Дитя из слоновой кости - Хаггард Генри Райдер - Страница 9

• Предыдущая
• 9/39
• Следующая

Этот Ханс, должен сказать, был сначала слугой моего отца, миссионера в Капской колонии, а потом моим компаньоном во многих приключениях. Это был храбрый, испытанный человек, единственной слабостью которого оказалось пристрастие к алкоголю. Он питал ко мне самую горячую привязанность.

Сколотив немного денег, он приобрел небольшую ферму недалеко от Дюрбана, где и жил, пользуясь большим уважением за свои былые подвиги.

Белый и готтентот переругивались между собой по-голландски.

– Грязный готтентот, – кричал белый, – что ты пристал ко мне, как шакал?

– Сын белой жирной свиньи, – отвечал Ханс, – ты осмелился назвать бааса вором? Ты, не стоящий ногтя бааса, чья честь светлее солнца, чье сердце чище белого песка в море!

– Он присвоил себе мои деньги.

– А зачем, свинья, ты убежал от него, когда он хотел говорить с тобой?

– Я тебе покажу «убежал», желтая собака! – закричал белый, замахиваясь палкой.

– Ты хочешь драться? – спросил Ханс, с необыкновенным проворством отступив назад. – Так получай! – он низко наклонил голову и, как буйвол, бросившись вперед, ударил белого головой в живот так, что тот опрокинулся назад и полетел в канаву, полную грязной воды. После этого Ханс спокойно повернулся и исчез за углом.

К моему облегчению, через минуту белый вылез из канавы весь покрытый грязью и, держась за место, называемое на медицинском языке диафрагмой, медленно пошел вдоль улицы. «Какими преданными могут быть готтентоты, которых считают низшими существами человеческого рода», – подумал я.

Придя домой, я уселся в расшатанное тростниковое кресло на веранде, закурил трубку и задумался, что мне предпринять, имея всего на триста фунтов имущества и хороший запас оружия.

С коммерцией во всех ее видах я раз и навсегда покончил.

Оставалась только моя старая профессия охотника.

Слоны – вот единственно выгодная в смысле заработка дичь.

Но ближайшие места охоты уже давно опустошены. Кроме того, пришлось бы соперничать с молодыми профессионалами из буров.

Если уж решать заняться охотой на слонов, придется отправляться в отдаленные места. Размышляя о преимуществах и недостатках различных мест охоты, я услышал из-за большого куста гардении что-то вроде козлиного покашливания. Однако я знал, что эти звуки производит человек, так как не раз они служили мне сигналом в опасную минуту.

– Ханс, иди сюда, – позвал я, и вслед за этим из кустов алоэ показалась фигура старого готтентота. Я не понял, почему он выбрал такой способ визита, но это было вполне в духе его скрытности, унаследованной от предков. Он уселся на корточки передо мной, как коршун, поглядывая на спускавшееся к западу солнце.

– Ты так выглядишь, Ханс, – сказал я, – будто только что дрался. Шляпа у тебя измята, весь ты обрызган грязью.

– Баас прав, как всегда. Я поссорился с одним человеком из-за шести пенсов, которые он мне должен, и ударил его головой, позабыв снять сперва шляпу. Мне жаль, это хорошая шляпа. Она почти новая. Два года назад баас подарил мне ее, когда мы вернулись из Понголэнда.

– Зачем ты лжешь? – сказал я. – Ты дрался с белым человеком вовсе не из-за шести шиллингов. Ты столкнул его в канаву и забрызгался грязью.

– Это так. Я дрался с белым не из-за шести шиллингов. Я дрался с ним за преданность, которая стоит меньше, или ничего не стоит. Я пришел к баасу одолжить фунт. Белый человек пожалуется в суд. Меня заставят заплатить фунт или сидеть в сундуке 14 дней. Белый ударил меня первый, но судья не поверит бедному готтентоту, а у меня нет свидетелей. Скажут: Ханс был пьян, Ханс лжет. Плати, Ханс, плати фунт и десять шиллингов, или иди в сундук на 14 дней плести корзины для великой королевы. Баас! У меня есть деньги заплатить за правосудие, которое стоит десять шиллингов, а мне нужен еще фунт.

– Я думаю, Ханс, что скорее ты мне мог бы одолжить фунт, чем я тебе. Мой кошелек пуст.

– Это ничего, баас. Если необходимо, я могу 14 дней делать корзины и циновки для великой белой королевы. Пусть она вытирает о мои циновки ноги. Сундук вовсе неплохое место, баас.

– Зачем же тебе идти в тюрьму, когда ты богат и можешь заплатить штраф хоть в сотню фунтов?

– Месяц или два назад я был богат, баас, а теперь я беден. У меня ничего нет, кроме десяти шиллингов.

– Ханс, – строго сказал я, – ты опять пьянствовал и играл на деньги. Ты продал ферму и скот, чтобы заплатить проигрыш и купить джин?

– Да, баас. Только я не пил и не играл. Я продал землю и скот за шестьсот пятьдесят фунтов и купил другое.

– Что же ты купил? – поинтересовался я.

Ханс полез сначала в один карман, потом в другой и наконец извлек оттуда грязный измятый листок бумаги, похожий на банковский билет.

Я взял его в руки, взглянул и едва не лишился чувства. Этот листок удостоверял, что Ханс является владельцем шер компании «Доброго доверия» на сумму шестьсот пятьдесят фунтов, той самой компании, в которой я был злополучным председателем!

– Ханс, – слабым голосом сказал я, – у кого ты купил это?

– У бааса, у которого нос крючком. Его зовут Джэкоб[7]. Так же, как и того великого человека из Библии, который дал своему брату похлебку, когда тот вернулся с охоты и получил за это ферму и скот, а потом пошел на небо по лестнице. Так рассказывал нам ваш отец, баас.

– А кто тебе сказал купить их, Ханс?

– Самми, баас, тот Самми, который был вашим поваром, когда мы ходили в Понголэнд. Джэкоб жил в отеле Самми и сказал ему, что если он не купит этих бумаг, бааса посадят в сундук. Самми купил их несколько, но у него было мало денег. Джэкоб платил Самми мало денег. Джэкоб платил Самми за все, что ел и пил, этими бумагами. Самми пришел ко мне и напомнил, что покойный отец бааса оставил его на наше попечение. Я продал ферму и скот другу Джэкоба, очень дешево продал. Вот и вся история, баас.

Я слушал это, и, сказать правду, почти плакал, думая, какую жертву принес для меня этот старый готтентот по наущению мошенника.

– Ханс! – сказал я. – Когда ты поймал работорговцев в ими же расставленные ловушки, умирающий вождь зулусов назвал тебя Светом во мраке. Он верно назвал тебя, ибо ты, как свет, засиял в темноте моего сердца. Я считал себя мудрым, но оказался глупцом, и был, как ты и Самми, обманут обыкновенным мошенником. Но этот мошенник, показав, насколько низким может быть человек, заставил тебя показать, насколько может быть человек благородным. Свет во мраке! Ты дал мне больше, чем все золото в мире. Я постараюсь заплатить тебе за это своей вечной любовью!

Ханс взял мою протянутую руку и приложил ее к своему лбу.

– Не надо говорить так, баас. Это делает меня печальным, когда я так счастлив. Сколько раз баас не наказывал меня, когда я поступал нехорошо, когда я пил, и за другое? Баас не наказал меня даже тогда, когда я украл порох, чтобы продать его и купить себе джину. Правда, порох никуда не годился.

– Но почему ты теперь счастлив? – спросил я.

– О, баас! – ответил Ханс, и глаза его заблестели. – Разве баас не догадывается – почему? Теперь у бааса нет денег, и у меня нет. Ясно, что мы пойдем искать заработка. Я так рад, баас. Мне надоело сидеть на ферме и доить коров. Великий Небесный Отец знал, что делал, послав Джэкоба на наш путь!

– Ты прав, Ханс, – сказал я, – но куда мы пойдем? Нам нужны слоны.

Ханс назвал целый ряд различных мест и, окончив их перечень, сел на корточки передо мной и, пожевывая табак, вопросительно поглядывал на меня, склонив голову набок, как старая пытливая птица.

– Ханс, – спросил я, – ты помнишь историю, которую я рассказывал тебе год или более тому назад? Историю о народе кенда; в стране их, говорят, находится кладбище слонов, которые приходят туда умирать. Эта страна лежит где-то на северо-востоке от того озера, где живут понго. Ты говорил, что ничего не слышал о народе кенда?

– Нет, баас, я много слышал о них.

– Почему же ты раньше ничего не говорил мне?

• Предыдущая
• 9/39
• Следующая