Сара Дейн - Гаскин Кэтрин - Страница 50
- Предыдущая
- 50/112
- Следующая
И вдруг, как будто у нее не было сил сделать что-нибудь другое, прижалась лбом к рукам, сложенным на каминной полке.
— Зачем только он приехал, Джулия! — прошептала она, глядя вниз, на огонь. — Зачем ему нужно было приезжать?
IV
Хруст гравия под колесами кареты на дороге, ведущей от ворот, заставил Эндрю вскочить на ноги. Сара, бросив взгляд на него, также поднялась, но не так поспешно. Напряжение передалось Джулии и ее мужу.
Они услыхали торопливые шаги Беннета в вестибюле, приглушенный звук голосов и снова шаги, приближающиеся к гостиной. Дверь распахнулась так, как пристало бы дому в Лондоне, а не в этом захолустном колониальном поселке.
— Капитан и миссис Барвелл!
Сара сделала лишь шаг вперед. Несмотря на всю предварительную подготовку, ее взгляд сразу устремился на Ричарда. Он стоял перед ней в новой форме офицера Корпуса Нового Южного Уэльса, с улыбкой на устах, с вопросительным выражением в глазах. Последний раз она видела его, когда он стоял, несчастный, в вестибюле дома в Брэмфильде в конце его рождественского отпуска; на этот раз в нем была свободная, небрежная элегантность, которой в тот раз не было. Лицо его было тоньше и красивее, чем ей помнилось; шрам, тонкий, как ниточка, белел у него на лбу, а в волосах была седая прядь. Сара моментально заметила в нем уверенную и свободную манеру человека, привыкшего к успеху у женщин. Она догадалась, что к этому этапу своей карьеры ему удалось глубоко проникнуть в модный веселый мир, о котором он так наивно мечтал во время своего тоскливого детства в Ромнийской низине. Но даже под этим новым слоем модного лоска ей не составило труда узнать того самого Ричарда Барвелла, которого она когда-то знала — он стоял с мальчишеской улыбкой на губах, с глазами, полными мольбы о прощении и просьбы снова отнестись к нему благосклонно. В то же самое время, почувствовала она, он не сомневается, что она перед ним не устоит.
Она перевела свой взгляд на Элисон. Элисон тоже улыбалась, слабой, заранее приготовленной улыбкой. На ней было сказочно красивое платье из атласа цвета крыла зимородка, которое подчеркивало ее белую кожу и темные волосы. Около высокого Ричарда она казалась крохотной; ее маленькая ручка властно лежала на его рукаве. Сару поразила ее наружность. Элисон некрасивая, подумала она, но у нее хорошие глаза, черные брови, разлетающиеся, как крылья. Она стройна и держится прямо; и в ней, как и в Ричарде, чувствуется принадлежность к миру избранных.
Сара прервала свои размышления. Она поняла, что ее колебание слишком затянулось, и она поспешила вперед с улыбкой, которая, как она надеялась, выглядит приветливо.
— Добрый вечер, миссис Барвелл, — сказала она, протягивая руку.
Элисон ответила спокойным ровным голосом. Сара повернулась, чтобы протянуть руку Ричарду.
Он взял ее и нагнулся над ней, казалось, совершенно не осознавая, что сжимает ее слишком крепко.
— Моя дорогая Сара, какое удовольствие снова видеть тебя!
Он заметил, как порозовели ее щеки. Он не собирался сознательно рассердить ее, но, насколько он ее помнил, в подобной ситуации почти любая фраза может задеть ее гордость. Он старательно рассматривал ее. Годы, проведенные этом южном климате, оставили свой след: кожа ее стала темнее, чем ему помнилось, а волосы выгорели так, что при свечах казались почти белыми. Но красота, начавшая расцветать еще в Брэмфильде, превзошла его ожидания. Он забыл, что она такого высокого роста, забыл, как она умеет прямо и пристально смотреть в глаза собеседника. На ней было платье бледного нефритового оттенка, а богатая золотая вышивка на узком лифе и рукавах говорила о том, что оно привезено с Востока. Ему необходимо было рассмотреть ее во всех подробностях, чтобы составить для себя мнение об этой женщине, жизнь которой стала теперь неотъемлемой частью истории этой колонии. Сплетни, которые им с готовностью преподнесли, говорили о ней как о честолюбивой, жесткой и жадной, а также что она прекрасная жена и мать и что дети ее просто обожают. Ричард уже узнал, что она успешно справлялась с фермой и лавкой в отсутствие своего мужа, и ему была прекрасно известна история о том, как она сражалась с бандой ссыльных во время бунта на Хоксбери, и что она убила кинжалом одного из них. На его лице появилась восхищенная улыбка. Он сразу вспомнил юную порывистую Сару, которую когда-то знал, — и вот она перед ним — хозяйка лучшего дома в колонии. И всего этого достиг, как говорила сплетня, ее муж — еще более жесткий и честолюбивый, чем она. Было забавно услышать все это о девушке, которая когда-то весело гуляла и шалила с ним на плотинах в низине Ромни летними вечерами. Она была необычна и красива. Ричарду были открыты двери многих известных лондонских домов, к нему благоволили многие красивые женщины, но он тем не менее сознавал, что за все это время ни одна женщина не смотрела на него так, и ни одной женщине еще не удавалось так смутить его, как сейчас это делала Сара.
Ей с трудом удалось освободить руку из его крепкой ладони.
— Да, Ричард, я тоже рада тебя видеть.
Затем она повернулась, чтобы представить Элисон своего мужа.
Вышивание всегда приносило Саре успокоение и возможность расслабиться, но сейчас, втыкая иглу в холст, она заметила, что рука все еще дрожит. Бесконечная трапеза закончилась, и, взглянув на французские часы, она поняла, что Эндрю задерживает мужчин за портвейном непривычно долго. Сидя напротив нее, Джулия и Элисон поддерживали разговор — в основном они обсуждали новости, привезенные Барвеллами из Лондона. Сара заметила, что сама вставляет какие-то замечания время от времени, почти не вслушиваясь в беседу. Мыслями она была снова с Ричардом.
Прошедший час был ужаснее, чем она ожидала. Очень тяжело было сдерживать чувство, сильнее которого она ничего не испытывала. Во время всего обеда Ричард смеялся и болтал, занимая и развлекая всех их остроумными замечаниями и историями, рассказанными легко и умело. И с каждой минутой, что он находился там, прикладываясь к превосходному вину, все время прибирая нити разговора к своим рукам, она чувствовала, что ее решимость ослабевает. Было ощущение, что он протянул руки и прижимает ее к себе. Она чувствовала, что может сколько угодно внушать себе, что Ричард слаб, что Ричард просто играет в жизнь, а на самом деле ждет, что все свалится ему с неба, что Ричард не стоит подметок Эндрю, — и все равно он мог управлять ее вниманием сейчас с той же легкостью, с какой он это делал в Брэмфильде. Сара поняла, что все еще оставалась той самой девочкой, которая лазала с ним по плотинам, по-весеннему бледно-зеленым; той самой девочкой, которая была им очарована, послушна его воле, готова исполнить любое его желание. Она понимала, что она букашка, летящая на яркий свет. Не имеет значения, что свет этот преходящ и фальшив — он тут, перед ней.
Безумием было считать все эти годы, что она может забыть Ричарда простым усилием воли. Эндрю забрал часть ее любви и всю ее преданность и верность, но душа ее всегда принадлежала Ричарду. И он сейчас возвратился, чтобы востребовать ее, как будто и не было разлуки. Ей было и стыдно, и страшно, она злилась на него за то, что он открыл ей ее собственную слабость. Он понимает это, скрывает это за легкостью и смехом. Ричард знает, что она снова его добровольный раб — жаждущая угодить Сара, которая будет улыбаться по его воле и грустить, когда ему взгрустнется.
«Черт тебя побери, Ричард! — шептала она про себя. — Я все еще люблю тебя».
Она продолжала вышивать, почти не слыша разговора. «Спасибо тебе, Господи, за Джулию», — думала она, чувствуя искреннюю благодарность за присутствие этой женщины, которая твердо держит ситуацию в руках, ведя за нее беседу, давая ей силы перенести это ужасное время до прихода Эндрю, который одним своим присутствием поддержит ее. Неожиданно глаза защипали слезы. Как бы ей хотелось выплакать слезы ярости и отвращения от того, что так все повернулось. Ей было тошно от мысли, что какие-то четыре Дня назад ей казалось, что Ричард Барвелл благополучно остался в прошлом.
- Предыдущая
- 50/112
- Следующая