Робинзон в русском лесу - Качулкова Ольга - Страница 9
- Предыдущая
- 9/31
- Следующая
У «русского Робинзона» Пятница оказался и заботливее, и смышленее своего господина.
Я выложил инструменты из ящика и подвинул его к Васе, а потом принялся ощипывать и жарить утят. Одновременно я рассказывал ему свой план о глинобитном доме. Он слушал меня с видимым удовольствием, изредка вставляя свои замечания.
К концу завтрака мы решили: строиться на этом же месте, дом сделать глинобитный и начать его строить сегодня же.
Саженях в трех от нашего шалаша стояла прекрасная высокая и толстая ель. Лес в этом месте был довольно редок, и вокруг нее зеленела лишь молодая лиственная поросль. Мне пришло в голову, что эта ель может служить основой всей нашей постройки. Покатость почвы можно будет сравнять.
Скоро подошел ко мне Вася, и мы условились рубить ель сажени на три от земли, комель оставить посредине будущего жилья. Поначалу я хотел было не трогать ее совсем, но Вася очень основательно заметил, что тогда, качаясь во время бури и ветров, она будет ломать нашу постройку. Мы понимали, что срубить такого колосса, да еще высоко от земли, — дело опасное, поэтому сначала обдумали, как бы это сделать, не поплатившись жизнью или, что еще ужаснее, уродством или калечеством. Я взобрался на дерево и стал обрубать ветви. Вася внизу оттаскивал их подальше. Только на высоте четырех саженей я оставил с северной стороны одну ветку, достаточно толстую, чтобы она могла выдержать меня и Васю. Я слез на землю, и мы вдвоем расчистили место, куда по нашим расчетам должна упасть ель. Окончив это, мы оба на несколько минут остановились и с некоторой робостью посмотрели на великана, которого уже изуродовали и собирались погубить совсем.
— Эх! Смелым Бог владеет! — лихо крикнул Вася, бойко залез на дерево и сделал довольно глубокий надруб с южной стороны.
— Захватите пилу и полезайте сюда! — позвал он меня. Мы уселись верхом на ветке и принялись пилить со стороны надруба. Дело хотя и медленно, но все-таки продвигалось. Наконец, дерево заметно наклонилось к югу. Мы удвоили усилия, пилили несколько минут и опрометью спрыгнули на землю. Пронесся уже знакомый нам гневный и скорбный стон, и на расчищенной нами поляне осталась стройная колонна с одинокой ветвью, а колоссальная косматая вершина, как мертвая, лежала у ее ног.
В этот день мы успели только очистить вершину и сделать из нее две стойки для будущей постройки.
— А ведь это хорошо, что мы затеяли тут такой шум и гам, — заметил Вася, — это хоть немного распугает окрестное зверье.
На другой день мы вырубили еще две главные стойки и вкопали их по четырем углам так, что старая толстая ель осталась в центре. Эти четыре столба мы соединили с нею длинными жердями, что образовало основу крыши, а от одного столба до другого тоже протянули по жерди внизу и вверху. Так как у нас не было достаточно толстых гвоздей, то мы на скрепах проворачивали дырки коловоротом и в них уже загоняли деревянные штыри. Закончив остов, мы принялись выводить стены, а для этого между стойками настелили еще жердей на расстоянии полуаршина одна от другой и затем стали переплетать между ними ветки более гибких сортов деревьев. У озера было очень много тонкой и длинной лозы. Она плелась так хорошо и аккуратно, что стена наша стала похожа на плетеную корзинку. К концу четвертого дня самой усиленной работы у нас была закончена вся внешняя стена. На пятый день мы принялись за вторую, внутреннюю, которую повели на расстоянии восьми вершков от первой. Промежуток между ними мы рассчитывали засыпать землей, а снаружи и изнутри вымазать весь дом глиной. Поэтому, когда мы вывели вторую стену до двух аршин высотою, — а вся она была в три, то начали ровнять пол избы, то есть скалывать ту часть его, которая направлялась к вершине, и получаемую землю всыпать между двумя плетениями. Но скоро этой земли оказалось недостаточно. Мы призадумались, откуда брать ее еще.
— А вот что, — сказал Вася — уж если пошло на то, чтобы обезопаситься от врагов — зверей, так сделаем это совсем по-настоящему! Обмерим вокруг дома саженей по пять во все стороны и обезопасимся рвом, а землю из него всыплем в стены.
Так мы и начали делать, но скоро нам пришлось отказаться от этой затеи. Погода переменилась — начались дожди и ветры. Дождь лил и днем и ночью, крыши над нашей постройкой еще не было, а потому в рыхлую землю между стойками набралось пропасть дождевой воды, потоки, постепенно прибывавшие с вершины, еще увеличивали ее количество. Вместо стен образовалась жидкая грязь, медленно выползавшая сквозь щели плетня, кроме того, от тяжести этой сырой массы плетни стало распирать так, что они грозили, наконец, упасть. Мы совсем приуныли. Такая масса затраченного труда, и все напрасно! У нас, что называется, и руки опустились. Два дня мы ничего не делали.
На третий, с утра, мы тоже не собирались работать, а как два волчонка в непогоду, лежали в кое-как исправленном шалаше и угрюмо прислушивались к вою и шуму ветра да и к хлесту дождя.
Вдруг я вскочил, как ужаленный, и радостно крикнул:
— Вася, а ведь мы можем окончить свой дом, да гораздо легче и лучше, чем думали сначала!
Мой Пятница лениво и недоверчиво повернулся ко мне.
— Да ведь и в глинобитный мы с вами верили, — медленно проговорил он, — думали, что он и легко нам дастся, и чуть не прочнее каменного выйдет, а вон он раскисает под дождем.
— Да оно хорошо бы и вышло, если бы у нас была солома, — горячо вступился я за свое изобретение. — В настоящих глинобитных постройках очень важна солома, конский навоз и хорошая погода, а у нас… Да, впрочем, не в том дело! Ты послушай, я выдумал такой материал, который у нас всегда, под рукой, и тепло держать будет, и сырости не допустит.
— Господи! Клад какой! — угрюмо подшутил Вася.
— Да, именно клад! — продолжал я настойчиво. — Знаешь ты, отчего люди дом из дерева строить начали? Ага! Что, не знаешь?! Ну, так слушай. Все тела разделяются на хорошие и плохие проводники тепла. Например, дерево — плохой проводник. Палка с одного конца горит, а ты другой держишь и не чувствуешь ничего. А раскали-ка конец железной палки, так жар по ней так и побежит — живо бросишь! Так и в постройках. У тебя стены деревянные. Ты натопил у себя, — оно и тепло! Снаружи мороз трескучий, а дерево всего тепла наружу не выпускает, возле себя держит. А будь у тебя стена железная, она бы согревалась теплом сама, а остывала снаружи от морозу — так и провело бы все твое тепло. Понимаешь?
— Понимать-то понимаю, да только это вы что ж? Опять за бревенчатую избу браться хотите? Что ж, давайте строиться, в будущем году об эту пору готова будет! А мы до тех пор замерзнем либо помрем без покаяния!
Он, видимо, упал духом.
— Да нет же, Вася! — вскричал я с досадой. — Я об бревнах и не думаю, потому что знаю, что это дело нам не по плечу. А вот что: в некоторых местностях строят ледники так, как мы начали с тобою нашу постройку, только промежуток между плетнями наполняют угольями. А они со своими промежутками, в которых размещается воздух, такой плохой проводник, что не впускают в ледник ни капельки солнечного тепла и лед держится очень долго. Если они не впускают тепло с улицы, то не выпустят его и из нутра, когда оно там будет. Так ведь? Понимаешь?
— Давно бы так и сказал! — и обрадовался, и рассердился Вася, — а то я про ваши тела да проводники ничего не понял. Так пойдемте же скорее работать. Теперь хоть и дождь, давайте рубить лес, сырой жечь можно. С этого дня мы постоянно вставали с рассветом и ложились впотьмах. Мысль настоять-таки на своем и создать себе прочное убежище очень воодушевляла нас. Чтобы избавиться от необходимости каждый день охотиться, мы стали ставить на уток разные силки, которые готовили перед сном, сидя у костра.
Особенно удачно действовала петля. Мы убивали лягушку и привязывали ее так, что, когда утка хотела схватить ее, то попадала головой в петлю, которая затягивалась, душила ее. Кроме того, в лесу появились грибы и ягоды, которые стали немалым подспорьем в нашем столе.
- Предыдущая
- 9/31
- Следующая
