Переводы - Цветаева Марина Ивановна - Страница 12

Солнцем Господа клянуся

И Господнею луной —

Будет вам она царицей,

Мне – любимою женой!”

Обнял девушку царевич —

Что орел ширококрыл,

И с невестою в объятьях

Бога возблагодарил.

Но невеста и в объятьях

Молчалива и строга

И, посаженная на конь,

Плачет, катит жемчуга.

Разноцветными цветами

Забросали их рабы.

Молодым желают счастья,

Ладу, веку и судьбы.

Но царевичеву счастью

Есть завистник, есть шакал.

Чуть завидел визирь Шерэ

Девушку – затрепетал,

Как подстреленный, не может

Глаз на дивную поднять

А подымет, а посмотрит —

Глаз не может оторвать.

Мать родная не узнала б:

Ликом – темен, взором – дик.

Как гроза меняет местность —

Так любовь меняет лик.

Две змеи его снедают,

Две – высасывают кровь:

Злая ненависть к счастливцу,

К дивной девушке любовь.

Возблагодарила Бога

За счастливейший из дней.

Все настрелянное за день

Погрузили на коней.

Поредели, пострадали

Леса вольные стада!

Будет вертелу работа!

Будет женщинам страда!

Оперение фазанов

Так и светится во мгле.

Леса ж лучшая добыча —

У царевича в седле.

Весело поет царевич,

Весело поют рабы.

Вторят горы, вторят дали

Горные на все лады.

Лишь одна молчит – Этери.

Косы уронив на грудь,

Слез солеными ручьями

Орошает брачный путь.

Плачет, бедная, по стаду:

По ягнятам-сосунам,

По сестрицам и по братцам,

По телятам-скакунам.

Молится, чтобы спасла их

Вседержителя рука

От стервятничьего клюва

И от волчьего клыка.

На небе мерцают звезды,

Распростертая под ним

Спит земля, еще покоем

Не насытилась ночным...

Скоро ль небо приоткроет,

В жажде утренней земной,

Грудь, застегнутую солнца

Пуговицей огневой?

Встало солнце, озарило

Кругозор и небосвод.

Птицы хищные в долины

Устремляются с высот.

Запах падали почуяв,

Коршун коршуну кричит,

Ворон ворона торопит,

Старший стаю горячит.

Ах, недаром сокрушалась

Девушка по сосункам!

От Этериных любимцев —

Только шерстка по кустам.

Потревоженный зарею

Разбежался волчий сброд.

Волчья стая не доела —

Воронова доклюет.

Радуется рой проклятый,

Мчится, клювы навострив.

Сотрапезников незваных

Клекотом встречает гриф.

Вслед за барсом притащились

Два медведя-силача.

Гонит мачеха косматых,

Как медведица рыча.

Смотрит старая (ручьями

Слезы из-под красных вежд)

На растерзанное стадо:

Кладбище своих надежд.

По ветру пустивши космы,

Разъяренная, как рысь,

Хриплым зовом, черным словом

Оглашает даль и близь.

Все-то горы, все-то долы

Исходила, обошла,

Но пастушки нерадивой

Тени-следу не нашла.

Может, дух ее нечистый

В царство мрака заманил?

Знать, обвал ее сыпучий

Заживо похоронил!

Над лазурною пучиной,

На скалистом берегу

Встал дворец царя Гургена, —

Крепость, страшная врагу.

Но, от недруга сокрытый,

Есть у крепости тайник!

Между стен ее зубчатых

Укрывается цветник.

От фиалок синеглазых

Небом кажется земля,

С утра до ночи над розой

Рвется сердце соловья.

Всё подруге соловьиной

Поклоняется в саду.

А нарцисс к своей любимой

Клонит белую звезду.

Но невесел в это утро

Царь, – морщина меж бровей, —

Точно розы и не пышут

И не свищет соловей.

Неожиданною вестью

В утра неурочный час

Спасалар, склонив колено,

Душу царскую потряс:

“Царь! Не гневайся, могучий,

Что без зову предстаю.

Ибо радостью наполню

Грудь отцовскую твою:

Царский сын домой с добычей

Прибыл. Пир на всю страну!

Взял твой первенец Годердзи

В жены светлую луну.

Краше черт ее невинных

Я не видел ничего.

Свод покинула небесный

Ради сына твоего.

Сам Господь ее для отчей

Гордости твоей сберег.

Сладким именем Этери

Он дитя свое нарек.

Перед ней другие девы —

Перед жемчугом песок.

От одной ее улыбки

Озаряется восток.

Как луна она и солнце —

Недоступна похвале.

Девы не было подобной

И не будет на земле.

Если ж сердишься, что сами

Свадьбу сладили они, —

Бог сердца соединяет,

Значит, Господа вини!”

Потемнел Гурген, как туча,

Почернел Гурген, как ночь:

“Кто она? Откуда родом?

Княжья, царская ли дочь?”

спасалар

Царь! Наследника престола

Кто б расспрашивать дерзнул?

Знаем только, что соломой

Загорелся – чуть взглянул!

Что нашел ее в приречных

Камышах на склоне дня,

Мигом суженою назвал,

Мигом поднял на коня.

Не гневись, отец, на сына,

Да и нас не осуди.

Ведь идти не могут люди

Против Бога и судьбы!

царь

Лев, что молвишь ты? Ни слова!

К сыну моему ступай,

Отчий гнев и возмущенье

Неслуху ты передай.

Без отцовского согласья

Как же он посмел жениться?

С дочерью царя Левана

С колыбели обручен.

Я ли равному нарушу

Клятву радужной поры?

Слово, данное за чашей,

Тверже каменной горы.

Дочерью признав бродяжку,

Как на солнце и луну,

Как любезному Левану

В очи грозные взгляну?

Передай тому безумцу,

Что, поправ отцову власть,

Сам родителя заставил

Детище свое проклясть.

Древний род отцов и дедов

Он желает осквернить.

Сосунок он, жеребенок.

Я уйму шальную прыть!

Чтобы к отчему порогу

Не осмелилась нога!

Иль стрелой его привечу,

Как последнего врага!

Пусть узнает, своенравный,

Как наказан будет тот,

Кто неравною женою

Опозорил царский род.

Передай и сам запомни:

Больше не приму гонца.

Нету сына у Гургена,

У Годердзи – нет отца.

Твердым шагом удалился

Царь к советникам своим.

Спасалар, скорбя за сына,

Не последовал за ним.

Огорчил царевич добрых,

Насмешил царевич злых.

Одинокая вершина

Приютила молодых.

Все отверженца отвергли,

Всем – венец его померк.

Но, виновницы изгнанья,

Он Этери не отверг.

Хором прокляли вельможи

Бедной девушки красу.

Но когда любовь страшилась

Одиночества в лесу?

Все от сына отступились,

Трепеща перед отцом,

Кроме матери-царицы,

Сжалившейся над птенцом.

Посетила, обласкала,

Поднесла, прося беречь,

Шитый золотом нагрудник —

Дочери, а сыну – меч.

мать

Не корю тебя, любимый!

Гнева нет у матерей!

Чем труднее, чем больнее —

Тем милее, тем родней.

Одинокой, бессыновней

Старости не убоюсь,

Да благословит создатель

Твой очаг и твой союз.

Но одно запомни: слово

Есть святыня из святынь;

Сердцем избранной подруги

До могилы не отринь.

Горькое отцу содеял,

Огорчил седую мать,

Лет на старости заставив

Слово данное попрать.

Над родительскою славой,

Над сединами глумясь,

Утопил нас в грязной луже,

Кровь свою вмешал ты в грязь.