Гайдзин - Клавелл Джеймс - Страница 314

• Предыдущая
• 314/338
• Следующая

— Что это? — спросил он по-французски. Она удивленно посмотрела на него.

— Прошу прощения?

Теперь, когда она снова закрыла окно, запах исчез.

— Ничего, мне показалось... — Сегодня все в ней было для него соблазнительным. — Ничего, пожалуйста, садитесь. Вот сюда.

Она послушно села рядом, неловко толкнув его при этом и хихикнув. Она налила им ещё саке, её рука дрожала. С довольной улыбкой он выпил с ней; саке согревало его, но не так, как была согрета она. Под покрывалом её нога коснулась его ноги. Его рука потянулась к ней, вторая обняла за талию, и они поцеловались, шепот её губ был тихим и влажным, язык — чувственным. Его рука передвинулась выше, и Хинодэ со смехом высвободилась из его объятий.

— Подождите, Фурансу-сан, подождите, не здесь, сегодня...

Как взволнованная школьница, она оттолкнулась от него, поднялась на ноги и направилась в спальню с её единственной лампой, чтобы по обыкновению потушить её и лишь потом, когда она приготовится в темноте, пригласить его войти. Но сегодня она остановилась на пороге, оперлась рукой о стойку, чтобы не потерять равновесия, и повернулась к нему; глаза её горели.

— Фурансу-сан.

Не сводя с него взгляда, она принялась напевать про себя, вынимая из волос длинные заколки, пока черная волна не сбежала вниз до пояса. Теперь она распустила оби и дала ему упасть. Короткий смешок. Затем кимоно, оно тоже соскользнуло на пол. В один миг у него захватило дух, и он застыл пораженный. Золото её нижнего кимоно мерцало в пламени свечей, прозрачный шелк одновременно и обнажал, и прятал. Снова кончик её языка пробежал по губам. Она кокетливо развязала завязки и позволила нижнему кимоно слегка приоткрыться. Под ним не было никакой одежды. Только узкая полоска её тела стала видна, от шеи до крошечной ступни. И все это время с губ не сходила та же загадочная улыбка, глаза манили, принуждая его ждать, обещая и мучая. Ветер застучал дверью-сёдзи, но они не услышали этого.

Его сердце никогда не колотилось так сильно. Он заставил себя оставаться на месте. Теперь он мог видеть, как вздымается и опускается её грудь, как напряглись под шелком соски её маленьких грудей. Когда ожидание стало невыносимым, он поднялся и шагнул к ней. Его руки были нежны, и он вложил в поцелуй всю глубину страсти, на какую был способен. Он стоял рядом с ней, высокий и сильный, и она обмякла в его объятиях. Легко подняв её на руки, он положил её на футоны в спальне и сорвал с себя одежду. И опустился рядом с ней на колени, в экстазе глядя на неё в мягком свете.

— Je t'aime, je t'aime.

— Посмотрите, Фурансу-сан, — сказала она, лежа перед ним с милой улыбкой. Её пальцы показывали на внутреннюю поверхность бедра. Какое-то мгновение он не понимал, о чем она. Потом заметил красное пятно. Сердце едва не выпрыгнуло из его груди, рот наполнился желчью. — Посмотрите, — повторила она, так тихо, все с той же улыбкой, глаза такие темные в скудном свете. — Это началось.

— Это... это нет ничего, — произнес он, задыхаясь. — Ничего.

— Это все. — Она посмотрела ему в лицо. — Пожалуйста, дайте мне нож.

Его голова дернулась назад, глаза перестали видеть что-нибудь, кроме язвы, заполнившей собой весь мир. Сделав неимоверное усилие, он потряс головой, чтобы прогнать наваждение. И заставил глаза смотреть. Но это не прогнало изо рта мерзкий, тошнотворно кислый привкус.

— Пустяки, это просто... это пустяки, совсем даже не о чем говорить, — проскрипел он. Чем внимательнее он всматривался, тем менее страшным казалось ему это пятно. — Это просто потертость, только и всего.

— Пожалуйста? Вы должны говорить по-японски, Фурансу-сан, прошу прощения.

— Это... это нет болезнь. Не это. Просто... просто тугая повязка на бедрах, ничего не волноваться. — Он протянул руку, чтобы накрыть её и задуть лампу, но она остановила его. Мягко.

— Прошу прощения, это началось. Пожалуйста. Дайте мне нож. Как всегда, его нож был в ножнах, висевших на ремне. Как всегда. Вместе с одеждой, грудой лежавшей сейчас позади него.

— Нет, пожалуйста, Хинодэ, не надо нож, нож плохо, не нужно нож. Это... это пятно ничего.

Сквозь свой кошмар он видел, как она слегка покачала головой и повторила свою просьбу, ставшую теперь приказанием. У него задрожали руки и ноги, голова начала непроизвольно подергиваться, он не мог остановить эту дрожь, как не мог остановить бессвязного бормотания на японском и французском, которое сплошным потоком изливалась из него, прося, умоляя, объясняя, что это всего лишь маленькое пятнышко, ничего больше, хотя он и знал, что это не так. Болезнь началась. Она была права. Это началось, началось. Волна горечи подкатила к самому горлу. Он едва сумел остановить рвоту, бормоча без остановки.

Она не прерывала его, хуже, просто лежала и терпеливо ждала, когда припадок пройдет. Тогда будет какое-то решение.

Он сказал умоляющим голосом:

— Послушайте, Хинодэ, пожалуйста, нет нож. Пожалуйста. Не могу... Это... это ничего. Скоро проходить. Смотрите я, смотрите! — Он в отчаянии ткнул в себя пальцем. — Ничего, нигде. Этот маленький, скоро проходить. Нет нож. Мы жить. Нет бояться. Счастливый. Да?

Он увидел, как по её лицу промелькнула тень, её пальцы снова коснулись язвы, и опять он услышал то же монотонное: «Это началось».

Он нацепил улыбку, но не знал, как уродливо она выглядит, и сколько он ни уговаривал, ни хитрил, ни изворачивался, она продолжала задавать один и тот же вопрос, тихо, мягко, вежливо, выводя его из себя все больше и больше, пока он не почувствовал, что сейчас взорвется.

— Это ничего, — хрипло произнес он. — Понимаешь?

— Да, я понимаю. Но это началась. Neh?

Он уставился на неё со злобным лицом, потом его ярость прорвалась наружу и он закричал:

— Ради Христа Спасителя, да! Да! ДА! Хай! Посреди пронзительного молчания она сказала:

— Благодарю вас, Фурансу-сан. Тогда, пожалуйста, раз вы согласились, что это началось, пожалуйста, как вы обещали, дайте мне нож.

Его глаза налились кровью, в уголках рта выступила пена, пот катил градом, и он был близок к безумию. Рот открылся, и этот рот с непреложностью произнес то, что он всегда знал, что он произнесет:

— Нет нож. Киндзиру! Запрещается! Не могу. Нельзя. Вы слишком ценность. Запрещается. Нет нож.

— Вы отказываетесь? — Тот же мягкий тон, никакой перемены в лице.

— Хинодэ, вы солнце, мое солнце, моя луна. Не могу. Не хочу. Никогда, никогда, никогда. Запрещается. Вы оставаться. Пожалуйста. Jе t'aime.

— Пожалуйста, нож.

— Нет.

Долгий вздох. Хинодэ покорно поклонилась ему, свет внутри неё потух, она принесла два полотенца, влажное и сухое, и опустилась на колени рядом с постелью.

— Вот, господин.

С хмурым, покрытым потом лицом он смотрел на неё.

— Ты согласна?

— Да, я согласна. Если таково ваше желание.

Он схватил её за руку. Она оставила её безжизненно лежать в его руке.

— Правда, согласна?

— Если вы этого желаете. Как вам угодно, — ответила она, но с печалью в голосе.

— Нет просить нож, больше никогда?

— Я согласна. С этим покончено, Фурансу-сан, если таково ваше желание. — Голос звучал нежно, лицо было спокойным, оно стало другим и при этом осталось прежним, тень печали легла на него. — Пожалуйста, теперь довольно. Все кончено. Я обещаю, что больше никогда не попрошу, пожалуйста, извините меня.

Гора свалилась с его плеч. Он весь осел от облегчения.

— О, Хинодэ, je t'aime, спасибо, спасибо тебе, — заговорил он срывающимся голосом, — но, пожалуйста, нет печальная, нет печальная. Je t'aime, спасибо тебе.

— Пожалуйста, не благодарите меня. Это ваше желание.

— Пожалуйста, нет печальная, Хинодэ. Я обещаю, все очень хорошо теперь. Чудесно. Я обещаю.

Она медленно кивнула. Неожиданная улыбка омыла её лицо и стерла с него всю печаль.

— Да, и я благодарю вас, и да, я больше не печальна.

Она подождала, пока он вытрется, потом унесла полотенца. Он проводил её взглядом, упиваясь ею и своей победой. Она прошлепала босыми ногами по татами в другую комнату и вернулась с двумя бутылочками саке. С нежной улыбкой она предложила:

• Предыдущая
• 314/338
• Следующая