Дочь кузнеца - Сергеева Ольга И. - Страница 8

- Боги мои! - воскликнула Марыти, бросаясь к ребенку. И еще раз, потому что не было никаких иных слов. - Боги мои!

Когда жители деревни, возглавляемые старостой с вилами наперевес и самим мужем Марыти, сжимавшем в руке топор, спустились к реке, они увидели, что женщина стоит на коленях в снегу и судорожно прижимает к себе ребенка - девочку, немыслимо худую, одетую в невообразимые лохмотья, в которых лишь с трудом можно было узнать платье и добротный когда-то плащ, с превратившимися в сплошной грязный колтун светлыми волосами, с серым от измождения лицом, покрытым глубокими царапинами, только начавшими затягиваться. Женщина плакала, прижимая голову ребенка к своей груди, но в глазах девочки, смотревших на подошедших людей поверх ее плеча, не было ни слезинки.

Муж Марыти - Яков опустил топор и осторожно приблизился, тронул свою жену за плечо. Та вздрогнула и обернулась, потом медленно поднялась на ноги, по-прежнему прижимая к себе девочку. Яков посмотрел на ребенка, только сейчас начиная понимать, почему его жена так страшно кричала и почему сейчас она плачет.

- Кто это? - спросил он.

- Она вышла из леса, - неуверенно произнесла Марыти.

- Она не из нашей деревни, - покачал головой не молодой уже, но высокий и крепкий седобородый мужчина - староста. - Откуда она могла здесь взяться?

- И сколько времени она была в лесу? Посмотрите на нее! Она едва стоит на ногах! Как ее только дикие звери не загрызли!

В толпе крестьян поднимался шум, но девочка словно и не слышала его и уж точно не понимала, что весь этот переполох из-за нее. Ее серые глаза, казавшиеся еще огромнее на осунувшемся личике, смотрели куда-то вдаль, поверх голов людей, скользили по деревне, казавшейся на высоком берегу.

Это была большая деревня, на ее околице даже стояла корчма, гостеприимно распахивавшая двери навстречу любому проезжему гостю. Заниле, нигде никогда не бывавшей кроме своей родной деревни, она могла бы показаться просто огромной, если бы она понимала, что видит перед собой. Она шла по лесу много дней. Она сама уже не помнила, сколько. Дни и ночи слились для нее в мелькании деревьев. Она уже давно не чувствовала ни голода, ни холода, ни отчаяния, ни страха. Иногда она падала в снег от усталости, и сознание ее проваливалось в пустоту без снов. Потом она снова открывала глаза, заставляла себя подняться на ноги и идти вперед. Она не пыталась выбирать дорогу. Может быть, она плутала по кругу, но дух леса не стал ее убивать. Он уже приготовился уснуть на долгую зиму, и ему ни к чему были беспокойные пленники в его сетях. На рассвете неизвестно какого по счету дня деревья вдруг расступились, и между ними блеснула свинцовая гладь реки. Может быть, это была та самая безымянная речка, что петляла меж крутых холмов возле ее родной деревни - Занила не знала, но здесь, к югу от леса, она текла спокойно и величественно.

Занила стояла на берегу реки. Ее взгляд скользил по незнакомым лицам чужих людей, не замечая никого и ничего вокруг. Перед ее глазами еще был лес, мелькали стволы деревьев, колючие кустарники хватали за одежду, и ровный снег ложился под ноги...

- Кто ты? Как тебя зовут? - староста наклонился к девочке, стараясь заглянуть ей в глаза, но она не смотрела на него, она вряд ли вообще его слышала.

Староста беспомощно развел руками и отошел в сторону, показывая, что не знает, что и думать. Но Яков, все это время просто стоявший в стороне, вдруг словно вспомнил что-то. Он еще раз внимательно всмотрелся в лицо девочки, а потом уверенно произнес:

- Я знаю, кто она. Это дочь кузнеца из дальней деревни, что за лесом. Я был у них прошлым летом, когда заказывал новый плуг. Он мастер, каких в округе не сыскать. Честный, хорошую работу сделал и взял совсем не дорого. Я помню, жена у него - редкостная красавица и четыре дочери - все в нее. У всех волосы - будто снег на заре. Я таких никогда не видал!

Яков осторожно, чтобы не напугать, прикоснулся к головке девочки, к пепельно-светлым волосам. Занила вздрогнула, но не от прикосновения, и подняла глаза на мужчину: он сказал что-то, что заставило все внутри у нее сжаться в болезненный тугой комок - "кузнец"...

Наверное, она слишком резко подняла голову, потому что солнце, как раз показавшее свой край из-за вершин деревьев, вдруг ослепило ее, заставило весь мир перевернуться с ног на голову. Девочка, словно подкошенная, без сознания рухнула в снег, повиснув на руках у Марыти.

Занила проснулась. Не открывая глаз, она просто почувствовала, что сон оставил ее, шмыгнув в щель за печкой. Ей было тепло. Тепло и мягко, и сверху ее закрывало что-то пушистое... Занила не сразу поняла, что проснулась не просто так, ее разбудил запах свежеиспеченного хлеба, доносившийся откуда-то, смешивающийся с ароматом целебных трав, развешанных под потолком. И еще солнце, осторожно трогавшее ее лицо, щекотавшее глаза сквозь плотно зажмуренные веки. Откуда-то снизу до нее долетали голоса, звонкие, веселые... На долю секунды Заниле показалось, что она дома. Будто она лежит на печке, и старшие сестры где-то здесь, рядом, и мать хлопочет на кухне. Вот сейчас она подойдет к печке и замахнется вышитым, вкусно пахнущим хлебом полотенцем на дочек, притворно сердитым голосом произнесет: "Хватит валяться, лежебоки! Совсем от вас старой матери помощи не дождаться!" Занила распахнет глаза и кинется на шею матери...

Но голоса внизу были чужими... И меч, сверкнувший в холодном зимнем солнце, и клыки хозяина, и холодный насмешливый взгляд, и дом, словно саваном, покрытый снегом... Лежанка, на которой примостилась Занила, словно перевернулась, все расставляя по своим местам. Она открыла глаза.

Все было почти так, как ей казалось на границе яви и сна: просторная лежанка сверху печки, перина, лоскутная подушка под головой, меховое одеяло, закрывающее ее сверху, даже связки трав, подвешенные у потолка... Все такое чужое! Неужели, пусть и во сне, она позволила себе подумать, что снова вернулась домой? Неужели ей каждое утро снова и снова придется убеждаться в обратном?

Занила попыталась понять, где она находится, но она не знала. Впервые за несколько дней она попыталась восстановить всю цепь событий, произошедших с ней, но она не могла. Она помнила не все. Какие-то отрезки, целые куски ее жизни напрочь вылетели из ее памяти. Она не помнила, как она шла по лесу, только какие-то обрывки. Да и в них она не была уверенна. Следующим воспоминанием был берег реки, толпа каких-то незнакомых людей и женщина, почему-то обнимающая ее. Но это Занила помнила как-то отстраненно, словно это происходило не с ней. И сейчас... Где она сейчас? Занила не могла ответить на этот вопрос.

Она лежала и смотрела на грубо обструганные балки потолка, нависавшие совсем близко над ней, на пучки трав с разноцветными венчиками цветов, на квадрат солнечного света, проникавшего, наверное, через окно.

- Мама! Мама, она проснулась! - раздался тонкий голосок где-то слева и снизу от Занилы. Она вздрогнула и обернулась. Внизу, возле печки, на которой спала Занила, стоял мальчик лет семи-восьми, курносый, с покрытым веснушками, несмотря на позднюю осень, лицом и взъерошенными светло рыжими волосами. Он смотрел на Занилу и в его глазах читался такой наивный детский страх, что ей стало смешно. Он был всего на пару лет младше ее, но каким же маленьким он ей казался! Хотя, на пару лет младше ее он был несколько дней назад, а сейчас между ними пролегла пропасть. Как, впрочем, и между ней и любым другим человеком. Пропасть, навсегда отделившая ее от людей и соединившая с Хозяином...