоги: усадьба Каменный Кабан верила в Вигмара Лисицу, как в самого Одина. Не слишком высокий, но хорошо сложенный, он в пятьдесят два года был крепок и силен; свои длинные рыжие волосы он по-прежнему заплетал в пятнадцать кос, в темно-рыжей бороде две белые полоски седины окружали рот, а желтые глаза смотрели пронзительно и твердо. Кто, как не он, уже двадцать лет держал под своей властью округу на восемь дней пути и по праву считался одним из самых могущественных людей нынешнего, разоренного долгой войной Квиттинга? Кто, как не он, водил дружбу с людьми и троллями, охраняя покой своей земли силой острой стали и колдовского заклятья? Кого округа Ярнеринг на местном тинге избрала своим бессменным хёвдингом? Все это был он, Вигмар сын Хроара, про прозвищу Лисица, и не то что войско, а и один-единственный человек за последние двадцать пять лет еще ни разу не подошел к его владениям без его ведома и согласия.

Хёвдинг Железного Кольца за свою бурную жизнь успел нажить довольно много врагов и не меньше завистников, что, может быть, еще хуже. Заклинания троллей надежно охраняли спокойствие его владений: никто, кто вздумал бы наведаться к нему в гости без приглашения, не нашел бы дороги. Тролли спрятали все тропинки, ведущие к Золотому озеру, над которым стояла усадьба Каменный Кабан; любой незваный гость будет блуждать по сплошному лесу, пока его не найдут и не спросят, что ему нужно. Надежность троллиных трудов выдержала за двадцать пять лет не одно испытание, и усадьба жила в совершенном покое, охраняемая от внешних тревог лесными чарами, а от внутренних – железной рукой хозяина. И вдруг целое войско! Невероятно! Однако, как говорил еще древний Сигурд Убийца Дракона, на всякого сильного сыщется сильнейший. Нельзя отрицать, что среди людей и нелюдей найдутся умельцы разрушить троллиные чары.

– Это может быть морок! – сказала Альдона. – Не обижайся, Ягненок! Ты же знаешь наших троллей!

На них не всегда можно положиться, иной раз они такую выкинут шуточку, что во сне не увидишь! Может быть, они тебя заморочили!

– Видят: идет глупый мальчик… – подхватил Хлодвиг.

– Поумнее тебя буду! – опять разозлился оттаявший было Ульвиг. – Я проверил!

– Как это?

– А так? Я обернулся и посмотрел на них между ног!

– Это как? – не отставал недоумевающий Хлодвиг, намеренно не замечая укоризненного взгляда добросердечного Эгиля.

– А вот… – Ульвиг уже хотел было показать, но понял, в какое дурацкое положение себя ставит, и даже покраснел от злобной досады. – Дурак долговязый!

Все вокруг засмеялись; Хлодвиг выбросил руку дать подзатыльник дерзкому мальчишке, но Альдона опередила его и хлестнула красавца посудным полотенцем. Оскорбленный Хлодвиг рванул полотенце из рук сестры, но Эгиль ловко завернул насмешнику руки за спину. А силой широкоплечий, рослый Эгиль превосходил всех братьев, и Хлодвиг только для порядка дернулся пару раз, поняв, с кем имеет дело.

– Целое войско! – повторил Вигмар. – Мне в это слабо верится, но на свете нет ничего такого, чего не может быть! Поезжайте! – Он обернулся и окинул взглядом сыновей. – Скачите по округе. Чтобы Гейр и Тьодольв были готовы. И в Гранитный Лоб тоже.

– Ты только не бойся! – Лейкнир, сын прежнего воспитателя Альдоны, крепко сжал ее руку. – Все будет хорошо. Даже если все тут сгорит, с тобой все будет в порядке! – горячо заверял он Альдону, а она смотрела на него со снисходительной усмешкой, словно эти решительные речи перед ней произносил ребенок.

А на ребенка двадцатипятилетний Лейкнир сын Асольва, рослый и сильный, совсем не походил, и Вигмар Лисица, очень придирчиво отбиравший людей, вовсе не стыдился иметь его в числе своих хирдманов. Руки и ноги у него были длинные и сильные, лицо округлое, с небольшим прямым носом и пушистыми бровями золотистого цвета. Длинные, плохо чесанные и кое-как собранные волосы объясняли его прозвище – Грива. Расчесываться сам он не любил, считая это дело для мужчины пустой тратой времени, и хотя среди служанок Каменного Кабана нашлось бы немало охотниц оказать ему эту услугу, он соглашался доверить свою голову только Альдоне. А у нее, занятой хозяйством большой усадьбы, до этого дела слишком редко доходили руки.

– Причеши свою гриву, – насмешливо посоветовала она, как всегда, если считала, что он говорит не то.

– Ты мне не веришь? – Лейкнир вызывающе нахмурил свои пушистые брови.

По своему складу Лейкнир был честным, решительным, прямодушным и очень преданным человеком. Он никогда не выдумывал лишних сложностей, смотрел на все вещи и явления просто; никто лучше него не умел радоваться жизни в веселый час, и никто не сумел бы так же бестрепетно пойти на смерть ради близких.

– Не слишком ли много ты на себя берешь, Лейкнир сын Асольва? – насмешливо отозвалась Альдона. Лейкнир, как всегда, слишком разошелся, его требовалось немного укротить. – У меня хватает защитников.

– Это неважно! – Лейкнир отмахнулся. Он знал, что никто на свете не любит Альдону так сильно, как он, и никому не хотел уступить права ее защищать. – А ты во мне сомневаешься? Или ты мало меня знаешь?

– Я-то? – Альдона рассмеялась. Несмотря на ее тревогу, это заявление не могло ее не рассмешить. – Ты сегодня остроумен как никогда! Да есть ли хоть кто-нибудь, кого я знаю лучше тебя? Даже с родными братьями я в жизни виделась меньше. Когда я жила у вас в Кремнистом Склоне, я их не видела, а с тобой проводила бок о бок каждый день. Когда я вернулась сюда, ты отсюда не вылезаешь, как будто я сама теперь взяла тебя на воспитание. Я знаю тебя лучше, чем твоя мать; я знаю, сколько полотна тебе надо на рубашки, и как у тебя уши краснеют, когда ты злишься, и о чем ты мечтаешь, и какой хлеб любишь, и с каким оружием лучше управляешься, и сколько врагов ты убил в том конхобарском походе, и сколько чего оттуда привез, и что тебе приснилось в прошлый йоль, и сколько пива вы с Брандом Бессонницей тогда выпили на спор, и на каком боку ты спишь, и все твои поговорки, и привычку завязывать ремни на сапогах в два узла, и что сказал твой собственный воспитатель, когда ты в пятилетнем возрасте впервые попал стрелой в дерево. Я все про тебя знаю. И меня ты можешь не уверять в твоей доблести. Меня ты, мой доблестный дуб кровли леса головы,[11] ничем не можешь удивить.

– Ты сомневаешься во мне? – повторил Лейкнир. Все ею сказанное было правдой: она действительно знала о нем все, помнила даже то, чего он сам не помнил. И ему казалось особенно обидным, что при таком знании она все же отвергает его защиту. – Тогда ты знаешь: для тебя я сделаю все, я жизнь отдам… Я на руках могу держать горящую крышу дома, пока ты не выйдешь на воздух! – Лейкнир высоко взмахнул длинными сильными руками, и, хотя кровли все же не достал, впечатление было внушительное. – Разве ты сомневаешься?

– Разве я сомневаюсь? – Альдона устало усмехнулась.

Она хотела казаться невозмутимой, добродушноснисходительной, как всегда, но в глазах ее таилась тревога, и скрыть ее от Лейкнира она даже не пыталась. Сам совершенно не умея хитрить, Лейкнир каким-то чудом угадывал не только ее настроение, но даже ее мысли и многое из того, что с ней случалось в его отсутствие. Альдона иногда смеялась с другими женщинами над этой его способностью, говоря, что из него вышел бы ужасный муж – как можно жить с человеком, который знает, кому ты улыбнулась, пока он был на пастбище! Но, как сын бывшего воспитателя и хирдман отца, Лейкнир не имел никакого права ее упрекать, и Альдона привыкла доверять ему, зная, что всегда может на него опереться. Но сейчас его пылкая самоотверженность ее не утешала, потому что судьба усадьбы и всей округи Ярнеринг беспокоила ее не меньше, чем своя собственная.

• Предыдущая
• 20/87
• Следующая