Смерть раненого зверя с тонкой кожей - Александер Патрик - Страница 36

• Предыдущая
• 36/50
• Следующая

Он побрел по Олд Бромптон Роуд, затем по Лили Роуд и вышел к отелю "Вест Сентер", большому, современному зданию, выглядевшему на фоне викторианского квартала немного устрашающе. Там он нашел отличный способ отвлечься от всего, идеальную очищающую программу: конгресс шахматистов.

В шахматы в Англии обычно играют в почти нищенских условиях. Это не джентльменский вид спорта. Здесь условия были почти роскошные. Шахматистам были отданы три огромных зала. В одном проводился турнир гроссмейстеров, в другом – открытый турнир. В третьем были установлены демонстрационные доски, на которых отмечался ход партий гроссмейстеров с объяснениями и комментариями шахматных мастеров или ведущих игроков. В эту-то комнату и забрел Эббот. Он сел в кресло и вскоре был уже целиком поглощен созерцанием отсталых пешек, слабых квадратов, бесстрашия слона и других лабиринтов игры, которую Чэндлер называл вторым после рекламы способом выбрасывания на помойку человеческого интеллекта.

Благодаря странному стечению обстоятельств, министр в этот день тоже оказался на съезде шахматистов. Сентиментальный порыв навестить умирающую жену быстро иссяк, как только он ее увидел. Через пару минут он уже пытался найти предлог, чтобы вырваться из комнаты с белыми стенами и больничным запахом цветов и смерти.

Он знал, что у чернокожей девушки дневное представление в пять часов, но, если успеть попасть в ее квартиру хотя бы без пятнадцати четыре или даже ровно в четыре, у них хватит времени... Даже если в полпятого... Она появляется только во втором акте; ей не имеет смысла приходить раньше пяти... Он вдруг заметил, что жена с ним разговаривает.

– Останься со мной, – сказала она, беря его руку. Ее голос был слабым, рука – влажной.

– Не бросай меня.

– Конечно, я тебя не брошу, – сказал он. – Конечно, нет. Просто мне нужно заглянуть на шахматный турнир. Ты знаешь, тот, что я открывал в Фулхэме на прошлой неделе.

– Не уходи.

– Но я обещал. И потом, это мой избирательный округ. Я вот что сделаю. Я схожу туда на полчаса и вернусь.

– Пожалуйста, не уходи.

Она вдруг ощутила внезапное предчувствие близкой смерти. Что-то было в комнате, она знала, что это было рядом. Она чувствовала присутствие смерти, хотя и не могла ее видеть, но знала, что уже скоро. Смерть пряталась за занавеской, и когда та двигалась, это было движение смерти. Конечно, она ее никогда не увидит, та себя никогда не покажет. Смерть будет ждать за занавеской, пока она уснет, и тогда выйдет и тихо унесет ее на крыльях темноты.

Но если она не будет спать, а будет держать руку мужа, разговаривать с ним, смерть не сможет выйти и забрать ее. Пока она не спит, смерть будет вынуждена прятаться за занавеской. Ей хотелось спать, но она цеплялась за сознание, удерживая за руку сидящего рядом супруга.

– Я быстро, обещаю.

– Она не может выйти, пока ты здесь.

– Кто не может выйти?

– Когда шторы шевелятся, это значит, она нервничает.

Ее мысли снова поплыли. Министр ободряюще похлопал ее по руке.

– Я вернусь сегодня же, – сказал он, осторожно вынимая свою руку из ее ладони.

По щекам умирающей женщины потекли слезы. Она была очень слаба, поэтому часто и легко плакала, и он не придал этому большого значения.

– Не уходи, – просяще повторила она. – Пожалуйста.

Министр гнал по дороге на Фулхэм Роуд и приехал в квартиру около половины пятого. Он позвонил в звонок, потом постучал в дверь. Никто не ответил. Политик вздохнул. В общем-то, он и не думал застать свою пассию, но сейчас не знал, что делать. Ему следовало бы вернуться в больницу, но он не мог. Оправдав свой уход тем, что собирался посетить конгресс шахматистов, он решил, что отправится туда. Его не интересовали шахматы, он едва знал, как ходят фигуры, но это лучше, чем ехать в больницу.

Министр припарковался на подземной парковке отеля, затем пошел на конгресс, где его встретили организаторы и повели осматривать помещение. Он несколько минут понаблюдал за турниром гроссмейстеров, затем прошел в демонстрационный зал и послушал комментарии экспертов, не понимая ни слова.

– Великолепно, – пафосно сказал организаторам. – Очень впечатляюще.

Эббот тоже был в этом зале, но не видел министра, а слуга парода не видел полевого агента. Да и вряд ли они могли друг друга узнать.

Затем министра пригласили в офис директора конгресса на бокал шампанского. По дороге он благодушно улыбнулся нескольким людям, которых, насколько он помнил, никогда раньше не встречал, и потрепал по голове лилипута, приняв его за ребенка.

В офисе директора политик был уже весел, свободно и умело болтал ни о чем и выпил два огромных бокала очень сухого и хорошего шампанского, которое существенно подняло его настроение. После приличествующей паузы и невнятного, сделанного из вежливости, протеста он согласился на третий и четвертый бокал.

Он бодро доехал до больницы. Если повезет, его жена, находясь под действием успокоительных, будет спать, и ему не придется снова сидеть в этой ужасной палате. Но ему не повезло (или, наоборот, повезло). Она не спала, она была мертва.

Это был шок. Он ждал, что это случится, вот уже несколько недель, но все равно смерть жены стало для него шоком. Большим шоком, чем он мог вообразить. Он почувствовал слабость и дрожь. Доктор предложил ему успокоительное, но он отказался (зная, что не стоит смешивать успокоительное с алкоголем) и поехал домой.

Квартира казалась пустой. Кроме него и ежедневно приходящей прислуги, там не было никого с тех пор, как его жена легла в больницу пять недель назад. Но теперь, когда он знал, что она уже никогда не вернется, пустота приобрела новое измерение. И, что странно, в квартире появилось эхо. Это было невозможно, нереально, иррационально. Везде лежали толстые ковры, а тяжелые шторы были задернуты. И, тем не менее, в его ушах звучало эхо.

Что ж, теперь он свободный человек, спустя двадцать лет. Министр посмотрел на свое отражение в настенном зеркале.

– Теперь ты свободный человек.

Но он не чувствовал себя свободным. Ему как-то странно не хватало ее присутствия. Впрочем, этого и следовало ожидать. Если у вас в течение двадцати лет была собака, то вам в любом случае будет ее не хватать. И он любил ее так, как мог любить кого угодно другого, отличного от него самого. На один смутный момент он даже пожалел, что был ей недостаточно хорошим мужем.

В десять он должен был забрать черную девушку из театра. Конечно, ему нужно быть осторожным. Если начнут болтать... Люди никогда не смогут понять его увлечение.

Главу русской торговой делегации Николая Николаевича Нежметдинова Нжала приветствовал с распростертыми объятиями и бутылкой водки, категорически отказавшись в первые полчаса обсуждать что-либо, кроме женщин и выпивки: двух, насколько он знал, самых близких сердцу Николая Николаевича предметов. Чего он не знал, так это того, что Николай Николаевич воспринимал эти две вещи как компенсацию за чрезмерную мировую скорбь в духе нелепых мыслителей типа Достоевского, и в то же время как часть этой самой скорби. Даже Нжала со своей проницательностью не мог понять эту очень русскую мысль.

Итак, Николай Николаевич улыбался, слушал и издавал соответствующие игривому настроению звуки, одновременно недоумевая, когда же Нжала перейдет к делу. Нежметдинов хотя и был официально главой торговой делегации, о торговле знал немного, зато отлично разбирался в вооружении. А Нжала необходимо было именно оружие, которое он не мог достать больше нигде, например, новейшие ракеты "земля-воздух" и определенные виды тактического ядерного оружия.

Нжала как раз был в разгаре пограничного конфликта с одним из соседних государств, которое собирался нахально захватить. Его долгосрочный план заключался в том, чтобы поэтапно сожрать все сопредельные государства и сформировать Федерацию Государств Западной Африки с собой во главе. Это было частью еще более долговременного и амбициозного плана, согласно которому он собирался подчинить себе сначала центральную, а потом и южную Африку, пока, наконец, он не стал бы править всем континентом. И если бы русские существенно помогли ему с вооружением и специалистами, они получили бы не только плацдарм, но целый перманентно развивающийся базис в Африке, о которой всегда мечтали в своих самых смелых империалистических мечтах.

• Предыдущая
• 36/50
• Следующая