ЧП на третьей заставе - Пеунов Вадим Константинович - Страница 46

• Предыдущая
• 46/57
• Следующая

— Сурмач, на выход!

Выскочил он в коридор — Ольга. Радость встречи затопила уже всколыхнувшуюся было в сердце тревогу: «Поехала в бандитское гнездо…» Но тут он разглядел под платком полоску бинта, которым была обмотана голова.

— Что с тобою?

Шагнул к ней, взял за руку. Ладошки — холодные-холодные.

Ольга виновато поглядывала на мужа.

— Кто-то стрельнул, и ухо оторвалось. Час от часу не легче.

Сурмачу не хотелось, чтобы Ольга о случившемся рассказывала при Яроше (это дела семейные, да и отношения с Тарасом Степановичем становились все более натянутыми). И он повел Ольгу не к себе, в экономгруппу, а к Борису, в «чекистскую кухню».

Усадил на стул. Осторожно, чтобы но причинить боли, развязал стянутые на затылке концы платка, снял его.

— Ну!

Оказывается, с Ольгой это случилось позавчера вечером. Она вышла из дому, чтобы набрать в колодце воды. Залаял пес. Ольга окликнула:

— Кто там?

В ответ полохнул выстрел. Пуля оторвала ухо. Ольга упала, потом быстро отползла в сторону, спрятавшись за сруб колодца. Прогремело еще несколько выстрелов… Утром Екатерина принесла со двора жестяное ведро, пробитое в двух местах пулями.

— Ведро светлое, его и попутали со мною, — пояснила Ольга.

Сурмач был сам не свой: «Могли убить!»

— Почему же ты сразу не вернулась? — с тревогой спросил он.

— Про Степана Яковлевича разузнавала.

— Про какого еще Степана Яковлевича?

— Ну, про Нетахатенко. Как стемнеет, так я к его дому.

— Чего ты там не видела?

— Первый раз просто так пошла, сказывали, что по ночам бродит душа его сгоревшей жены.

— И ты не испугалась духа? — пришла очередь удивиться Борису.

— Духи, они добрые, — заявила уверенно Ольга. — Я хотела спросить ее…

— Духа?

— Ну да. Если Степан Яковлевич ее вместо с ребеночком предал насильной смерти… Думаю, может, она сердита на него и мне все расскажет.

Предела этой милой наивности не было. Сурмач сердился и восхищался одновременно.

— Ну, как выглядел дух? — нетерпеливо, готовый рассмеяться, спросил Борис. — В простынь завернут?

— А я не видела, — простодушно созналась Ольга. — В сарае, в уголке, лежала свежая земля. Я подумала: откуда она? На следующий день пришла, а земли стало еще больше. Я поняла: кто-то копает. По вечерам, так, чтобы не заметили, стала искать. Роют в подвал к Степану Яковлевичу, хотят пробиться под стену. Хотела узнать, кто же роет… Не узнала, — виновато закончила она.

— Дух клад искал, — насмешливо пошутил Борис.

— Нет, духи, они не могут. Дух, как тень: он есть и его нет… Копали люди.

— Из-за своего любопытства едва пулю не схлопотала! — сказал Сурмач, стараясь за внешней суровостью скрыть тревогу, которая в нем жила, порожденная возможным несчастьем.

— Дом сгорел, а подвал уцелел, — размышлял Коган. — Что же в том подвале спрятано?

— Пошли к балтийцу, — предложил Аверьян.

— Пока не уехал, — согласился Коган.

— А куда он собирался?

— В губотдел. С докладом.

В окротделе Ивана Спирндоновича не оказалось.

— Ушел домой, — пояснил дежурный.

Втроем поспешили в коммуну. Но Ласточкина уже и там не было.

Принимать какие-то меры самим, без согласования с начальником окротдела, Сурмач не решился. Но ждать, когда тот вернется, нельзя.

— Упустим, упустим, — метался Борис Коган в поисках выхода. А потом решил: — Была не была. Поезжай в Щербиновку. Понаблюдай за домом. А вернется Иван Спиридонович, я ему доложу.

— И Яроша пет, — потужил Аверьян.

— Я уж тебе говорил, ты с Ярошем… поосторожнее, он тебя еще так подкует! На четырех не устоишь. — Видя, как нахмурился друг, примиряюще сказал: — Поезжай. Ярошу я уж сам доложу. Время дорого, может, засечешь того «духа», который пробивается к подвалу.

На том и порешили.

Сурмачу предстояло в Щербиновке доведаться, кто копает, сколько человек, откуда приходят, куда исчезают с рассветом. В этом дело ему нужны были надежные помощники.

Од явился в сельсовет. Повезло: председатель собрался в окрисполком, да замешкался.

Не таясь, Аверьян рассказал Алексею Леонидовичу всю историю с подкопом на нетахатенковском пожарище.

Подивился председатель сельсовета:

— Вы в округе, а лучше нас знаете, что делается в Щербиновке. Ходят по селу слушки: мол, шастают духи вокруг сгоревшей хаты. Я думал — бабы треплются. А оно вон как… Что ж, возьмем копателей. Мы теперь — сила. Своя партийно-комсомольская ячейка появилась: два большевика и два комсомольца. Комбед у нас в большом авторитете. После того, как вы забрали старого Воротынца, а Нетахатенко свое хозяйство спалил, щербиновские кулаки совсем попритихли. С малоземельных и многодетных мы сняли часть налога, на них перекинули. И ни гугу: везут.

На широком подворье сельсовета стояли подводы, груженные мешками с зерном. Хлеб… Его ждет город, ждет страна, чтобы в обмен выдать крестьянину плуги и бороны, подковы и гвозди… Да мало ли еще что нужно людям.

Все, чем гордился довольный председатель Щербиновского сельсовета, было приятно Сурмачу, ведь в этом была и его толика. Но сейчас разговор должен быть о другом.

— Брать копателей пока не надо, а вот проследить за ними…

Алексей Пришлый подумал минутку, пнул комочек застывшей земли:

— А чего ж не проследить… Проследим. Хата Дыбуна напротив.

Почту в окротдел доставляли перед обедом. В тот день среди прочей корреспонденции прибыло два конверта из губотдела, помеченные литерой «А». Обычно такие письма вскрывал начальник окротдела, а в его отсутствие — секретарь.

Ласточкин еще не вернулся из Винницы, поэтому секретарь, проверив почту, пригласил Яроша и передал ему одно из писем.

— Тарас Степанович, тут о вашем уполномоченном…

А сам не смеет глаз поднять на Яроша.

— Ты чего? — спросил тот.

— Прочитайте, — только и ответил секретарь.

Письмо было небольшое. Но, пробежав по его строчкам глазами, сдержанный обычно Тарас Степанович изменился в лице и протяжно свистнул.

— Ну и ну! — вырвалось у него. Прочитал письмо еще раз и сказал секретарю, не скрывая досады: — Вот теперь кое-что начинает проясняться в этом темном деле!

Он вызвал двух человек из оперативного состава и предупредил:

— Предстоит деликатное дело.

Застанционный поселок уже спал, когда Ярош явился на квартиру Сурмача.

Поднял негромким стуком хозяйку.

Та, не одетая толком, долго торчала у окна, пытаясь разглядеть в потемках, кто это там торчит под дверями.

— Оксана Свиридовна, открывайте! — потребовал Ярош. — Из ГПУ.

— Но Аверьяна Ивановича нет, — попробовала было хозяйка отсидеться в своей крепости.

— А где же он? — подивился Ярош.

— В Щербиновке.

— Чего его туда понесло?

— Свояченицу проведать. Что-то передать ребенку.

— Тем хуже для него. Мне, собственно, нужен не столько он, сколько его жена. Открывайте!

Переполошенной Ольге, которая сидела в кровати, закутав плечи и голову в широкое одеяло, он сказал решительно:

— Собирайтесь.

А она совершенно по понимала, что от нее хочет начальник Аверьяна. Недобрый, грозный… Правда, он всегда такой — недоступный, хмурый.

— Я без Володи никуда не пойду. Вот вернется…

— Для вас — уже не вернется. Поднимайтесь!

— Что-то с Володей? — ойкнула Ольга.

Страх родился в сердце и холодными струйками растекся по телу, сковал льдом руки и ноги. Не пошевельнуться.

Торчавшая в дверях Оксана Свиридовна запела было тоненьким голоском:

— Как же это мужнюю женщину вытаскивать из постели ночью?

Ярош выставил хозяйку за дверь.

— Дойдет и до вас очередь, уважаемая.

Ольга оделась. Ее увели.

Только Оксана Свиридовна не была бы Оксаной Свиридовной, если бы позволила этак просто увести постоялицу, к которой уже привязалась душой. Она пошла следом за конвойными. Добралась до окротдела. А оттуда — в коммуну, к Борису Когану.

• Предыдущая
• 46/57
• Следующая