Влюбленные мошенники - Гэфни Патриция - Страница 20

• Предыдущая
• 20/91
• Следующая

Хрустальные канделябры, картины и зеркала в золоченых рамах, а также осаждаемые игроками бесчисленные игорные столы напомнили Грейс виденную ею лишь на картинках обстановку старинных казино 50-х годов, когда золотая лихорадка только-только докатилась до Сан-Франциско. Однако, судя по количеству мужчин, азартно просаживающих свои деньги в рулетку, рондо, «красное и черное», фаро, кено, покер и «двадцать одно», «Золотой самородок» мог считаться солидным заведением, а вовсе не аттракционом для туристов.

Публика была пестрая – от бизнесменов в дорогих костюмах до мексиканцев в пончо. Попадались среди посетителей и вызывающе одетые женщины, причем отнюдь не все из них были проститутками. Помимо Элис в «Золотом самородке» работала хорошенькая девушка, одетая вполне прилично; она сидела за прилавком и продавала кофе с пирожными. Одним своим видом она придавала заведению респектабельность, но клиентов у нее было маловато: куда большим спросом здесь пользовались сигары и спиртные напитки. Табачный дым клубился под потолком подобно туману над заливом, а запах пива и бренди, казалось, можно было резать ножом.

При виде Рубена, который с трудом пробрался к ней сквозь толкучку, таща на буксире Грейс, замкнутое, профессионально бесстрастное лицо Элис осветилось радостной улыбкой. Прием был столь горяч, что Грейс невольно спросила себя, какие еще услуги, помимо кредита, оказывает Рубену по чистой дружбе эта темпераментная особа.

– Привет, милочка, – кивнула Элис, когда Рубен представил их друг другу.

Грейс тоже сказала «Привет», и на этом разговор между дамами был исчерпан: Элис смотрела только на Рубена, а он на нее. Наблюдая за ними с насмешливой улыбкой и немалой долей тайной досады, Грейс уже через минуту поняла, что Рубен отъявленный сердцеед, настоящий заклинатель змей. Разумеется, он был хорош собой, пожалуй, даже чересчур. По мнению Грейс, такая внешность сама по себе должна была вызывать подозрения, но сокрушительное воздействие его чар невозможно было объяснить одной лишь привлекательной наружностью. Главная опасность таилась в той роковой нотке искренности, которая и делает мужчину неотразимым обольстителем.

Генри тоже был наделен этой удивительной способностью заставить женщину верить каждому своему слову просто потому, что ей хотелось верить. В обществе таких мужчин женщины теряли голову и были готовы на все, лишь бы им угодить, лишь бы удержать на себе этот лучистый, завораживающий, прямо в душу проникающий взгляд, эту полную тепла и нежности улыбку.

Элис была отнюдь не дурой, напротив, ее смело можно было назвать женщиной многоопытной, но в лице Рубена она встретила достойного противника: если бы дело между ними дошло до прямого поединка, Грейс, ни минуты не сомневаясь, поставила бы свои деньги на джентльмена.

Они разговаривали друг с другом так тихо, что Грейс не слышала и половины, а остального не могла понять, так как разговор велся на каком-то условном языке. Вот обильная телом Элис оглядела зал, по-видимому, стараясь отыскать взглядом хозяина. Грейс последовала ее примеру, а когда опять обернулась к Рубену, он уже сидел за столом и подтягивал к себе горку фишек в обмен на купюру, явно не покрывавшую их стоимости. Один-ноль в его пользу.

Но вот насколько далеко простирался кредит, который оказывала ему Элис? Неужели она нарочно давала Рубену себя обыграть? На этот вопрос у Грейс не было ответа. Руки крупье мелькали так быстро, что она была не в состоянии уследить за возможными передержками, вольтами или подтасовками. Как бы то ни было, ведя ровную, спокойную, даже осторожную игру, Рубен неизменно выигрывал. Порой он делал рискованную ставку на сомнительную карту, но никогда не ошибался. Грейс попыталась проверить, не играют ли они с Элис «на маяке»[14], но так ничего и не заметила.

В конце концов она позабыла о тайных сигналах и сосредоточилась на руках Рубена. Ей вспомнилось, как она фантазировала в дилижансе 6 пальцах художника. Она не так уж сильно Ошиблась. Материалом ему служили игральные карты, а не глина, но его длинные ловкие пальцы были не менее чуткими, чем у настоящего скульптора. Интересно, обрабатывает ли он кончики пальцев наждачной бумагой? Некоторые из шулеров так и поступали. Натирали их до крови. Однако интересы Рубена Джонса не ограничивались одними лишь игральными картами, так что вряд ли он истязал себя, наждаком. Он был прирожденным мошенником. Настоящим мастером в искусстве иллюзии.

В этот вечер он опять оделся в черное: даже рубашка и щегольский галстук ленточкой, повязанный вокруг накрахмаленного белого воротничка, были черными. Если он выбрал такой костюм, чтобы сойти за записного картежника, ему это удалось. Только лицо выдавало его: слишком тонкое, слишком умное, оно никак не походило на хитрые, жестокие, расчетливые лица профессиональных игроков, с которыми Грейс приходилось сталкиваться в годы юности во время ее странствий вместе с Генри. Слишком много фантазии светилось в глубоких глазах Рубена, оттененных густыми черными ресницами, слишком много благородства ощущалось в его чертах. Кого бы он ни изображал – слепого испанского аристократа, предприимчивого продавца крыш, директора заочных образовательных курсов, ловкого игрока в «блэк джек» – любая роль была ему по плечу, и в любой он мог блеснуть. Грейс твердо решила, что ему нельзя доверять ни на полмизинца.

Всего за четверть часа он вернул Элис незаконно полученный от нее аванс, а еще за три четверти утроил свой выигрыш. Грейс знала, что – подкати ей такая колея – даже упряжка мулов не смогла бы оттащить ее от игорного стола, но одним из бесчисленных достоинств Рубена оказалось его умение вовремя остановиться. Он сгреб свою добычу в шляпу, звонко чмокнул Элис в губы, встал и направился к бару, чтобы обналичить фишки. Все это произошло так быстро, что Грейс даже опомниться не успела и не сразу последовала за ним.

– Развлекайся, милочка, – добродушно подмигнула Элис ей на прощание.

Грейс уселась рядом с Рубеном на краешек высокого табурета у длинной стойки красного дерева и оперлась носками туфелек на медную перекладину, изо всех сил стараясь не поддаваться притяжению его обаятельной улыбки. Она опять оказалась в центре его внимания, опять стала партнершей в пьесе, которую он разыгрывал в уме, огни рампы, так сказать, вновь были нацелены на нее. «Не будь дурой, – твердила она себе, – для него это всего лишь работа». Дело свое он знал и делал его блистательно, этого у него не отнять.

И опять ей вспомнился Генри. Он точно так же умел заставить людей поверить, будто они являются единственным на свете предметом его внимания; Грейс всегда следила за ним с веселым любопытством и безо всякого раздражения, когда он прибегал к этой уловке. Но вот Рубен – другое дело. Он не имел права практиковать на ней свои профессиональные чары. Поэтому Грейс встретила его заразительную улыбку холодным взглядом, а когда бармен принес ему кружку пива за счет заведения, чтобы отметить выигрыш, она демонстративно заказала бокал лимонада.

Однако ей очень скоро надоело изображать из себя снежную королеву: она живо оттаяла, когда он показал ей свой выигрыш и предложил разделить его пополам.

– А теперь что? – спросила Грейс, раскрыв веером четыре новенькие хрустящие банкноты по пятьдесят долларов и аккуратно ровняя их по краям.

Рубен жестом подозвал девицу, торговавшую на другом конце стойки сигарами и папиросами.

– Моя любимая игра – покер, Грейс. – ответил он. – Хочу сыграть по-крупному.

– Здесь?

Рубен отрицательно покачал головой.

– Я возьму полдюжины, – обратился он к продавщице, указывая на открытую коробку тонких манильских сигар.

При этом он заставил ее вспыхнуть, одарив цветистым комплиментом, ослепил своей неотразимой улыбкой и наградил на прощание непомерными чаевыми. Грейс хмыкнула, уткнувшись в бокал с лимонадом.

– Увидела что-то смешное?

– Тебя, Джонс.

Рубен даже не спросил, в чем дело; его виноватая улыбочка лучше всяких слов объяснила ей, что он все прекрасно понимает. Он раскурил сигару и зажал ее в зубах, щурясь от дыма. Вид у него был как у пирата, совершившего успешный набег.

• Предыдущая
• 20/91
• Следующая