Священный цветок - Хаггард Генри Райдер - Страница 52

• Предыдущая
• 52/66
• Следующая

Я вскочил на ноги, поднял ружье, курок которого был взведен, прицелился зверю к голову (хотя сделал это почти наудачу, так как она была видна не отчетливо), и спустил курок. Выстрел последовал не сразу: либо порох, либо пистоны отсырели во время путешествия, В этот момент чудовище увидело меня. Оно бросило Калуби и, как бы предчувствуя что-то, подняло вверх свою огромную правую руку, точно желая прикрыть ею голову. Я выстрелил и при свете мгновенной вспышки молнии увидел, как огромная рука чудовища беспомощно опустилась вниз, и в следующий момент весь лес наполнился ужасным воем, в котором слышалось страдание.

– Сомкнитесь теснее, – крикнул я, – держите перед собою копья, пока я снова заряжу ружье!

Я опасался, что чудовище бросится на нас. Но оно этого не сделало. В продолжение всей этой ужасной ночи мы больше не видели и не слышали его. Я начал надеяться, что моя пуля смертельно ранила эту огромную обезьяну и она уже издохла.

Наконец наступила заря и осветила нас, сидевших бледными и дрожащими среди серого тумана.

Когда рассеялся туман, мы отправились на поиски Калуби и нашли его… но я не стану описывать, что мы нашли.

Мы положили его изуродованные останки в ящик, заботливо заготовленный Комбой для этого неизбежного случая, а брат Джон прочел над ним молитву. Потом, после небольшого совещания, мы в весьма подавленном состоянии духа отправились искать дорогу в обиталище Матери Священного Цветка.

Вначале все шло хорошо, так как от поляны вверх по холму была проложена отчетливая, хотя и узкая тропинка. Потом идти стало значительно труднее, так как лес стал гуще. К счастью, в нем росло много ползучих растений, но густая листва огромных деревьев совершенно скрывала от нас небо, так что кругом царил полумрак, превращавший день в ночь. Ох, какое это было печальное путешествие! Бледные, полные тревожных опасений, осторожно переходили мы от дерева к дереву, рассматривая зарубки, указывавшие дорогу, и разговаривая при это шепотом, дабы не привлечь внимания ужасного бога. Пройдя милю или две, мы увидели, что, несмотря на принятые нами меры предосторожности, его внимание все-таки привлечено, так как по временам мы замечали его среди деревьев.

Ханс хотел, чтобы я выстрелил в это существо, но я не решался, так как знал, что попасть в него очень мало шансов. Располагая всего тремя зарядами, я должен был быть экономным.

Мы остановились, чтобы посоветоваться, и в конце концов решили, что идти вперед не более опасно, чем стоять на месте или пытаться вернуться обратно. Поэтому мы пошли дальше, держась как можно ближе друг к другу. Мне, как единственному обладателю ружья, была предоставлена честь идти впереди всех, каковой я, впрочем, совсем не оценил…

Пройдя еще полмили, мы услышали барабанные звуки, происходившие, вероятно, оттого, что огромное животное колотило себя в грудь. Но эти звуки были не так часты, как в предыдущую ночь.

– Ха! – сказал Ханс. – Он может бить в свой барабан только одной палкой. Пуля бааса сломала другую!

Немного спустя бог заревел совсем близко и так громко, что от его рева, казалось, задрожал воздух.

– Что бы там ни случилось с палками, а барабан цел, – сказал я. Мы прошли еще около сотни ярдов, после чего разыгралась настоящая трагедия. В это время мы достигли места, где одно из деревьев упало на землю, открыв наверху доступ для света. Я до сих пор ясно помню это место. Тут лежало огромное дерево, покрытое серым мхом, обросшее со всех сторон кустами гигантского волосатого папоротника. С нашей стороны было небольшое открытое пространство футов в сорок шириной, на которое отвесно падал свет, проходивший через отверстие наверху, словно через дымовой ход туземной хижины. За распростертым на земле стволом дерева я увидел сперва пару угрюмых глаз, злобно сверкавших в тени, затем, почти в то же самое мгновение, – дьявольскую голову, окруженную светло-зеленым папоротником.

Я не могу описать эту голову, но утверждаю, что она походила на голову Дьявола, с бледным лицом, огромными, низко нависшими бровями и большими желтыми клыками по обеим сторонам рта. Прежде чем я успел поднять ружье, чудовище с ужасным ревом бросилось на нас. Я увидел, как его огромная серая фигура очутилась на стволе лежащего дерева, как она быстро промчалась мимо меня, держась прямо, словно человек, но с вытянутой вперед головой, и заметил, что ближайшая ко мне рука чудовища висит, словно сломанная. Потом я услышал крики ужаса и, обернувшись, увидел, что обезьяна схватила бедного мазиту Джерри, шедшего предпоследним. Она схватила его и понесла прочь, прижимая его здоровой рукой к своей груди. Джерри, вполне взрослый, несколько склонный к полноте мужчина, казался в этих ужасных объятиях ребенком, что может дать некоторое представление о величине этого необыкновенного существа. Мавово, обладавший храбростью буйвола, бросился на чудовище и вонзил ему в бок свое медное копье. Все, словно одержимые бесом, тоже бросились на него, за исключением меня, ибо (благодарение Богу! ) я знал, что мне надо делать. Через три секунды посреди полянки завязалась отчаянная борьба. Брат Джон, Стивен, Мавово и Ханс – все поражали гориллу (это несомненно была горилла) копьями, хотя уколы последних, казалось, были для нее не страшнее булавочных уколов. К счастью для нас, животное не выпускало Джерри и, располагая всего одной здоровой рукой, могло только щелкать зубами на нападающих. Если бы оно подняло ногу, чтобы схватить кого-нибудь из нас, оно бы неизбежно потеряло равновесие и опрокинулось.

Наконец горилла, по-видимому, поняла это и бросила Джерри, сбив им с ног брата Джона и Ханса. Потом она прыгнула на Мавово, который, видя это, выставил навстречу ей копье, так что, когда горилла попыталась схватить его, конец копья уколол ее в грудь. Почувствовав боль, горилла откинула руку, по пути сбив с ног Стивена, и занесла ее над Мавово, чтобы сокрушить его одним ударом. Тут мне представился случай, которого я ждал. До этого момента я не решался стрелять, боясь убить кого-нибудь из своих компаньонов.

Теперь, когда между мной и обезьяной никого не было, я, собравшись с духом, прицелился в ее огромную голову и спустил курок. Сквозь рассеивающийся дым я увидел, как она на момент осталась неподвижной, словно задумалась, потом вскинула вверх здоровую руку, закатила свои свирепые глаза и, издав жалобный вой, пала мертвой. Пуля пробил ей голову как раз за ухом и застряла в мозгу.

Вслед за тем наступила глубокая тишина. В продолжение некоторого времени никто из нас не проронил ни слова. Потом откуда-то из мха послышался тоненький голосок, напомнивший мне шум воздуха, выпускаемого из резиновой подушки.

– Прекрасный выстрел, баас, – пропищал он, – такой же, как и тот, которым баас убил Короля Коршунов в краале Дингаана, даже более трудный. Но если баас сможет стащить с меня бога, я скажу баасу спасибо.

Последние слова были еле слышны, и неудивительно, так как Ханс лишился чувств. Он лежал под огромным трупом гориллы, и только его нос и рот были чуть-чуть видны между туловищем и рукой животного. Если бы не мягкий мох, я думаю, он был бы раздавлен.

Мы кое-как стащили с него труп гориллы и влили Хансу в горло немного водки, которая произвела на него удивительное действие, так как менее чем через минуту он приподнялся, дыша словно умирающая рыба, и попросил еще водки.

Предоставив брату Джону осмотреть Ханса, действительно ли он цел и невредим, я отправился к бедному Джерри. Он был мертв. Брат Джон сказал мне потом, что у Джерри были переломаны обе руки, все ребра и даже позвоночный столб.

Меня удивляло, почему горилла, миновав нас, излила свой гнев именно на Джерри, шедшем позади всех. Это могло быть потому, что в предшествующую ночь последний сидел около Калуби, что заставило обезьяну отождествить ее с человеком, которого она ненавидела. Мы осмотрели мертвого бога. Поистине это было ужасное существо! Каковы в точности были его размеры и вес – мы не имели возможности установить, но я никогда не слышал о таких огромных обезьянах. Понадобились объединенные усилия всех нас, пяти человек, чтобы поднять ее труп с потерявшего сознание Ханса и даже для того, чтобы переворачивать его с боку на бок, когда мы некоторое время спустя снимали с нее шкуру. Несомненно, она была очень старой. Ее длинные желтые клыки были наполовину стерты, глаза глубоко провалились, а шерсть на голове, которая, как я слышал, обыкновенно бывает бурого или коричневого цвета, была совершенно белая; даже та, которая покрывала грудь (обыкновенно – черная), имела сероватый оттенок. Можно было легко поверить, что это существо прожило сотни две лет, как объявил Мотомбо. Стивен высказал мысль, что с гориллы следует содрать шкуру, и хотя у меня было мало надежды на то, что нам удастся унести отсюда столь большую редкость, тем не менее я согласился на это и оказал свое содействие в выполнении этой операции. Брат Джон ворчал, что мы напрасно теряем время, но я считал, что всем нам надо отдохнуть после пережитых волнений и схватки с огромным чудовищем. Мы принялись за работу и, потрудившись более часа, сняли с него шкуру, которая была такой толстой, что наши медные копья оставили на ней незначительные следы.

• Предыдущая
• 52/66
• Следующая