Влюбленные мошенники - Гэфни Патриция - Страница 30

• Предыдущая
• 30/91
• Следующая

Рубен долго изучал ее в полном молчании. Ей даже показалось, что он взвешивает свои шансы: попытаться ее обольстить или сдаться без борьбы и провести еще неизвестно сколько ночей на диване с торчащей пружиной. Возможно, ему даже пришло в голову, что стоит попытать счастья еще раз, поскольку она отвергла его авансы без особого возмущения. Но она Надеялась, что ему хватит порядочности не заговорить об этом вслух.

– Итак? Сунув руки в карманы, Рубен ответил:

– Ладно.

Грейс даже не подозревала, какое горькое разочарование вызовет у нее ответ Рубена. Неужели он намерен так легко сдаться? Неужели не хочет побороться еще немного? Ну хоть для вида? Хоть чуть-чуть?

– Что «ладно»?

– Будем играть по твоим правилам, если ты действительно этого хочешь. Только ответь мне на один вопрос, Грейс.

– Если это в моих силах.

– В какую игру мы играем? Она озадаченно нахмурилась, не понимая, куда он клонит.

– Я думал, что все игры знаю наперечет, но эта оказалась мне в новинку. И, по правде говоря, я не вижу в ней смысла.

Холод проник ей внутрь, как раз туда, где прежде было так тепло.

– В чем ты не видишь смысла? – спросила она тихо.

– Зачем ты разыгрываешь из себя недотрогу? Я хочу понять: чего ты этим добиваешься? По деньгам мы теперь равны, значит, дело в чем-то другом.

Грейс усилием воли заставила себя разжать стиснутые кулаки.

– Нет, – с трудом проговорила она, – дело не в деньгах. Дело даже не в том, что я не имею привычки добиваться намеченной цели, отдаваясь мужчинам, с которыми знакома всего день или два. Ведь ты именно это имел в виду, не так ли?

Рубен не стал это оспаривать. Он вообще ничего не ответил.

Щеки у нее запылали от гнева и обиды. Ей хотелось рассмеяться ему в лицо, чтобы он понял, как мало значит для нее его мнение, но губы так свело судорогой, что она даже улыбнуться не сумела.

– Спасибо за весьма познавательный вечер, мистер Джонс, но он меня сильно утомил. Увидимся утром.

Все это Грейс проговорила сквозь зубы, да так и оставила его стоять в полном недоумении.

– Грейс! Погоди! Я хочу извиниться… Постой! Грейс?

Она продолжала идти, не оборачиваясь и не слушая его смехотворных, ничего не стоящих извинений.

– Как твои вафли?

– Спасибо, вкусные, – ответила Грейс. – А твоя яичница?

– Очень вкусная. Ну просто очень, очень вкусная.

– Вот и хорошо.

Похоже, небосвод начал наконец проясняться, мрачно подумал Рубен. За все утро это был их самый длинный разговор. Грейс отхлебнула кофе и отвернулась, как будто разношерстная публика, пришедшая позавтракать в «Бэлльз» в этот поздний час, представляла собой Бог весть какое интересное зрелище. В профиль становилось заметным маленькое утолщение на самой середине ее носа. Должно быть, сама она своим носиком недовольна, а вот Рубен смотрел на него с удовольствием. Он никак не мог решить, какой из так называемых внешних недостатков Грейс нравится ему больше: шишковатый носик, зуб набекрень или небольшое родимое пятнышко чуть ниже левого уха.

На самом деле яичница оказалась непрожаренной и холодной. Он положил вилку и забился в угол, потягивая кофе и искоса поглядывая на Грейс. Вчера вечером он ее обидел, и до сих пор все его усилия помириться не увенчались успехом. Она не играла в молчанку и не пыталась заморозить его взглядом, напротив, была даже чересчур любезна и предупредительна: настояла, чтобы он первый воспользовался ванной, предложила сварить кофе. То-то и оно: Грейс была слишком обходительна. И в то же время не желала смеяться его шуткам. Исходя на этого, он сделал вывод, что она вне себя от бешенства.

Но почему? Что он такого сделал? Высказался откровенно, задал простой вопрос. Правда, вопрос вышел не слишком тактичным, но… Отсюда следует, чти она очень обидчива. Ладно, запомним на будущее, в следующий раз исправимся. Но он мог бы сказать в свое оправдание, что его мнение о ней не с потолка взялось, а сложилось под влиянием определенных обстоятельств. Разве не так?

Она не невинная овечка, в этом можно не сомневаться. По ее собственным словам, она уже второй раз замужем, и, если хоть половина из того, что Рубену довелось узнать о мистере Руссо, – правда, значит, его по меньшей мере нельзя считать заботливым мужем. Человек, способный послать свою молодую жену за сотни миль от дома совершенно одну, чтобы собирать деньги при помощи рискованных жульнических махинаций, полагаясь при этом только на защиту монашеского облачения и маленького «дерринджера», – такой человек, будь он хоть трижды инвалид; вряд ли принимает близко к сердцу ее интересы.

А как назвать человека, ни капельки не обеспокоенного тем, что его жена проживает в квартире другого мужчины и спит В его постели? Рубен не сомневался, что речь идет о браке по расчету. Это еще в лучшем случае; Такой союз можно было назвать и Другим словом, куда менее благозвучным, но он надеялся, что между супругами Руссо до этого дело не дошло.

Вообще-то его все это не касается. Живи и давай жить другим – вот золотое правило для тех, кто хочет чего-то добиться. От Рубена Джонса меньше всего можно было бы ожидать моральных сентенций, основанных на внешней стороне вещей или поступков: Основанных на чем бы то ни было, если на то пошло.

И все-таки. Женщина, умевшая целоваться, как Грейс, явно кое-что повидала в этой жизни. И побывала, надо полагать, не только в объятиях у старого хрыча с барахлящим мотором. Ах да, он чуть было не забыл про Джузеппе, графа-самоубийцу. Неужели хотя бы часть этой истории – правда? Ее рассказ прозвучал очень убедительно, она даже уронила слезу, вспоминая бедного Джузеппе. Но Рубен уже знал, что она превосходная актриса, – ее слезы запросто могли оказаться притворством. Он считал себя человеком практичным, а не циничным, и в эту минуту практическая сторона его натуры подсказывала ему, что надо соблюдать осторожность. Когда веришь, чему хочешь верить, тебе уготована прямая дорога в ад, а от женщин, как известно, всегда больше беспокойства, чем пользы. Вот еще два правила, которым стоит следовать в этой жизни.

Придя к такому мудрому решению, Рубен неожиданно для себя проговорил вслух:

– Прости меня за вчерашний вечер. Гусси. Она изумленно обернулась:

– Что?

– Ну ты же знаешь. За все, что я наговорил, и вообще…

Что и говорить, в красноречии он превзошел самого Иоанна Златоуста. Целую минуту Грейс смотрела на него в недоумении. Ему хотелось отвести глаза, но он знал, что в этом случае она решит, будто одержала победу, а потом скажет что-нибудь вроде: «Понятия не имею, о чем ты толкуешь». Поэтому Рубен выдержал; ее взгляд, и наконец Грейс отвернулась первая.

– Неважно, – пробормотала она. – Все уже забыто.

– Правда?

– Конечно.

Грейс сложила салфетку и огляделась в поисках официанта.

– Думаю, нам пора…

– Я прошу прощения не за поцелуй, – уточнил Рубен, понизив голос. –Только за то, что я потом все испортил.

Ему показалось, что уголок ее рта дрогнул в улыбке.

– Спасибо за разъяснение, – сухо обронила Грейс.

В эту минуту она показалась ему более привлекательной и желанной, чем когда-либо.

– Я сморозил глупость, Грейс. Я потом всю ночь об этом думал, все хотел взять свои слова обратно.

– Тогда зачем же ты их сказал? – неумолимо спросила она, не сводя с него глаз. – Мне бы хотелось знать, на каком основании ты решил, что меня можно запросто уложить в постель?

Такой прямоты Рубен от нее не ожидал. Готового ответа у него не было.

– Ну… – медленно протянул он. – Я думаю, отчасти из-за того, как мы познакомились. Когда видишь, как женщина путешествует совсем одна и при этом… неплохо справляется, знает, что к чему… Я хочу сказать…

• Предыдущая
• 30/91
• Следующая