Полное собрание стихотворений - Лохвицкая Мирра Александровна - Страница 27

Ты улыбнешься – и ярким днем

Жизнь озарится в мраке ненастия,

Радугой вспыхнет, в сердце моем,

Смехом блаженства трепетом счастия!

1900–1902

Есть для тебя в душе моей

Сокрытых воплей и скорбей

И гнева тайного-так много,

Что – если б каменным дождем

Упал он на пути твоем,-

Сквозь вихрь прошла б твоя дорога

Огня и стужи ледяной.

Ее хватило б до порога

Владений вечности немой.

Есть для тебя в душе моей

Неумирающих огней,

Признаний девственных – так много,

Что – если бы в златую нить

Тех слов созвучья перевить,-

Она достигла бы до Бога.

И ангелы сошли бы к нам,

Неся из райского чертога

Свой свет, свой гимн, свой фимиам!

1900–1902

Рассеялся знойный угар.

Не борется сердце мятежно.

Свободна от тягостных чар,

Люблю я глубоко и нежно.

Глубоко и нежно.

Пучину огня переплыв,

Изведав и вихри и грозы,

Ты слышишь ли кроткий призыв? -

В нем дышат надежды и слезы.

Надежды и слезы!

Блаженство? – Мгновенно оно,

И нет заблужденью возврата.

Но вечного чувства звено

Да будет велико и свято.

Велико и свято.

1900–1902

Я люблю тебя ярче закатного неба огней,

Чище хлопьев тумана и слов сокровенных

нежней,

Ослепительней стрел, прорезающих тучи во

мгле;

Я люблю тебя больше – чем можно любить на

земле.

Как росинка, что светлый в себе отражает

эфир,

Я объемлю все небо любви – беспредельной

как мир,

Той любви, что жемчужиной скрытой сияет на

дне;

Я люблю тебя глубже, чем любят в

предутреннем сне.

Солнцем жизни моей мне любовь засветила

твоя.

Ты – мой день. Ты – мой сон. Ты – забвенье

от мук бытия.

Ты – кого я люблю и кому повинуюсь, любя.

Ты – любовью возвысивший сердце мое до

себя!

1900–1902

Не для скорбных и блаженных

Звуки песен вдохновенных

В мире рождены.

Наши радости не вечны,

Наши скорби скоротечны.

Это только – сны.

Сжаты нивы, блекнут травы,

Осыпаются дубравы

Цветом золотым.

Все цветущее так бренно,

Все, что бренно, то – мгновенно

И пройдет как дым.

Пусть от боли сердце рвется,

Песнь орлицею взовьется

К вольным небесам.

Не кумирню жизни пленной,

Но в свободе неизменной

Ей воздвигнем храм.

Дальше, ввысь от клетки тесной

Взвейся, песнь, стезей небесной

В твой родной приют,

Где созвездья в стройном хоре,

В стройном хоре, на просторе,

Вечный гимн поют!

1900–1902

Не убивайте голубей!

Их оперенье-белоснежно;

Их воркование так нежно

Звучит во мгле земных скорбей,

Где все – иль тускло, иль мятежно.

Не убивайте голубей!

Не обрывайте васильков!

Не будьте алчны и ревнивы;

Свое зерно дадут вам нивы,

И хватит места для гробов.

Мы не единым хлебом живы,-

Не обрывайте васильков!

Не отрекайтесь красоты!

Она бессмертна без курений;

К чему ей слава песнопений

И ваши гимны и цветы?

Но без нее бессилен гений.-

Не отрекайтесь красоты!

1900–1902

Я спала и томилась во сне.

Но душе усыпления нет.

И летала она в вышине,

Между алых и синих планет.

И, пока я томилась во сне,

Все порхала она по звездам,

На застывшей и мертвой луне

Отыскала серебряный храм.

В этом храме горят имена,

Занесенные вечным лучом.

Чье-то имя искала она

И молилась, – не помню о чем.

Но как будто пригрезилось мне,

Что нашла я блаженный ответ

Там – высоко, вверху, в вышине,

Между алых и синих планет.

1900–1902

Грезит миром чудес,

В хрусталях и в огне,

Очарованный лес

На замерзшем окне.

Утра зимний пожар

В нем нежданно зажег

Полный девственных чар

Драгоценный чертог -

И над жизнью нанес

Серебристый покров

Замерзающих грез,

Застывающих снов.

1900–1902

Море и небо, небо и море

Обняли душу лазурной тоской.

Сколько свободы в водном просторе,

Сколько простора в свободе морской!

Дальше темницы, дальше оковы,

Скучные цепи неволи земной.

Вечно прекрасны, чудны и новы,

Вольные волны плывут предо мной.

С тихой отрадой в радостном взоре,

Молча, смотрю я в лиловую даль.

Море и небо! Небо и море!

Счастье далеко. Но счастья не жаль.

1900–1902

Под окном моим цветы

Ждут прохладной темноты,

Чтоб раскрыться – и впивать

Росной влаги благодать.

Надо мною все нежней

Пурпур гаснущих огней.

Месяц, бледен и ревнив,

Выжнет цвет небесных нив.

Тихих слез моих росу

Я цветам моим снесу.

Грусть вечернюю отдам

Догоревшим небесам.

1900–1902

Шмели в черемухе гудят о том – что зноен

день,

И льет миндальный аромат нагретая сирень.

И ждет грозы жужжащий рой, прохлады ждут

цветы.

Темно в саду перед грозой. Темны мои мечты.

В полях горячий зной разлит, но в чаще

тишина.

Там хорошо. Там полдень спит – и дышит

жаром сна.

Шмели в черемухе гудят: "Мы сон его храним.

Придет гроза, – воскреснет сад – и сны замрут,

как дым.

Полдневных чар пройдет угар – и будет грусть

по ним.

На страже полдня мы гудим. Мы сон его

храним".

1900–1902

Затихли громы. Прошла гроза.

На каждой травке горит слеза.

В дождинке каждой играет луч,

Прорвавший полог свинцовых туч.

Как вечер ясен! Как чист эфир!

Потопом света залит весь мир.

Свежей дыханье берез и роз,

Вольней порханье вечерних грез.

Вздымают горы к огням зари

Свои престолы и алтари,

Следят теченье ночных светил

И внемлют пенью небесных сил.

1900–1902

Когда была морскою я волной,

Поющею над бездной водяной,

Я слышала у рифа между скал,

Как чей-то голос в бурю простонал:

– Я здесь лежу. Песок мне давит грудь.

Холодный ил мешает мне взглянуть

На милый край, где хижина моя,

Где ждет меня любимая семья.-

Так кто-то звал, отчаяньем томим.

Что я могла? – Лишь плакать вместе с ним.

И пела я: "Забудь печаль твою.

Молчи. Усни. Я песнь тебе спою".

Когда, легка, пушиста и светла,

Воздушною снежинкой я была,

В метель и мрак, под снежной пеленой,

Мне снова зов послышался родной:

– О, где же ты? Откликнись! Я – один.

Бреду в снегах засыпанных равнин.

Мне не найти потерянных дорог.

Я так устал, так страшно изнемог.-

Предсмертный сон – как смерть -

неодолим.

Что я могла? – Замерзнуть вместе с

ним -

И светлый мир хрустальной чистоты