Огненный омут (Дикое сердце) - Вилар Симона - Страница 68

• Предыдущая
• 68/105
• Следующая

Они узнавали идущую от него волну энергии. Многие опустили глаза. Но не все.

– Ты нахален, как сам Локи, – шагнул к Ролло Геллон Луарский. – Мы все сегодня видели, как ты предал нас из-за своей шлюхи…

– Прикуси язык, Геллон! Женщина, о которой ты говоришь, моя жена, мать моего наследника, ваша королева! И никто не смеет отзываться о ней дурно, если не хочет, чтобы я вогнал мечом его оскорбление в глотку!

– Ты предал нас из-за нее, – не унимался Геллон. – Все видели это. Мы почти взяли город, беру Тора в свидетели!

– Тора? Сам Бог войны остановил нас, ниспослав грозу. Ибо только безумец может продолжать штурм в такое ненастье, когда ветер и вода слепят воинов, когда не видно ни зги, а лестницы становятся скользкими и опасными для подъема.

Конец его речи потонул в оглушительном раскате грома. Ливень, казалось, усилился, застучал по тенту шатра, как барабанная дробь. Град. Несколько крупных градин даже закатились под полог шатра. Норманны глядели на них. Понимали, что Ролло прав, и если не конунг, то сами небеса вынудили бы их остановить наступление.

Про себя Ролло мысленно возблагодарил Тора и пообещал за поддержку принести ему богатые жертвы. Вслух же сказал:

– Вы что, собираетесь наказать меня, казнить на глазах у франков, чтобы тем порадовать их сердца? Но кто возглавит войско? Ты ли, Лодин, так жаждущий победы, или ты, Геллон, рвущийся к власти? Когда-то твое честолюбие привело к разрыву меж нами, и ты бы, конечно, хотел стать главой викингов. Но с чего ты решил, что нормандцы признают своим конунгом луарца? А ты, Рагнар – уж не думаешь ли ты, что так успел прославиться, что при звуках рога крещеного северянина поклонники Одина захотят проливать за тебя кровь?

– Мы бы собрали тинг,[52] – как-то неуверенно вставил Лодин. – Мы выбрали бы достойного…

Ролло рассмеялся.

– И как долго вы решали бы вопрос выбора нового главы?

– Но существуют законы… – настаивал Лодин.

– Наши законы, что столь сильны в земле фиордов, забыты в этих краях. А новые законы – моя воля. До сих пор вы подчинялись им, и пусть кто-нибудь из вас помянет всех богов и скажет, что это были плохие законы, недостойные вас.

Теперь Ролло из обвиняемого превратился в обвинителя. И викинги отводили взгляд, как всегда подчинялись колоссальной силе, которую он излучал. И когда Ролло почувствовал, что они смиряются, он перевел дух. Опустился в складное кресло, как в трон, движением небрежно свисающей с подлокотника руки велел им сесть.

– Клянусь Одином, Тором и рогом Хеймдалля, но я привел вас сюда. Я остановил вас, но я же и впущу вас в город. И произойдет это не позднее, чем этой ночью. У меня есть план, как проникнуть в город и открыть перед вами ворота. – Ярлы переглянулись. Уж не ослышались ли они? И что замыслил конунг? – Но прежде чем я посвящу вас в свой план – мне следует предупредить вас. В Шартре – оспа.

И он спокойно поведал, что этой ночью от двух беглых горожанок узнал, что означают эти костры и запах извести над городом. Франки сжигают трупы умерших и засыпают их тела известью. А колокольный звон над Шартром – это набат по умершим.

Теперь он выжидал. Он мог руководить ими, но не обманывать их. И в любом случае они должны знать, что он им предлагает. И он выжидал, пока не утихнет шум. Ибо они опять заговорили все сразу: одни пришли в ужас, другие, и Геллон больше всех, говорили, что зачем им этот город, раз викинги потратили на него столько сил, а в итоге еще могут и заразиться. Геллон тут же встал, говорил, что он немедленно покинет это проклятое место, и ему и дела нет, что решат о его уходе викинги. Свою славу и богатство он завоюет и в других местах, где нет заразы. И он засмеялся, вздернув подбородок с раздвоенной бородой.

Ролло поднял руку, призывая к тишине.

– Эпидемия в городе началась более месяца назад, – спокойно сказал Ролло. – Когда зараза не распространяется по открытому пространству, то она идет на убыль, и за такой срок сама сходит на нет в одном месте. Слабые умирают, сильные выживают, иных она и вовсе минует. И если мы войдем в город сейчас, нам уже не так и страшна будет болезнь. А монастыри Шартра, их сокровища, богатство горожан – все это будет вашим. Чтобы вы могли жить королями до конца дней. А если ты, Геллон, уйдешь… как уже ушел однажды… Что ж – жаль. Ибо я думал поручить тебе ввести войска в город, когда откроют ворота.

Он увидел, как нервно задергался один из кончиков бороды Геллона. Ролло знал уязвимое место ярла, знал, что сказанным попадет прямо в точку. Геллон честолюбив, а если он введет войска в Шартр, то именно ему будет принадлежать слава покорителя города.

Ну тут Рагнар, недовольный, что вся слава достанется другому, луарцу, резко высказался против:

– Зачем нам спешить и рисковать? Стоит обождать, и ослабленный оспой Шартр сам падет перед нами, как падает с яблони подгнивший плод. Мы добудем богатство, но обойдемся без жертв. Или Ролло не терпится вернуть сбежавшую от него красавицу?

Последняя фраза – как пощечина. Но Рагнар понимал, что после того, как Ролло ради Эммы, едва не обезумев, останавливал штурм, он вполне может поиграть на его нервах. Шутка, с одной стороны, издевка – с другой, но и напоминание викингам, что Ролло все же пошел против них ради своей женщины.

Ролло побледнел, но сдержался. Видел, что половина его ярлов поддержали Рагнара, но другие были возмущены подобной выходкой. Горячий Галль так и подскочил, его лицо покраснело.

– Не тебе, датчанин, столько раз предававшему норманнов, упрекать Ролло. Мы еще не забыли, как ты сам, как щенок, бегал за Белой Ведьмой.

Все вмиг загалдели. Кто принимал сторону Галля, кто выступал за Рагнара. Казалось, ярлы забыли, зачем собрались, шумели так, что не заметили, когда и закончилась гроза. Того и гляди схватятся за оружие. И тут кто-то крикнул:

– Глядите!

Только сейчас они почувствовали запах горелого мяса. Замерли. Ролло спокойно глядел на них, опустив руку на уголья треноги светильника.

– Я клянусь вам, что блюду ваши интересы, когда спешу со сдачей Шартра.

Божья клятва. Ее не нарушают. И та выдержка, с какой конунг держал ладонь в огне, подтверждала его правоту.

Первый не выдержал Лодин и резко оттолкнул руку конунга в сторону. Дышал так, словно сам испытал боль.

– Я верю тебе, Рольв. – И он медленно опустился перед ним на одно колено.

А потом они все. Последний опустился Рагнар, словно нехотя. Ролло оглядел их склоненные головы. Он добился своего, доказал, что достоин властвовать над ними. Рука болела… Ладонь вся взбугрилась волдырями. Он старался не замечать запаха собственной горелой плоти. Оглядел склоненные головы, и у него кольнуло сердце. Да, он опять взял их своей силой, своей волей. Они опять готовы признать его. Хотя он шел сегодня против них. Ради женщины, которая ему изменила…

Он не стал думать об этом. От этих мыслей он может вновь ослабеть. А сейчас ему должно оставаться сильным.

Резко тряхнул головой, отбросив с лица волосы. Потом сделал короткий жест здоровой рукой – приказ подняться. Он подчинил их, но не должен унижать.

– Я не хочу, чтобы вы верили мне на слово. Поэтому сообщаю, что узнал. В городе ждут подмоги. Ждут давно. Я не знаю, что удерживает герцога франков, но он может явиться в любой миг. Поэтому нам надо спешить. Город будет наш – я обещаю. И не позднее, чем сегодня. А теперь слушайте.

Он сел в кресло. Свесил обожженную правую руку. Левая привычным жестом легла на рукоять Глитнира. Он заговорил. Ярлы слушали. План был дерзок, но обнадеживал. И они верили ему.

– А моя жена… – закончил Ролло. – Пусть это будет моя забота. И только мне решать, как с нею поступить.

Одно из крыльев богадельни аббатства Святой Марии заходило в сады монастыря. Здесь еще с начала эпидемии оспы в Шартре были изолированы с грудными детьми наиболее знатные горожанки. Изолированы даже без прислуги, ибо она могла принести инфекцию. И знатным дамам приходилось все делать самим – и стряпать, и стирать, и ходить за детьми. Малышей было больше, чем женщин, они хныкали в люльках, те, что постарше, расползались по полам, как жучки. Женщины сбивались с ног, следя за ними. У некоторых от волнения и усталости закончилось молоко. Пришлось попросить монахов выделить им двух-трех ослиц. Ослиное молоко жирное, питательное – дети охотно ели его. Засыпали.

• Предыдущая
• 68/105
• Следующая