Психология лжи. Обмани меня, если сможешь - Экман Пол - Страница 67

Маллой был лишь одним из множества сотрудников NASA, поддерживавших эти преувеличения. Он, вероятно, боялся реакции конгресса на четвертую отмену полета челнока. Это сыграло бы роль антирекламы, противоречащей всем преувеличениям NASA, и могло повлиять на будущие ассигнования. Во всяком случае, тот факт, что еще один перенос даты старта испортит репутацию челнока, не вызывал никаких сомнений. Риск же, связанный с погодными условиями, был лишь возможностью, а не несомненным фактом. Даже инженеры, которые возражали против запуска, не были абсолютно уверены в том, что взрыв непременно произойдет. Некоторые из них потом рассказывали, что еще за несколько секунд до взрыва надеялись, что, возможно, все и обойдется.

Следует осудить Маллоя за то, что он неправильно оценил ситуацию, придавая соображениям менеджмента больше значения, чем предупреждениям инженеров. Специалист по безопасности двигателей Хэнк Шуи, который по запросу NASA изучал историю катастрофы, сделал следующий вывод: «Это не дефект конструкции. Было принято ошибочное решение». Объяснять же или оправдывать неправильные решения самообманом не следует. Надо также осудить Маллоя за то, что он не сообщил начальству, обладающему полномочиями принимать окончательное решение о запуске, полной информации. Фейнман предлагает убедительное объяснение причин, побудивших Маллоя взять на себя ответственность: «Парни, стремящиеся заставить конгресс одобрить их проекты, не хотят и слышать таких разговоров (о проблемах, риске и т. п.). Лучше ничего не слышать, тогда они могут быть более «честными» – они не хотят оказаться перед необходимостью лгать конгрессу! Поэтому их манера поведения очень скоро меняется: все эти “шишки” и менеджеры среднего уровня начинают подавлять всю неугодную им информацию примерно так: “Не надо мне рассказывать о ваших проблемах с какой-то там изоляцией, иначе я буду вынужден запретить полет и заняться устранением неполадок” или: “Нет, нет, надо лететь, лететь, лететь во что бы то ни стало” или: “Не говорите мне об этом; я не хочу этого слышать”. При этом, быть может, они и не заставляют впрямую “молчать”, но не поощряют сообщений, что фактически одно и то же» [262].

Решение Маллоя не информировать руководство об острых разногласиях по поводу запуска челнока можно рассматривать как ложь посредством умолчания. Вспомните мое определение лжи (Глава 1 ЛОЖЬ. УТЕЧКА ИНФОРМАЦИИ И НЕКОТОРЫЕ ДРУГИЕ ПРИЗНАКИ ОБМАНА): один человек намеренно вводит в заблуждение другого человека без какого бы то ни было предварительного уведомления об этом. Не важно, как совершается обман – путем лживых утверждений или путем умолчания о важных фактах. Это лишь технические различия, результат – один.

Здесь уведомление является решающим пунктом. В отличие от человека, выдающего себя за другого, актер не является обманщиком именно потому, что зрители знают о его игре. Несколько более неоднозначна ситуация при игре в покер, поскольку правила допускают некоторые виды обмана (например, блеф), а также при покупке недвижимости, когда не следует ожидать, что продавцы с самого начала честно сообщат настоящую цену. Если Фейнман прав и высшее руководство NASA не поощряло взаимодействия, фактически отказываясь от всякой информации снизу, то это можно считать фактически уведомлением. Маллой, а возможно, и другие в NASA знали, что плохие новости или трудные решения не следует передавать наверх. Если это так, то Маллоя не следует считать лжецом из-за того, что он не проинформировал высших руководителей, поскольку они разрешили такой обман.

Я считаю, что руководители в этом случае полностью разделяют ответственность с Маллоем. Высшее руководство отвечает не только за окончательное решение о запуске, но и за создание атмосферы взаимодействия. И именно оно способствовало возникновению обстоятельств, которые привели к ошибке и к тому, что Маллой предпочел принять решение, не поставив высшее руководство в известность.

Фейнман отмечает черты сходства между ситуацией в NASA и тем, что ощущали чиновники среднего уровня, участвовавшие в деле Иран-контрас (например, Пойндекстер по поводу сообщения президенту Рейгану о своих действиях). Если подчиненные считают, что лицу, обладающему высшей властью, не следует говорить о вещах неугодных (в результате чего у высшего чиновника всегда есть удобная возможность отрицать свою причастность), это приводит к разрушению власти. Бывший президент Гарри Трумэн справедливо отметил: «Здесь кончается ответственность». Президент или высший исполнительный руководитель должен следить за ходом дел, оценивать ситуацию, принимать решения и нести за них ответственность. Другой способ руководства может принести временные преимущества, но он ставит под угрозу любую иерархическую организацию, способствуя превышению власти и создавая атмосферу санкционированной лжи.

Судья Клэренс Томас и профессор Анита Хилл

Противоречивые показания кандидата в члены Верховного суда судьи Клэренса Томаса и профессора права Аниты Хилл, которые были даны осенью 1991года содержат ряд весьма красноречивых свидетельств возможностей лжи. Их драматичная очная ставка, транслировавшаяся по телевидению, происходила всего за несколько дней до того, как Сенат должен был одобрить назначение Томаса членом Верховного суда. Профессор Хилл выступила перед Юридической комиссии Сената с заявлением о том, что с 1981 по 1983 год, когда она была ассистенткой Клэренса Томаса сначала в отделе гражданских прав Министерства образования, а затем когда он стал главой Комиссии по равным возможностям трудоустройства, она не раз подвергалась сексуальным посягательствам с его стороны. «Он рассказывал мне о половых актах, которые видел в порнографических фильмах, в том числе о таких вещах, как половая близость между женщинами и животными, а также о фильмах с групповым сексом или сценами насилия… Он рассказывал мне о порнографических изданиях, где изображались индивидуумы с большими пенисами или большими грудями, совершающие половые акты в различных позах. В нескольких случаях Томас весьма образно рассказывал мне и о своих собственных сексуальных подвигах… Он говорил также, что если я расскажу кому-нибудь о его поведении, то испорчу ему карьеру». Она давала показания совершенно спокойно, не допуская противоречий, и многим казалась весьма убедительной.

Затем, после окончания ее показаний, судья Томас полностью отрицал все ее обвинения: «Я не делал и не говорил ни одной из тех вещей, которые вменяет мне в вину Анита Хилл». Он сказал: «Я хотел бы начать с недвусмысленного, категорического отрицания всех выдвинутых против меня сегодня обвинений». В порыве праведного негодования, вызванного таким явным подрывом его репутации, Томас заявил, что является жертвой нападения, мотивированного расистскими соображениями. Он продолжал: «Я не могу просто с ходу отмести эти обвинения, так как они соответствуют самому худшему из бытующих в этой стране стереотипных представлений о чернокожем мужчине». Жалуясь на Сенат, который заставил его пройти через такую пытку, Томас сказал: «Я бы предпочел пулю убийцы, чем жизнь в таком аду». Он назвал слушание своего дела «изощренным линчеванием наглых чернокожих».

Журнал «Time» писал тогда на первой полосе: «Два заслуживающих доверия и ясно формулирующих свои мысли свидетеля перед лицом всей нации высказывают несовместимые взгляды на события, имевшие место почти десять лет назад». Обозреватель Нэнси Гиббс писала: «Даже выслушав все показания, нельзя быть полностью уверенным в том, что они сами знают, как было на самом деле. И кто из них лжец эпического масштаба?»

Я преследую более узкие цели и сосредоточусь только на поведении Хилл и Томаса во время дачи показаний, не касаясь ни выступления Томаса перед комиссией до возбуждения дела Анитой Хилл, ни истории жизни Томаса и Хилл, ни показаний других свидетелей. Рассматривая только их манеру поведения, я не обнаружил никакой особой специфической информации и отметил лишь не ускользнувший и от внимания прессы факт, что оба говорили и вели себя вполне убедительно. Но их противостояние содержит несколько уроков, касающихся лжи и манеры поведения при обмане вообще.