Прекрасная Маргарет - Хаггард Генри Райдер - Страница 58

• Предыдущая
• 58/67
• Следующая

– Уж не думаешь ли ты предать нас? – спросила она своим нежным голоском. – Послушай меня, я коечто понимаю в ядах и клянусь тебе, если ты замыслишь дурное, то не пройдет и недели, как ты в судорогах отправишься на тот свет и никто не узнает, откуда попал к тебе яд. Или я околдую тебя – ведь я недаром прожила дюжину лет среди мавров, – у тебя распухнет голова, иссохнет тело и ты станешь богохульствовать, не понимая, что говоришь, пока тебя с позором не поджарят на костре.

– Околдуешь меня? – отозвался отец Энрике с дрожью. – Ты уже сделала это, иначе я не был бы здесь.

– Тогда, если ты не хочешь очутиться на том свете раньше срока, – продолжала Инесса, похлопывая его нежно по плечу, – думай, думай, ищи выход, верный слуга святейшей инквизиции.

– Тысяча золотых дублонов! Тысяча дублонов! – прокаркал старый Израэль. – Но если ты не сумеешь ничего сделать, то рано или поздно, теперь или через месяц, – смерть, смерть медленная и жестокая.

Теперь отец Энрике совсем перепугался.

– Вам нечего бояться меня, – хрипло произнес он.

– Я рада, что ты наконец нас понял, друг мой, – прозвучал мягкий, насмешливый голос Инессы, которая, подобно злому духу, все время стояла позади монаха. Она опять нежно похлопала его по плечу, на этот раз обнаженным лезвием кинжала. – А теперь быстро выкладывай свой план. Становится поздно, и всем святым людям пора уже спать.

– У меня нет никакого плана. Придумай сама! – сердито ответил священник.

– Хорошо, друг мой, очень хорошо. Тогда я попрощаюсь с тобой, потому что вряд ли мы встретимся в этом мире.

– Куда ты идешь? – с беспокойством спросил он.

– Во дворец, к Морелла и к одному его другу и родственнику. Выслушай, что я тебе скажу. Я могу заслужить прощение за мое участие в свадьбе, если я смогу доказать, что некий подлый священник знал, что совершает обман. Ну, а я могу доказать это – ты, надеюсь, помнишь, что дал мне расписку, – а если я сделаю это, что произойдет со священником, который вызвал ненависть испанского гранда и его знатного родственника?

– Я служитель святейшей инквизиции, никто не посмеет тронуть меня!

– выкрикнул отец Энрике.

– Я думаю, что найдутся люди, которые пойдут на риск. Король, например.

Отец Энрике бессильно откинулся на спинку стула. Теперь он догадался, кого подразумевала Инесса, говоря о знатном родственнике Морелла, и понял, что попал в ловушку.

– В воскресенье утром, – заговорил он глухим шепотом, – процессия направляется по улицам к театру, где будет прочитана проповедь тем, кто должен будет идти в Квемадеро. Около восьми часов процессия ненадолго вступит на набережную, где будет мало зрителей и потому дорога там не охраняется. Если дюжина смелых молодцов, переодетых крестьянами, будет ждать там с лодкой наготове, то, может быть, они сумеют… – И отец Энрике замолк.

Тут в первый раз заговорил Питер, который до тех пор сидел молча, наблюдая за этой сценой.

– В таком случае, преподобный отец, как эти смелые парни сумеют узнать жертву, которую они ищут?

– Еретик Джон Кастел, – ответил священник, – будет сидеть на осле, одетый в замарруnote 19 из овчины, с нарисованными на ней чертями и подобием пылающей головы. Все это очень хорошо нарисовано, я умею рисовать и сам делал это. Кроме того, у него у одного будет на шее веревка, по которой его можно будет узнать.

– Почему он будет сидеть на осле? – с яростью спросил Питер. – Потому, что вы пытали его так, что он не может ходить?

– Нет, нет! – возразил доминиканец, съежившись под этим яростным взглядом. – Его ни разу не допрашивали, ни одного поворота манкуэдры, клянусь вам, сэр рыцарь! Зачем это – ведь он открыто признал себя презренным евреем!

– Будь осторожнее в выражениях, друг мой, – прервала его Инесса, фамильярно похлопывая его по плечу: – здесь есть люди, которые придерживаются другого мнения, чем вы в вашем святом доме, но которые умеют применять манкуэдру и могут устроить неплохую дыбу при помощи доски и одного или двух воротов, какие есть в соседней комнате. Воспитывайте в себе учтивость, высокоученый священник, иначе, прежде чем покинуть это место, вы станете длиннее на целый локоть.

– Говори дальше, – приказал ему Питер.

– Кроме того, – продолжал дрожащим голосом отец Энрике, – был приказ не пытать его. Инквизиторы полагали – это было, конечно, неправильно с их стороны, – что у него есть соучастники, чьи имена он выдаст, но в приказе было сказано, что так как он долго жил в Англии и только недавно прибыл в Испанию, то у него не может быть сообщников. Так что он цел и невредим. Я слышал, что никогда ни один нераскаявшийся еврей не шел на костер в таком отличном состоянии, как бы богат и уважаем он ни был.

– Тем лучше для тебя, если ты не врешь, – заметил Питер, – Продолжай.

– Больше нечего рассказывать. Могу еще добавить, что я буду идти рядом с ним вместе с двумя стражами, и, конечно, если его вырвут у нас и под руками не окажется лодки для преследования, мы ничего не сможем сделать. Ведь мы, священники, люди мирные и можем даже разбежаться при виде грубого насилия.

– Я советую вам бежать быстро и как можно дальше, – проронил Питер. – Однако, Инесса, где гарантия, что ваш друг нас не обманет? Ведь он может провести кого угодно.

– Тысяча дублонов, тысяча дублонов, – пробормотал старик Израэль подобно сонному попугаю.

– Он, может быть, надеется выжать еще больше из наших трупов, старик. Что вы скажете, Инесса? Вы лучше разбираетесь в этой игре. Как мы можем заставить его сдержать слово?

– Я думаю, смертью, – сказал Бернальдес, понимая, какой опасности он подвергается как компаньон и родственник Кастелла и номинальный владелец судна «Маргарет», на котором тот должен был бежать. – Мы знаем все, что он может рассказать, и, если мы отпустим его, он рано или поздно предаст нас. Убейте его, чтобы он не смог мешать нам, и сожгите его труп в печи.

Тут отец Энрике упал на колени и со слезами и стонами начал умолять о милосердии.

– Чего ты так хнычешь? – спросила Инесса, глядя на него задумчивым взглядом. – Ведь твоя смерть будет гораздо легче, чем та, на которую ваши праведники обрекают многих гораздо более честных мужчин… женщин. Что касается меня, то я думаю, что сеньор Бернальдес дал правильный совет. Лучше умереть одному, чем всем нам. Ведь ты понимаешь, что мы не можем довериться тебе. Есть ли у кого-нибудь веревка?

Отец Энрике пополз к ней на коленях и начал целовать подол ее платья, умоляя во имя всех святых пожалеть его. Ведь он попал в эту ловушку из-за любви к ней.

– К деньгам, ты хочешь сказать, гадина, – поправила Инесса, отталкивая его туфлей. – Я вынуждена была слушать твои любовные бредни, когда мы ехали вместе, и еще раньше, но здесь мне это ни к чему. И если ты заговоришь опять о любви, ты живым отправишься в печь булочника. О, ты забыл об этом, но у меня к тебе большой счет. Ты ведь был связан с инквизицией здесь, в Севилье, – не так ли, – еще до того, как Морелла дал тебе за твое рвение приход в Мотриле и сделал одним из своих капелланов. У меня была сестра… – Она наклонилась и шепнула ему на ухо имя.

Он издал звук – это был скорее вопль.

– Я не имел никакого отношения к ее смерти! – запротестовал он. – Ее предал в руки инквизиции кто-то другой, давший против нее ложные показания.

– Да, я знаю. Это был ты. Ты, мерзавец с душой змеи, ты был зол на нее, и ты дал ложные показания. Ты добровольно, сам донес на Кастелла, заявив, что в твоем доме в Мотриле он прошел мимо распятия, не поклонившись. Это ты уговаривал учинить ему допрос, уверяя их, что он богат и у него достаточно богатые друзья, чтобы и из них выжать немало денег. Ты ведь рассчитывал получить свою долю, не так ли? Я неплохо осведомлена. Даже то, что происходит в темницах святейшей инквизиции, доходит до ушей Инессы. Ну что ж, ты все еще считаешь, что печь булочника слишком горяча для тебя?

• Предыдущая
• 58/67
• Следующая