Полное собрание стихотворений - Цветаева Марина Ивановна - Страница 38

Пролетающих голубей – тени.

Сколько было усыновлений!

Умилений!

Выхожу на крыльцо: веет,

Подымаю лицо: греет.

Но душа уже – не – млеет,

Не жалеет.

На ступеньке стою – верхней,

Развеваются надо мной – ветки.

Скоро купол на той церкви

Померкнет.

Облаками плывет Пасха,

Колоколами плывет Пасха...

В первый раз человек распят —

На Пасху.

22 марта 1916

На крыльцо выхожу – слушаю,

На свинце ворожу – плачу.

Ночи душные,

Скушные.

Огоньки вдали, станица казачья.

Да и в полдень нехорош – пригород:

Тарахтят по мостовой дрожки,

Просит нищий грошик,

Да ребята гоняют кошку,

Да кузнечики в траве – прыгают.

В черной шали, с большим розаном

На груди, – как спадет вечер,

С рыжекудрым, розовым,

Развеселым озорем

Разлюбезные – поведу – речи.

Серебром меня не задаривай,

Крупным жемчугом материнским,

Перстеньком с мизинца.

Поценнее хочу гостинца:

Над станицей – зарева!

23 марта 1916

В день Благовещенья

Руки раскрещены,

Цветок полит чахнущий,

Окна настежь распахнуты, —

Благовещенье, праздник мой!

В день Благовещенья

Подтверждаю торжественно:

Не надо мне ручных голубей, лебедей, орлят!

– Летите, куда глаза глядят

В Благовещенье, праздник мой!

В день Благовещенья

Улыбаюсь до вечера,

Распростившись с гостями пернатыми.

– Ничего для себя не надо мне

В Благовещенье, праздник мой!

23 марта 1916

Канун Благовещенья.

Собор Благовещенский

Прекрасно светится.

Над главным куполом,

Под самым месяцем,

Звезда – и вспомнился

Константинополь.

На серой паперти

Старухи выстроились,

И просят милостыню

Голосами гнусными.

Большими бусами

Горят фонарики

Вкруг Божьей Матери.

Черной бессонницей

Сияют лики святых,

В черном куполе

Оконницы ледяные.

Золотым кустом,

Родословным древом

Никнет паникадило.

– Благословен плод чрева

Твоего, Дева

Милая!

Пошла странствовать

По рукам – свеча.

Пошло странствовать

По устам слово:

– Богородице.

Светла, горяча

Зажжена свеча.

К Солнцу-Матери,

Затерянная в тени,

Воззываю и я, радуясь:

Матерь – матери

Сохрани

Дочку голубоглазую!

В светлой мудрости

Просвети, направь

По утерянному пути —

Блага.

Дай здоровья ей,

К изголовью ей

Отлетевшего от меня

Приставь – Ангела.

От словесной храни – пышности,

Чтоб не вышла как я – хищницей,

Чернокнижницей.

Служба кончилась.

Небо безоблачно.

Крестится истово

Народ и расходится.

Кто – по домам,

А кому – некуда,

Те – Бог весть куда,

Все – Бог весть куда!

Серых несколько

Бабок древних

В дверях замешкались, —

Докрещиваются

На самоцветные

На фонарики.

Я же весело

Как волны валкие

Народ расталкиваю.

Бегу к Москва-реке

Смотреть, как лед идет.

24 – 25 марта 1916

Четвертый год.

Глаза, как лед,

Брови уже роковые,

Сегодня впервые

С кремлевских высот

Наблюдаешь ты

Ледоход.

Льдины, льдины

И купола.

Звон золотой,

Серебряный звон.

Руки скрещены,

Рот нем.

Брови сдвинув – Наполеон! —

Ты созерцаешь – Кремль.

– Мама, куда – лед идет?

– Вперед, лебеденок.

Мимо дворцов, церквей, ворот —

Вперед, лебеденок!

Синий

Взор – озабочен.

– Ты меня любишь, Марина?

– Очень.

– Навсегда?

– Да.

Скоро – закат,

Скоро – назад:

Тебе – в детскую, мне —

Письма читать дерзкие,

Кусать рот.

А лед

Всё

Идет.

24 марта 1916

За девками доглядывать, не скис

ли в жбане квас, оладьи не остыли ль,

Да перстни пересчитывать, анис

Всыпая в узкогорлые бутыли.

Кудельную расправить бабке нить,

Да ладаном курить по дому росным,

Да под руку торжественно проплыть

Соборной площадью, гремя шелками, с крёстным.

Кормилица с дородным петухом

В переднике – как ночь ее повойник! —

Докладывает древним шепотком,

Что молодой – в часовенке – покойник...

И ладанное облако углы

Унылой обволакивает ризой,

И яблони – что ангелы – белы,

И голуби на них – что ладан – сизы.

И странница, потягивая квас

Из чайника, на краешке лежанки,

О Разине досказывает сказ

И о его прекрасной персиянке.

26 марта 1916

Димитрий! Марина! В мире

Согласнее нету ваших

Единой волною вскинутых,

Единой волною смытых

Судеб! Имен!

Над темной твоею люлькой,

Димитрий, над люлькой пышной

Твоею, Марина Мнишек,

Стояла одна и та же

Двусмысленная звезда.

Она же над вашим ложем,

Она же над вашим троном

– Как вкопанная – стояла

Без малого – целый год.

Взаправду ли знак родимый

На темной твоей ланите,

Димитрий, – все та же черная

Горошинка, что у отрока

У родного, у царевича

На смуглой и круглой щечке

Смеясь целовала мать?

Воистину ли, взаправду ли —

Нам сызмала деды сказывали,

Что грешных судить – не нам?

На нежной и длинной шее

У отрока – ожерелье.

Над светлыми волосами

Пресветлый венец стоит.

В Марфиной черной келье

Яркое ожерелье!

– Солнце в ночи! – горит.

Памятливыми глазами

Впилась – народ замер.

Памятливыми губами

Впилась – в чей – рот.

Сама инокиня

Признала сына!

Как же ты – для нас – не тот!

Марина! Царица – Царю,

Звезда – самозванцу!

Тебя пою,

Злую красу твою,

Лик без румянца.

Во славу твою грешу

Царским грехом гордыни.

Славное твое имя

Славно ношу.