Сара Дейн - Гаскин Кэтрин - Страница 102

• Предыдущая
• 102/112
• Следующая

Сара рассмеялась и попыталась взъерошить ему волосы, но опустила руку.

— Мне даже этого нельзя. Ты так безупречно выглядишь, Дэвид!

— Таким я и намерен оставаться!

Она посмотрела на него с удовлетворением. Ему было девятнадцать лет, он был даже выше Луи. Он был очень хорош, со своими светлыми волосами над голубым камзолом. Он вырос в задумчивого немногословного молодого человека. И Сара чувствовала, что ей крайне редко удается проникнуть в его мысли или понять, каковы его убеждения. Он любил ее и был ей предан, но не поверял своих тайных помыслов. Дэвид был, пожалуй, перфекционистом: он не брался ни за что, в успешном окончании чего не был уверен. Он уже перестал заниматься с Майклом Сэлливаном и готовился взять на себя управление фермой Приста. Казалось, он вполне этим удовлетворен и доволен. Но она опасалась, что он не вкладывает душу в это дело: просто занимается фермой за неимением другого дела. Он хорошо стрелял и ездил верхом, был вежлив, очарователен, готов угодить, и все же у него постоянно был какой-то отстраненный вид. Он с готовностью принимал участие во всех семейных делах, но, казалось, всегда испытывал облегчение, когда приходило время совершать одинокие поездки на ту или иную ферму. Сара прекрасно знала, что Дэвид любит ее, но он никогда не отдавал ей всего своего сердца. Когда она испытующе смотрела на него, то всегда замечала в нем какое-то неясное беспокойство. Это особенно было заметно сейчас, когда он стоял перед ней: красивый, на вид старше своих девятнадцати лет. В нем не было страстности, такой характерной для Эндрю и которой с избытком было в Дункане.

Сара стряхнула с себя эти ощущения, улыбнувшись и потрепав его по щеке.

— Не волнуйся, я не испорчу твою прическу. Хотя я представляю, как затрепещут сердца…

Она не докончила, потому что в коридоре снова с шумом распахнулась дверь, и появился Дункан с широкой улыбкой на лице.

— Как я выгляжу, мама? Все в порядке?

— Ты великолепен, Дункан, неотразим!

Он слегка зарделся от удовольствия. Его вид растрогал Сару. Камзол был немного ярковат — Луи вряд ли одобрил бы такой ослепительный красный цвет, но это был собственный выбор Дункана, и он казался в нем счастливым. Он обладал каким-то неуклюжим и небрежным очарованием, и уверенностью, которая не позволяла отступать перед трудностями. Весь дом обожал его и угождал ему. Он ездил верхом и управлял своим крошечным парусником в заливе с отчаянной и подкупающей лихостью. Он с удовольствием болтал со всеми и во всех слоях сиднейского общества имел кучу друзей. В нем не было ничего от замкнутости брата.

Сара механически протянула руку, чтобы расправить рюши на его груди.

— Мама, ты можешь оставить мне танец? — спросил он. — Я практиковался с Элизабет, но она сказала мне, чтобы я ни за что не танцевал ни с кем, кроме нее и тебя, — иначе я всех опозорю.

— Я буду польщена потанцевать с тобой, мой милый.

Внизу в вестибюле начали бить часы, и Сара с тревогой взглянула на сыновей.

— Мне нужно идти, а то я вообще не успею одеться, чтобы хоть с кем-нибудь потанцевать.

Она подхватила юбки и поспешила к своей комнате. Дэвид с нежностью посмотрел ей вслед, а Дункан был занят своим камзолом.

Сара почти закончила свой туалет, когда в спальню вошел Луи. Он медленно пересек комнату и остановился возле жены, рассматривая ее отражение в зеркале. Затем наклонился к туалетному столику и достал из шкатулки сапфировое ожерелье, которое подарил ей два года назад. Когда он застегнул его, цвет ее парчового платья оттенка слоновой кости вдруг оживился. Он улыбнулся, коснулся губами ее плеча и отошел к окну.

— Сад выглядит привлекательно, — произнес он.

Она кивнула, вспомнив, как только что стояла у окна на лестничной площадке. Маленькие разноцветные фонарики окружали лужайку и дорожку, ведущую к дому: их уже зажгли, и они мягко мерцали в темноте. Сад и дом погрузились в ожидание: скоро грянет музыка, зазвучит смех, голоса парочек, которые будут под руку прогуливаться по лужайке.

— Но комары замучают любого, кто решится выйти на улицу, — добавил Луи.

Сара взглянула на него через плечо, но он все еще стоял, глядя в окно, заложив руки за спину. По тому, как он говорил, она понимала, что его голова занята чем-то другим. И она ждала, зная, что он сам скажет ей, когда сочтет нужным, в чем дело. Она снова взглянула в зеркало и поправила локоны.

— Завтра к полудню жара будет невыносимой, — заметил он, взглянув на безоблачное небо и на луну, появившуюся над заливом. — Как раз подходящая погода, чтобы испортить всем настроение перед скачками. И у меня возникает неприятная уверенность, что мне не удастся побить Дэвида в борьбе за Приз магистрата.

— Это будет жаль, — сказала она медленно. — Возможно, для Дэвида было полезно хоть в чем-то потерпеть поражение. Мне кажется, он побаивается скачек, потому что не уверен, что ему удастся добиться желаемого. Он слишком удачлив во всем. Это плохо…

— Ну, скачки… — сказал он, пожав плечами. — Мне кажется, чтобы встряхнуть Дэвида, нужно нечто большее.

Какой-то намек на раздражение в его голосе заставил Сару быстро обернуться. Кулаки Луи, стоявшего к ней спиной, сжимались и разжимались.

— Что ты имеешь в виду, Луи?

Он повернулся.

— Я не только о Дэвиде говорю. Это касается всех детей… Дункана, Элизабет и даже Генриетты.

Она озадаченно нахмурилась.

— Боюсь, что я тебя не понимаю. Что с ними не так?

Он взмахнул руками — жест его выражал неуверенность.

— Я не знаю точно. Но у меня возникло сожаление, что ничто не в состоянии их встряхнуть здесь время от времени. Они ничего в жизни не видели… Вот, например, сегодняшний вечер… Они, очевидно, считают, что это верх элегантности и моды. Они живут, так сказать, на вершине своего мира и склонны забывать, что он очень мал.

Сара повернула к зеркалу нахмуренное лицо.

— Ты, конечно, прав, — сказала она, встретившись в зеркале с ним глазами. — Но что же делать? Как только я начинаю говорить с Дэвидом об отъезде в Англию, он постоянно отвечает, что предпочитает остаться здесь, и вообще уже поздно куда-то посылать его учиться.

— Учиться! Он должен узнать настоящую жизнь Англии! Дэвид как раз в подходящем возрасте для Лондона. Он достаточно взрослый, чтобы получить от него удовольствие, и достаточно молодой, чтобы впитать его дух.

Сара заметила, что руки ее слегка дрожат, когда протянула их за своими длинными перчатками.

— А остальные?.. Что насчет них?

— Им это нужно не меньше, чем Дэвиду. Элизабет семнадцать, Сара. Она здесь влюбится в какого-нибудь поручика из полка, даже не поняв, что есть и другие мужчины.

Сара подняла брови.

— Боюсь, ты забываешь, Луи, что в Англии браки для девушек не устраиваются родителями так, как это делается во Франции. Элизабет должно быть предоставлено право выбрать самой. И если она хочет остаться здесь и выйти замуж…

Он воздел руки к потолку.

— Мой Бог, Сара! Я не говорю об устройстве брака для нее! Я надеюсь, и даже уверен в этом, что она вернется в колонию, чтобы здесь поселиться. Потому что здесь она была счастлива как нигде. Но ей следует знать — пока она еще достаточно молода, чтобы сделать окончательный выбор, — что собой представляет остальной мир.

Сара неловко пыталась застегнуть браслет поверх перчатки.

— Значит, ты предлагаешь, чтобы поехали все трое?

Она наблюдала в зеркале, как он направляется к ней через комнату. Он встал позади ее стула, нежно положив руки ей на плечи.

— Давайте все поедем, Сара.

Ее рука испуганно взметнулась к горлу.

— Мы все?! Ты и я тоже?..

— На год-два, не больше.

— Но… бросить Гленбарр… Банон… Мне, пожалуй, не хочется, Луи.

— Но почему? Ты что, должна быть постоянно прикована здесь цепями? Я прихожу к выводу, что тебе, не менее чем детям, нужно взглянуть на мир.

Она не отвечала. Голова ее склонилась над веером, из которого она начала выщипывать перья. Пальцы Луи на ее плечах слегка сжались.

• Предыдущая
• 102/112
• Следующая