Светорада Янтарная - Вилар Симона - Страница 70

• Предыдущая
• 70/112
• Следующая

– Изыди, сатана! Изыди, дьявольское наваждение и блуд! Я повелеваю, прочь, скверна!

Он двигался по вестибюлю прямо на них, обе женщины сжались, стали отступать, а когда Евфимий остановился перед ними, обе невольно опустились на колени. Грозно сверкая очами, Евфимий уже поднял руку, словно собираясь проклясть, как вдруг обратил внимание на их приличествующие скорее походу в церковь, нежели блуду темные одеяния, уловил даже запах ладана, каким пропитались их одежды в церкви. И его поднятая с двумя сжатыми перстами рука медленно опустилась.

– Госпожа Ксантия? Следуйте за мной.

Светорада, придерживая на голове широкое покрывало, почти бежала за широко шагавшим Евфимием, пока тот шел по одной из аллей сада. У нее было ощущение, что патриарх все еще находится в неком священном трансе, – такая непонятная энергия исходила от него. И только когда Евфимий едва не налетел на кладку стены, он замер, растерянно огляделся и, переведя дух, устало опустился на каменную скамью перед небольшим, облицованным мрамором бассейном.

– Ох, горько мне! Горько видеть, как эти подобия божьи превращаются во всякую мерзость и скверну. Ох, тяжело…

Он потупился, склонил голову, будто его высокая скуфья с расширенным верхом стала ему непомерно тяжела. Долго сидел молча.

– Владыко?.. – осмелилась напомнить о себе Светорада.

Не поднимая головы, он сказал:

– О многом неподобающем поведал мне несчастный Варда Солунский…

«За тем его и посылала», – с потаенным злорадством подумала княжна, довольная, что все правильно рассчитала. Но ей тут же стало стыдно за свои мысли, когда Евстафий поднял на нее глаза – больные, страдающие, мудрые. Они были рыжими в крапинку. «Как перепелиное яйцо», – подумала Светорада, чтобы отделаться от ощущения жалости к этому человеку, который свой сан получил отчасти с ее помощью.

– Вам известно, женщина, какие надежды относительно самбазилевса возлагал на вас император Лев?

Княжна медленно кивнула. Но сказала, что у нее нет сил, что она слишком слаба и ничтожна, чтобы справиться со всеми друзьями и приспешниками Александра. Она устала… она сама стала жертвой.

– Я понял, – вздохнул патриарх. – Вы не защищены ни правами супруги, ни достойным положением, ни помощью родни. Вы – бедная сирота, на которую взвалили непосильную ношу.

У Светорады вдруг на глаза стали набегать слезы. Она отвернулась, чтобы украдкой смахнуть их.

Патриарх же продолжал. Сказал, что, несмотря на всю ее слабость, она прекрасна и мудра, с ней считаются императрица Зоя и евнух Самона, о ней высокого мнения Лев Философ. Да и кесарь никогда не был так долго увлечен одной женщиной. Поэтому, видимо, ей на роду написано стать спасительницей души заблудшего брата императора.

Княжна попыталась было возразить, но Евфимий поднял руку, призывая ее к молчанию.

– Данной мне властью я постараюсь помочь вам. Я займусь разводом кесаря и Софьи Дуки, потребую аннулировать его как давно недействующий и сообщу об этом нашему духовенству. И тогда вы по праву будете считаться невестой самбазилевса. Вас наделят соответствующими регалиями и положением, вы не будете зависеть только от воли Александра, но за это вы должны стать ему доброй супругой и советчицей. А пока вы будете оставаться ему невестой, чистой и непорочной. Сейчас наступило время Великого Поста, и я запретил кесарю вступать в плотскую связь. У вас же я сам приму исповедь и отпущу грехи. И когда, спустя время, вы снова сможете быть вместе, я лично соединю ваши руки перед алтарем под ангельское пение.

Светорада удивленно смотрела на Евфимия, понимая, что сейчас он открывает дорогу всем ее недавним чаяниям и надеждам. Казалось бы, она должна ликовать. Но не получалось. Что– то уже сломалось и умерло в ее душе, она не могла радоваться. Но что ей оставалось теперь? Смириться и понять, что она все же будет защищена и устроена.

– А теперь на колени, дитя мое.

Княжна толком так и не научилась исповедоваться. Просто рассказывала, как некогда влюбилась в кесаря, как ее надежды медленно умирали, а затем в сердце воцарилась пустота. Говорила она достаточно долго, а когда умолкла, патриарх сказал:

– Я могу отпустить вам все грехи, кроме одного. Уныние – это смертный грех. И вам надлежит самой бороться с ним.

«Мое имя – Светлая Радость», – печально подумала княжна. И с грустью признала, что она действительно охвачена унынием. Грехом…

– Вас слишком долго питали одни разочарования, дитя мое, – негромко говорил патриарх, полуприкрыв глаза. – Разочарования! Ничто так не опустошает душу.

– Но мы ведь разочаровываемся все время, пока живем, пока видим, что мир далеко не так совершенен, как хотел Творец. На что нам надеяться?

– В вашем вопросе уже кроется ответ. Нас питает надежда. Пути Господни неисповедимы. И нас всегда что– то ждет на жизненном пути. А Творец куда мудрее нас, смертных, и каждому воздает по заслугам.

Когда Евфимий величественной походкой удалился, Светорада еще долго размышляла над его словами. О, как же ей хотелось вновь обрести надежду!

Когда княжна вернулась во Влахернский дворец, там царила суета. Но суета совсем иного рода: бегали слуги, выносили какие– то сундуки, тащили вещи, сновали посыльные. Александра Светорада обнаружила в вестибюле. Он одиноко сидел на лестнице, прислонившись виском к золоченому завитку перил.

– Анафема! – тихо произнес он, когда она подошла и присела рядом. – Он подверг меня анафеме. И не будет мне ни отпущения грехов, ни причастия, ни разрешения входить в храмы, пока я не совершу паломничества в Святую землю.

Светорада поняла, что Александр уезжает, причем уезжает надолго. Она ничего не могла сказать, поскольку еще не определила, каково ее отношение к этой новости. Но горевать она пока не собиралась.

А вот Александр переживал.

– Разве мало христианских святынь в богохранимом Константинополе? Так почему я должен плыть за моря? И разве я такой уж грешник, чтобы накладывать на меня столь суровую епитимью? Мы теперь долго не увидимся, моя нежная наяда.

Вздохнув, Александр посмотрел ей в лицо. Глаза были грустные, пустые и… словно бы слепые. Светораде стало жаль его. Поэтому она ласково погладила кесаря по голове. Она всегда хотела быть под защитой сильного мужчины, но теперь сама должна стать Александру и нянькой, и женой, и наставницей.

Тем не менее она была тронута, когда Александр перед отъездом прежде всего позаботился о ней. Он сказал, что Светорада вольна выбирать, где ей жить. Так, она может остаться во Влахернском дворце, хотя тут ей будет не очень удобно, поскольку по приказу императора Константин Дука по– прежнему останется здесь под охраной. Светорада может расположиться и в Палатии, но уже не в Дафне, который занял и не желает отдавать Самона, а в прелестном строении из розового мрамора, называемом Маргарит. Из казны Ксантии назначили содержание, а базилевс (по совету патриарха Евфимия) дал ей высокий титул севасты.[123]

В результате Светорада неожиданно для себя вознеслась на недосягаемую ранее высоту. Теперь она могла проводить немало времени в окружении императора, имела право законно носить украшенный каменьями лор, перед ней преклонялись и благоговели. И все же, когда княжна провожала кесаря в его паломничество, она не выглядела счастливой. Многие считали, что это связано с разлукой жениха и невесты, но на самом деле Светорада просто не могла отделаться от чувства разочарования в своих надеждах на любовь. Она утешала себя тем, что теперь защищена, но защита в сверкающем Палатии не выглядела надежной, приветливость Александра не избавляла ее от ощущения опасности, а главное, она с трудом подавляла в себе желание заявить всем, что разлюбила своего жениха и предстоящий брак не радует ее. Только при мысли, что этот брак состоится не сразу, она испытывала некое… нет, не облегчение, а просто покой. Да, она пока передохнет от всего этого, а там… Как судьба сложится.

• Предыдущая
• 70/112
• Следующая