Влюбленные мошенники - Гэфни Патриция - Страница 44

• Предыдущая
• 44/91
• Следующая

Искры посыпались у него из глаз в ту самую секунду, как на левый висок обрушился оглушительный удар. Земля вздыбилась и поднялась прямо к лицу, но боли больше не было: обморок накрыл его черной подушкой и смягчил падение. Больше ничего. Пустота.

– Осторожнее, эти ступеньки иногда бывают немного скользкими.

«Да будь они хоть наполовину такими скользкими, как ты, я бы уже растянулась, как на льду», – с раздражением подумала Грейс, делая вид, что не замечает протянутой ей на помощь руки Уинга. Как она позволила затащить себя сюда? Что за затмение на нее нашло? Сделка была завершена; он получил тигра, а она – деньги, все десять тысяч благополучно перекочевали в ее сумочку. Пора было уходить, так нет: вместо этого он потащил ее осматривать катакомбы.

Уинг был так настойчив, что ему просто невозможно было отказать. Он предложил выпить сам-шу, китайской виноградной водки, чтобы отметить «успешное завершение деловой части встречи», а затем пригласил ее осмотреть свою знаменитую коллекцию, а под конец перешел на «ты» и начал величать ее «твоя святейшая милость». Как же она могла отказать ему в удовольствии похвастаться «несколькими безделушками из его скромного собрания»?

Он заверил ее, что ему это доставит величайшее наслаждение, ибо подобный случай выпадает нечасто «по причинам, которые, я уверен, нет нужды вам объяснять, мисс Смит». Иными словами, «скромное собрание» все сплошь состояло из краденых «безделушек», догадалась Грейс. Итак, Крестный Отец оказал ей доверие. Весьма сомнительная честь, особенно с учетом того, что ей не терпелось поскорее выбраться отсюда, вернуться вместе с Рубеном домой и отпраздновать великую победу. И все же ей любопытно было взглянуть на музей Уинга.

– К тому же вы, без сомнения, захотите увидеть, как изображение тигра вернется наконец в лоно семьи! Идемте, это займет всего лишь минуту, и вы будете щедро вознаграждены за потраченное время.

Весьма интригующее предложение. Он только забыл упомянуть одну маленькую деталь: коллекция находилась в подвальном этаже.

Вот так она и очутилась в сыром, продуваемом сквозняками и отнюдь не сверкающем чистотой погребе. Ей пришлось пробираться по узкому каменному коридору, стараясь при этом не задеть правым локтем покрытой копотью стены, а левым – хозяина дома. За одним из поворотов коридора Грейс заметила полуоткрытую дверь. Внутри Помещения двое грузчиков двигали тяжелые деревянные ящики, громоздя их вдоль дальней стены.

Уинг крепко взял ее за локоть и заставил двинуться вперед в ту самую минуту, как она вспомнила, где и когда видела такие ящики прежде: три дня назад, во дворе напротив входа в курильню опиума. Их сгружали через люк в точно такой же подвал. Стало быть, Уинг хранит опиум для своих собственных притонов прямо здесь? У себя в доме?

Они добрались до закрытой двери, освещенной свисающим с потолка фонарем. Уинг вытащил ключ из кармана своего строгого черного сюртука, отпер дверь и театральным жестом распахнул ее настежь.

– Вот это да! – ахнула Грейс.

Ее отклик привел Уинга в восторг. Он широко повел по воздуху обеими руками и объявил потусторонним шепотом, прозвучавшим особенно жутко в огромном зале:

– Это и есть моя галерея. Добро пожаловать, мисс Смит.

Его голос стал еще тише, он состроил жалкую гримасу умирающего с голоду нищего:

– А может быть… Августина? Могу я называть тебя Августиной?

– Да, конечно, – рассеянно ответила Грейс. Уинг скрестил руки на сердце и низко поклонился.

– Моя благодарность не знает границ, – признался он жарким шепотом.

– Не за что.

Она отвернулась, чтобы не видеть его пылающего страстью взгляда, от которого ей становилось не по себе, и принялась рассматривать помещение. Это действительно была галерей – просторная, с высоким потолком и обставленная не менее пышно, чем любой из виденных ею выставочных залов в Музее изящных искусств Сан-Франциско. Сырой камень остался за дверью: стены галереи были обшиты панелями темного дуба, роскошный восточный ковер необъятных размеров устилал пол, газовые лампы, развешанные на стенах и свисавшие с потолка, создавали иллюзию дневного света.

Даже воздух здесь был свежее и чище, чем в затхлом коридоре, оставшемся у них за спиной. Три из четырех обшитых панелями стен были сплошь увешаны акварелями, древними свитками, шелковыми ширмами, а четвертая заставлена застекленными полками со скульптурой и керамической утварью. Из-за высокого расписного экрана доносились звуки струнной музыки. Грейс бросила вопросительный взгляд на Уинга.

– Для услады твоих ушей, – напыщенно произнес он, сделав еще один широкий жест рукой.

Заглянув за ширмы, Грейс увидала молодую девушку в наряде из красного атласа, перебиравшую, струны какого-то причудливого грушевидного инструмента, немного похожего на лютню. Если это было задумано как обольщение, оно возымело обратное действие на Грейс: она едва удерживалась от смеха. Вот Рубену понравится, когда она ему все расскажет!

– Я вижу, тебя привлекает живопись. Она больше отвечает западному вкусу, чем скульптура или керамика, ты не находишь?

Уинг бочком подобрался к ней поближе, пока Грейс любовалась акварельным портретом мужчины в китайском халате с длинной козлиной бородкой и пучком волос на макушке обритой наголо головы.

– Это портрет Ли Бо[35] , величайшего из наших поэтов. Но это не прижизненное изображение: портрет написан не более пятисот лет назад.

– Это мой любимый поэт, – сказала Грейс. Уинг был очарован.

– Правда? Смотри, Августина, – он перешел к пьедесталу в самой середине зала. – Это тоже бодисаттва или, если хочешь, ангел доброты и милосердия. Телесное сходство не так заметно, как в той фигурке, что я предложил тебе вчера, – тут в его голосе прозвучал мягкий упрек, – но и здесь присутствует все тот же дух бескорыстия и щедрости. Узришь ли ты его светлейшим взором?

– Можешь не сомневаться.

Что это он несет? Может, решил перейти на язык Шекспира?

Он что-то вытащил из кармана.

– Вот, возьми.

Грейс машинально протянула руку.

– Что это?

– Просто кусочек нефрита. Прикоснись к нему, Августина. Какая чистота формы, какая гладкость, какая удивительная простота! Они возвышают душу до экстаза, уводят ее из мира внешней видимости в мир иной. Ты это чувствуешь? Знаешь ли ты, что мы с тобой едины?

– Прошу прощения?

– Вселенский Дух, целостность, единение всех вещей. В Его лоне различия являются лишь обманом чувств. Ты, Августина, и я: мы единое целое. Она опустила кусочек нефрита ему на ладонь. – Это очень любопытная философия, мистер Уинг, и я обещаю поразмыслить о ней на досуге, но сейчас мне уже пора уходить.

Он уныло повесил голову. Длинные белые волосы упали ему на грудь, закрывая щеки с обеих сторон подобно занавесу. Струнная музыка смолкла; Грейс услыхала за ширмами какой-то шорох, и через миг девушка в красном подошла к ним с подносом черного дерева в руках. На подносе стояли два кубка в форме цветков лотоса, наполненные темно-красной жидкостью. Уинг поднял один из них и протянул его Грейс.

– О нет, больше одной я не пью, – воспротивилась она, но он настойчиво вложил кубок ей в пальцы, а сам взял второй.

Служанка поклонилась и, пятясь, скрылась за ширмами.

– Вот мой последний дар, – печально прошипел Уинг. – Боюсь, мне больше не суждено тебя увидеть.

Он поднял кубок, как бы салютуя. В его глазах явственно читалась мольба.

«Ну уж за это я точно выпью», – мрачно подумала Грейс и осушила свою порцию в три глотка. Прохладная сладкая жидкость больше походила на фруктовый сок, чем на спиртное, и показалась ей чудесной на вкус. Очевидно, Уинг решил отказаться от попыток ее соблазнить. Он, конечно, человек со странностями, тут и спорить не о чем, но есть у него и светлые стороны. Щедрость, к примеру. Не говоря уж о любезности. Да и на вид он вовсе не так уж плох. Грейс улыбнулась про себя, заметив, что рассуждает об Уинге, как об одном из заветных напитков Рубена: «Мягкий и обаятельный, щедрый душой».

• Предыдущая
• 44/91
• Следующая