Ночь богов. Книга 1: Гроза над полем - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 27
- Предыдущая
- 27/71
- Следующая
Но вот ладьи вышли в Оку. Теперь приходилось подниматься вверх по реке, и течение, ранее помогавшее беглецам, стало мешать. Оковцы не шутя взялись за весла. Продвижение заметно замедлилось: теперь берега, еще более отдалившиеся, не летели мимо, как зеленые птицы, а уползали за корму медленно и величественно. Лютава прислушивалась: в Оке правила другая хозяйка, с иным нравом. Несмотря на опыт хождения в Навный мир, Лютаве было тревожно, неуютно, даже страшновато. Впервые в жизни она покинула пределы угрянских земель. И хотя она, дочь князя, в доме которого гостили купцы и воины, побывавшие в далеких странах, не думала, как жители глухих весей, будто за нашей рекой весь белый свет кончается, все же и для нее на чужой реке начинался несколько иной белый свет.
На этот раз в сумерках пристали к берегу и стали устраиваться на ночлег. Видимо, сейчас Доброслав уже не так опасался преследования и не хотел рисковать – в темноте ведь недолго налететь на камень, на мель, на корягу или злого местного водяного. Для девушек даже наломали лапника, накрыли его травой, кмети одолжили им теплые шерстяные плащи вместо одеял, но руки обеим после ужина снова связали. В течение всей ночи кмети сторожили их, сменяя друг друга, причем один из пары дозорных почти не спускал глаз с пленниц.
Сон не шел. Думая о своем положении, Лютава чувствовала гнев и негодование. Она тоже понимала, что означает для племени угрян их с Молинкой похищение. Или Ратиславичи попытаются вернуть их и отомстить – тогда ее близкие родичи, отец, братья и прочие, пойдут в бой, из которого многие не вернутся живыми. А если князь Вершина предпочтет переговоры – ей придется навсегда остаться среди вятичей и назвать своим мужем кого-то из рода князя Святко. И это ей, скорее всего, совсем не подойдет! А к тому же угряне будут обязаны дать-таки дружину для хазарской войны. Короче, все было плохо, и Лютава не шутя раздумывала, как бы побыстрее вырваться из рук оковцев. Но и те понимали, как много дает им обладание Вершиниными дочерями, поэтому не спускали с них глаз и не давали ни малейшей возможности что-то предпринять.
Молинка вскрикнула во сне и застонала. Лютава дернулась, скинула дрему, но будить сестру и не подумала. Дух ее, как видно, во сне отправился в опасное путешествие, а если внезапно разбудить, может не успеть вернуться.
– Что такое? – Дозорный, сидевший на земле в паре шагов, вскочил и взмахнул приготовленным ножом. – Тихо вы там!
Видимо, Доброслав пообещал зарубить того, у кого пленницы сбегут, поэтому кмети даже слишком усердствовали, стараясь запугать девушек.
– Сам тише! – свирепо шепнула Лютава. – А то напугаешь, ее дух не вернется, она умрет, а ты с ней заодно в Навь пойдешь! Уж я провожу, дорожку укажу.
Дозорный угомонился и снова сел, но то и дело бросал на них угрюмые взгляды. Он тоже знал, что охраняет не простых девушек, а дочерей и внучек мудрых старых волхвов. В глубине души он был готов к тому, что за ними явятся лешие или еще какая дрянь, и мечтал поскорее довезти их до Твердина и сдать на руки тамошним волхвам.
Честно говоря, сам Доброслав мечтал о том же самом.
В следующий раз ночевали под крышей – Доброслав выбрал довольно большую весь, дворов из десяти, и велел пристать к берегу. Еще не темнело, но его люди очень устали, весь день налегая на весла, несмотря на то что время от времени сменяли друг друга. Здешние жители принимали твердинского княжича с уважением и некоторой тревогой. Все знали, что он ездил к смоленскому князю просить войска, и то, что он возвращался в сопровождении только собственной дружины, не слишком обнадеживало.
В этой веси Доброслав купил пленницам по резному гребешку, по полотенцу, чтобы хоть было чем вытереть лицо после умывания, по ложке – хлебать уху на привалах, и по теплому шерстяному плащу с простыми железными застежками. Все эти приношения обе девушки приняли с удовлетворением: до Твердина путь еще лежал неблизкий, а им, судя по всему, придется проделать его до конца. Если их не догнали и не отбили на Угре, то на подготовку войны в чужой земле Ратиславичам потребуется время.
Доброслав, видимо, угадал, что о побеге его заложницы не думают, поэтому сам немного успокоился и после второго ночлега уже не приказывал связывать их ни днем во время пути, ни даже ночью. Тем более что ночевали они теперь уже только под крышей, и пара дозорных по очереди стерегла снаружи.
В верхнем течении Оки вятичи обитали уже несколько веков. Села здесь были многочисленнее и попадались чаще. На четвертый день пути, под вечер, дружина устраивалась на ночлег, тоже в одной из прибрежных весей. До Твердина оставалось два перехода. Весь попалась несчастливая: две зимы назад сюда заходила неведомая хворь, и теперь две избы из пяти стояли вовсе пустыми. Местный старейшина предложил княжичу устраиваться с его людьми в которой пожелают, и Доброслав занял обе. Кмети уже разложили во дворе костер, варили похлебку на всех в большом железном котле – в него пошла и рыба, выловленная по пути, и две утки, подстреленные в камышах на мелководье ловким парнем по прозвищу Жгун, и горсть ранних грибов, которыми угостили гостпериимные хозяева. Ничего больше они дать не могли, поскольку и сами из последних сил, на грибах, рыбе и травах, дотягивали до нового урожая.
Лютава и Молинка, пока похлебка варилась, обсуждали с зашедшей большухой возможность истопить баню – после долгой дороги под солнцем им хотелось и помыться, и прополоскать рубахи. Вдруг что-то отвлекло их от разговора – какой-то протяжный крик, раздавшийся сверху. Трубный звук летел откуда-то с неба, тревожил – от неожиданности Жгун, мешавший в котле, даже выронил ложку.
А Доброслав мгновенно переменился в лице, вскочил и бросился к реке. Лютава побежала за ним – это все неспроста.
Над рекой и оврагом, вдоль которого вытянулась весь, кружил лебедь – крупный, белый. Завидев людей, он не умчался прочь, а даже снизился, описал еще один круг над крышами и снова закричал.
– Ой! – отчетливо услышала Лютава за спиной голос другого кметя, Кресака. За время подневольного путешествия она запомнила почти всех.
Доброслав, придерживая шапку, не отрываясь следил за лебедем. Белая птица Лады описала над головами еще один круг и скрылась за вершинами рощи. Княжич проводил ее глазами, и на его лице отражались самые разнообразные чувства: волнение, тревога и в придачу скрываемая радость.
Лютава тоже не отрывала от птицы глаз. Та появилась здесь вовсе не случайно. При виде нее Лютаву наполнило стойкое ощущение, что она видит не просто живое, а разумное существо. Или перед ними был посланец богов, или…
На опушке мелькнуло что-то белое, и сразу подумалось, что лебедь, улетевший за лес, возвращается, только почему-то по земле. К тому же он заметно прибавил в росте… только лебединые широкие крылья остались те же.
Из-за деревьев вышла молодая женщина – высокая, стройная. Ее волосы прятались под простым повоем без «рогов» – значит, у нее пока нет детей, – а широкие рукава верхней рубахи спускались до травы. Нетрудно было узнать одежду волхвы, посвященной богине Ладе. Узоры вышивки и пояса, когда женщина подошла поближе, эти догадки подтвердили, но только мало кто стал бы разглядывать узоры, видя перед собой это лицо. Женщина-лебедь отличалась ослепительной красотой – белая кожа, правильные черты, яркие голубые глаза, тонко выписанные черные брови. Ее лицо сияло каким-то победным внутренним светом, выражая гордую уверенность и силу, ум, дружелюбие и даже нежность. Неудивительно, что у кметей, выбежавших из землянки на крик лебедя, при виде нее сделался ошарашенный вид.
Княжич Доброслав шагнул ей навстречу и поклонился.
– Здравствуй, матушка, – хрипловато сказал он.
И Лютава наконец сообразила, кто это может быть. Жрица Лады, да к тому же «матушка» Доброслава – это Семислава, старшая дочь князя воронежских русов-поборичей Будогостя, ставшая младшей женой оковского князя Святко. Мачеха была ровесницей Доброслава, но ему приходилось обращаться к ней с сыновним почтением. Хотя при первом же взгляде на эту пару Лютаву пронзила догадка, что Доброслав испытывает к мачехе не вполне сыновние чувства…
- Предыдущая
- 27/71
- Следующая