Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого - Бердяев Николай Александрович - Страница 40

Парадокс времени еще в том, что возможно таинственное совпадение прошлого и будущего, истоков и конца. Эсхатологическая проблема есть основная метафизическая проблема. Философы уделили ей очень мало внимания, почти никакого, потому что отделили философское познание от религиозного опыта, что есть ложное отделение, ложное понимание автономии познания. Мир должен кончиться, история должна кончиться. Иначе все бессмысленно. Конец есть торжество смысла, соединение божественного и человеческого, эсхатологическое завершение экзистенциальной диалектики божественного и человеческого. Мы должны вступить и, может быть, уже вступаем во время конца, которое будет неопределенной длительности.

С философской точки зрения конец мира и истории есть прежде всего преодоление объективации, т. е. преодоление мира отчужденности, необходимости, безличности, вражды. Образование мира объектов есть источник всех несчастий человека. Объект мне чужд и непереносим.[132] И Гегель связывал несчастное сознание с отношением к объекту, с раздвоением и разрывом. Сознание есть всегда раздвоение и разрыв, оно предполагает противоположение на субъект и объект и потому всегда заключает в себе несчастье. Преодоление раздвоения и объективации, выход из рабства миру объектов может быть назван пробуждением сверхсознания или высшего сознания. Объективация есть всегда охлаждение творческого огня. В истории есть охлаждающее развитие. Это есть то, что Ш. Пеги назвал «политикой» в отличие от «мистики». Судьба монастырей, революций, коммунистических колоний, толстовцев, духоборов, судьба любви («только утро любви хорошо»), посмертная судьба гениев говорит об охлаждающей объективации. На этом пути нельзя ждать разрешения мировой истории. Классическая культура хотела бы затвердения мира, между тем как мир должен быть расплавлен в огне. «Огонь пришел Я низвесть на землю и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!» Эти слова были забыты в объективированном, охлажденном христианстве. Человек раздавлен между двумя дурными бесконечностями и хочет в этом положении так устроиться, чтобы не чувствовать его трагизма.

Паскаля ужасала бесконечность чуждых пространств. Но также ужасна бесконечность времени в прошлом и будущем. Эта двойная дурная бесконечность раскрывается в существовании, выброшенном вовне, т. е. в существовании объективированном, все более отрывающемся от нуменального ядра. Человек, недовольный настоящим, обращается или к воспоминанию о золотом веке в прошлом, или к ожиданию золотого века в будущем. Человек может вообразить себе лучшую, более прекрасную, более правдивую и праведную жизнь, чем эта опостылая жизнь. Но откуда берется у него эта сила воображения? Он все же не может этой силой воображения победить власть времени, т. е. роковую власть времени и в самом понимании золотого века. Человек материализирует тысячелетнее царство. Бл. Августину была чужда профетическая идея тысячелетнего царства, историческая Церковь была для него уже тысячелетним царством. Этим он остается во власти объективации. Но историческое христианство роковым образом кончается, и происходит неотвратимый переход к христианству эсхатологическому. Лучи света идут от будущего. Конечное грядущее соединяется с истоками прошлого. Есть три стадии откровения: откровение в природе, откровение в истории и откровение эсхатологическое. Окончательно и в полноте Бог открывается лишь эсхатологически. Этому предшествует богооставленность, тоска, механизация и опустошение природы, механизация и секуляризация истории, прохождение через безбожие.

Эсхатологическое откровение и есть откровение в Духе и Истине, которое есть откровение вечное. Существует трагическое столкновение между Истиной и миром, чистая, не искаженная Истина сжигает мир. Цель – достижение цельности, преодоление разорванности, ложной автономии мыслей, мечтаний, страстей, эмоций, желаний. Может быть страдание в разорванных частях души, в других же частях его может и не быть. Только потому, что страдание не захватывает всей души, человек может существовать, но существование его несчастное. Всемирная история напоминает не только трагедию, но и комедию. И комедия всегда одинаково кончается. Это есть фатальная неудача истории, о которой уже было говорено. Все опыты создания новой жизни – в историческом христианстве, в социальных революциях, в сектах и т. д. – кончаются объективацией, приспособлением к обыденности, в новых формах восстает старое: старое неравенство, властолюбие, роскошь, расколы и пр. Жизнь в нашем эоне есть только испытание и путь, но испытание имеет смысл, и путь ведет к завершающему концу. Легче было бы человеку, если бы он сознал, что предстоит еще открытие неведомого, откровение не только Св. Духа, но и нового человека и нового космоса.

Возможна пассивная и активная эсхатология. В большинстве случаев апокалиптические настроения приводили к пассивному ожиданию конца, к отказу от исторических задач. Такова была «Повесть об Антихристе» Вл. Соловьева. Апокалиптическое время понимается как ожидание и претерпевание действия сил Божественных и дьявольских. Это упадочная настроенность. Но возможна активная эсхатология. Самосознание, соответствующее достоинству человека как свободного духа, должно утверждать усиление человеческой активности и человеческого творчества во времена конца. Конец нужно понимать не пассивно-отрицательно только, но творчески-положительно. Я говорил уже, что всякий творческий акт человека носит эсхатологический характер и кончает этот мир. Конец разно представляется и разно понимается в зависимости от того, смотрят ли на него из исторического христианства или из более полного откровения Духа. Во втором случае человек есть субъект, а не объект, и творческий субъект.

Христианское сознание мало задумывается над тем, что род человеческий прекратится, если все станут совершенными христианами, абсолютно целомудренными или монахами. Тут эсхатологическая глубина проблемы пола. Обыкновенно повторяют, что цель брака – деторождение как высшее благо. Но вместе с тем думают, что это высшее благо происходит от того, что считают дурным и греховным. Розанов остро обличал лицемерие, которое происходит на этой почве. Только Вл. Соловьев и Киркегард думали, что в самом деторождении есть что-то дурное и греховное. Метафизика пола имеет непосредственную связь с проблемой конца. Во времена конца что-то изменится в жизни пола, после погружения этой стороны жизни в ужасную тьму и разложения должно наступить просветление. Любовь может преобразить ветхий пол и направить энергию пола, держащую человека в рабстве, на творчество. Возможность таких переключений энергии мы знаем. Для религии Духа, религии конца центральное значение получит любовь, любовь творческая и преображающая. Такую роль будет играть и любовь-эрос, и любовь-агапэ. Но прежде чем перейти к высшей эпохе и к единству, человеку предстоит до конца пройти путь раздвоения и путь страдания, с трудом переносимого. Нужно всегда помнить, что в конце своего пути Иисус воскликнул: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?». После долгого исторического пути иную богооставленность пережил человек – Ницше. Мировой процесс носит трагический характер, его нельзя понять как сплошной поступательный прогресс. Злые результаты мирового процесса, которые могут и нарастать, ввергаются в небытие, но люди, живые существа, не могут быть окончательно ввергнуты в небытие. Есть одно только, что, может быть, заслуживает вечных адских мук, – это их слишком настойчивая защита, сопровождающаяся чувством удовлетворения.

Самая большая религиозная и нравственная истина, до которой должен дорасти человек, – это – что нельзя спасаться индивидуально. Мое спасение предполагает и спасение других, моих близких, всеобщее спасение, спасение всего мира, преображение мира. Самая идея спасения родилась из подавленности человека, она связана с судебным пониманием христианства. Она должна быть заменена идеей творческого преображения и просветления, идеей совершенства жизни. «Се, творю все новое». Творит не только Бог, но и человек. Эпоха конца есть не только эпоха разрушения, но также и эпоха богочеловеческого творчества новой жизни и нового мира. Церковь Нового Завета была символическим образом вечной Церкви Духа. В Церкви Духа будет читаться вечное Евангелие. Когда мы приблизимся к вечному царству Духа, то мучительные противоречия жизни будут преодолены и страдания, которые под конец усилятся, перейдут в свою противоположность, в радость; и произойдет это не только для будущего, но и для прошедшего, так как будет обращение времени и все живые будут участвовать в конце.