Кельтская волчица - Дьякова Виктория Борисовна - Страница 28

Целыми часами бродила Софья по аллеям Ухтомского парка и по низкому извилистому берегу Белого озера, чаще всего заворачивая в бухту, где по легенде за двести лет до того стоял на якоре золоченый галеас неукротимой итальянки Джованны де Борджиа, и в тишине, окутывавшей ее, Софье порой казалось, что волны озера и прибрежные травы еще хранят отпечаток присутствия прекраснейшей из всех знаменитых женщин, словно смутный отзвук голоса, неявный отблеск ее сияния…

Тем временем приготовления к свадьбе шли довольно успешно. По утрам Софья попадала в руки матери и служанок — они затягивали на ней подвенечное платье, собирали у талии, подкалывали, опять затягивали…Мать внимательно осматривала ее со всех сторон и давала служанкам и портнихам указания.

С Василием в те дни Софья виделась не часто. Он разъезжал по своим делам, позволяя будущей жене, — по его собственным словам, — в эти последние дни насладиться свободой и общением с женщинами. Он так и сказал: в эти последние дни. И Софья даже не предполагала насколько пророческими окажутся его слова.

Предсвадебные торжества начались соколиной охотой. Ею собственно они и завершились всего несколько часов спустя после самого начала. Тот день в первых числах августа, когда солнце то пряталось, то выходило из-за облаков и дул сильный ветер с озер, навсегда запечатлелся в памяти матушки Сергии.

Гости собирались на лужайке перед домом, они все пребывали в самом радостном расположении духа, предвкушая резвое развлечение, а после обещанный банкет, приготовленный, как и следовало ожидать, с истинным Ухтомским размахом.

Ястребы на жердочках чистили клювами перья, расправляли крылья, а самые ручные из них позволяли подходить к ним довольно близко. В отдалении одиноко сидели на насестах их собратья покрупнее — соколы с дико блестевшими черными глазами.

Сокольничие одевали на птиц путы и покрывали их клобучками, готовя к охоте. Тем временем конюхи подвели гостям лошадей. Собаки скулили и прыгали в радостном предвкушении охоты. Василий посадил Софью на прекрасную вороную кобылу, которая отныне должна была стать ее собственностью, и когда он повернулся к своему сокольничему, княжна увидела в отдалении группу всадников направлявшихся к общему сбору. Василий взглянул на свою невесту и улыбнулся:

— Что сказать, все — таки это случилось, — спокойно произнес он, — отец написал Евдокии в Москву, и она удостоила нас своим визитом.

Княгиня Андожская ехала одна, без Антона, с которым давно уже рассталась, бросив в разгуле в одной из Андожских деревень. И видя как она приближается — неторопливо, неотвратимо словно воплощение рока, Софья некоторое время не могла даже определить в точности, какие чувства она испытывает к своему давнему заклятому врагу.

Конечно же, получив известие о женитьбе Василия, Евдокия все сразу приняла в штыки, но виду не показала.

Она очень надеялась, что рано или поздно ее безалаберный брат Василий будет убит в сражении и поскольку он так и не женится — куда уж ему, — ей одной достанется все ухтомское владение. И тут всем планам волчицы пришел конец. Василий женился. Да еще на ком — на Софье Андожской, которая уж конечно постарается нарожать ему побольше сыновей, хотя бы для того, чтобы Евдокии никогда не досталось в Ухтоме больше, чем ей полагалось по отцовскому завещанию. С таким положением дел Евдокия примириться не могла. И потому приехала не только из природного любопытства, как подумали многие.

— Здравствуй, любезная сестрица, — приветствовал ее Василий своим обычным язвительным тоном. — Неужто ты все-таки приехала поплясать на моей свадьбе? Не поленилась?

— Все может быть, — ответила та несколько двусмысленно и тут же добавила: — если придется, конечно.

Она сразу направила свою серую в яблоках лошадь на Софью, и красиво очерченные губы княгини расплылись в змеиной улыбке, хорошо знакомой той с детства.

— Как поживаете, Софья Ивановна? — спросила Евдокия елейно.

— Неплохо, как видите, Евдокия Романовна, — отвечала княжна, выдержав пристальный взгляд гостьи.

— Никогда бы не подумала, что именно Вы станете княгиней Ухтомской, — проговорила она зловеще после недолгой паузы.

— Я тоже, — согласилась с ней Софья, — прежде бы не подумала такого.

В мгновение смерив Софью насмешливым взглядом, Евдокия обратилась к Василию.

— Куда мы едем? — спросила она поддельно равнодушно.

— В открытое поле, к болоту, — ответил он. Евдокия рассмотрела птицу, сидевшую у брата на рукавице.

— Красная соколиха, — произнесла язвительно и приподняла брови: — похоже, у твоей птички еще не все перья выросли. Думаешь, она на что-то сгодится?

— Она уже отлично ловила лису, — парировал Василий, — а сегодня я собираюсь пустить ее на зайца.

— Красную соколиху на зайца? — Евдокия ехидно усмехнулась: — сдается мне, что ей достаточно окажется и сороки. Мой самец побьет ее.

— Поживем — увидим, сестричка, — они сверлили друг друга взглядом как дуэлянты, и у наблюдавшей за ними Софьи впервые тревожно кольнуло сердце.

Она вдруг представила себе, что день закончится вовсе не так, как она ожидает. На какой-то миг она даже размышляла, не остаться ли ей дома, сославшись на недомогание. Тем более, что охота на зверей никогда не доставляла ей удовольствия.

Заметив нерешительность новоявленной родственницы, Евдокия не преминула высмеять ее.

— Твоя невеста трусит, Вася, — сказала она. — Видать, боится, что не выдержит темпа скачки.

— Как так? — разочарованно обратился к Софье Василий, — разве ты не едешь с нами?

— Отчего же, еду, — ответила Софья, не задумываясь, — должна же я увидеть, как ты разделаешься с этим зайцем.

— Отлично! — Василий пришпорил коня, и вся кавалькада поскакала за ним в открытое поле. Ветер хлестал в лицо, и Софью охватила дрожь, с которой она едва справлялась.

Поначалу охота была не очень удачной, так как добычи не попадалось.

К тому же маршрут был еще новый, и всадники ехали медленно. Возле небольшого лесочка спугнули трех сорок. Стайка ястребов набросилась на них, но хитрые сороки перелетали из одной рощицы в другую и понадобилось немало усилий и криков сокольничих прежде, чем была поймана только одна сорока.

— Скучновато для столь обширной затеи, — с презрением заметила Евдокия, поправляя амазонку. — Неужто нельзя сыскать что-либо более достойное для свадебных торжеств?

Словно не слыша ее, Василий прикрыл глаза рукой и смотрел на запад, в сторону болот. Впереди широкой полосой раскинулся участок, покрытый мелкой желтоватой травой, вперемежку со мхом. Он был довольно неровный и труднопроходимый, в конце же его блестело то самое болото, в котором ныне два доезжачих Ермила и Данилка обнаружили крест с телом несчастного Арсения Прозоровского. А между полем и болотом скрывался в зарослях овраг, о нем тогда юная княжна Софья еще ничего не знала — до него, да и до болота оставалось, наверное, версты две.

Почти сто лет назад в этих местах водилось много зайцев — потом они почему-то почти совсем исчезли.

— Ставлю свою лошадь против твоей и свою красную соколиху против твоего самца, — неожиданно сказал Василий своей сестре, снял клобучок с птицы, выпустил ее и пришпорил коня. В тот же момент Евдокия бросилась за ним вдогонку. Ее серокрылый сокол стремительно набирал высоту, а они с Василием, — оба красивые и статные, — мчались через мхи к болоту, их лошади шли почти голова к голове, а обе птицы — две черные точки в небе, летели над ними.

Кобыла, на которой ехала Софья тоже резко сорвалась с места — ее возбудил цокот подков ее собратьев. Она едва не оторвала руки наезднице и с безумием включилась в гонку за Ухтомскими лошадьми, подстегиваемая лаем собак и криками слуг.

Последняя скачка, последние мгновения прошлой жизни. Яркое солнце в глаза, сильный ветер дует в лицо. Лошадь под Софьей несется галопом — грохот ее копыт запомнится потом надолго. И что-то незабываемое, запечатлевшееся в памяти и глубоко запавшее в сердце: Василий, мчащийся с Евдокией бок в бок. Они переругиваются по ходу скачки. Их соколы, самец и самка, то падают камнем вниз, то высоко зависают в небе.