Ящик водки - Свинаренко Игорь Николаевич - Страница 76

– И еще что ты делаешь? В 89-м?

– Еще у нас был клуб «Перестройка». Лекторий там был, мы заседали… Руководителем Петя Филиппов, депутат ВС России.

– А меня, помню, в январе 89-го призвали на военные сборы. И я еще думал – может, откосить? Невесело же рыть окопы в белоснежных полях под Москвой… Однако же оказалось, что окопы на повестке дня не стояли… Задача была другая: в МИМО на военной кафедре язык учить и еще там какие-то военные науки. Я согласился – а чё, месяц на работу не ходить, повышать образовательный уровень. Работа над собой. Великолепно! Мы там карты рисовали и на них бомбили НАТО. Желтый кружочек на карте – значит, ядерный удар. И циферками надо написать внутри кружка, сколько килотонн (нас интересовали только тактические заряды, а не стратегические). И вот какая информация меня потрясла: через эпицентр ядерного взрыва уже спустя четыре часа можно ехать на танке! Ну, в противогазе, само собой… Но ехать можно.

– Падает радиация?

– И падает, и танковая броня ее ведь не всю пропускает. Но смысл такой, что ты не как камикадзе едешь, а вполне спокойно, решать вопросы. Ну, хуй стоять, может, и не будет какое-то время (а потом его вылечат в Крыму, после войны), – но в целом это не смертельно.

– А кого вы там в центре ядерного взрыва собирались найти, интересно? Для допроса?

– Да не в эпицентре! Мы должны были тактическим ядерным ударом прорвать оборону противника, проскочить чернобыльскую зону и выйти ему в тыл, а там уже зверствовать.

– А, с той стороны! Но русские офицеры продадут план нападения и враги вовремя эвакуируются… (Беседа происходила за два дня до поимки так называемых оборотней, или же динозавров – из милицейской криминальной группировки. – И.С.) Ты выезжаешь из зоны заражения, а там тебя встречают артиллерийским огнем.

– Но тогда же рыночные отношения так не пронизали русскую армию! Бабками еще не очень увлекались – могли бесплатно молодых бойцов мордовать и слать их по домам в цинке.

– Ты недооцениваешь их, как мне кажется… А русский офицер, который сдал план ядерного нападения, доволен! Тысячу долларов ему заплатили! Он на эти деньги жене колготки купит.

– Не, дом построит в Грозном – климат чудный, фрукты дешевые… Как все забывается быстро! А мы же готовы были убивать европейцев. Нас этому учили, и мы без содрогания этому учились. Типа – это очень простая вещь. Когда мы ездили на стрельбы и сшибали из автомата мишени, то имелось в виду, что мы не талибов мочим, но бойцов бундесвера. Ну вот. На стрельбище все стреляют из «макарова», и никто не может попасть. В том числе и я. И тогда я придумал двумя руками пистолет держать. Мне говорят: нельзя. А где, спрашиваю, в боевом уставе записано, что нельзя? Нигде… Ну и отвалите.

– Ужасно плохой пистолет Макарова. Мне не нравится.

– Полное говно. Но с двух рук я выбил двадцать две из тридцати. Что уже неплохо.

– Ну и зачем такой пистолет? Были же лучше пистолеты – тот же «ТТ». Нет – взяли на вооружение «макаров». Зачем? Почему? Его точно за взятку утвердили.

– Не иначе. А из автомата повели нас стрелять по мишеням, которые вдали расставляли, и очень похоже было на реального такого человека в полный рост. И вот я сбил три мишени, как положено, и остается еще два патрона. Я и говорю: слушай, прапорщик, дай я еще одну мишень собью. Ну, отвечает, валяй во-о-н ту, возле леса. Целюсь… Так, думаю, где три, там и четвертая ляжет… И тут замечаем – мишень-то шевелится! «Отставить!» – орет прапорщик дурным голосом. Я отставил. Смотрим, а к нам бежит курсант училища им. Верховного Совета. На лыжах. Он свое упражнение выполнял – бежал к лесу, кидал гранаты, а после обратно. Причем обратно он прибежал только благодаря нашей с прапорщиком бдительности. И гуманизму. И вот что смешно. Приблизительно в то же время я написал заметку, что типа в армии херня – ну все как есть: деды там, голод, воровство, идиотизм… И мне прислали какие-то военные письмо: «Ваша газета дерьмо, все врете, службы не знаете».

Тут-то я им и послал ответ, а с ним копию почетной грамоты от Министерства обороны – за успехи на военных сборах (я же мишени сбил, по курсанту огонь не открыл, с немецкого все перевел и бундесвер ядерным ударом накрыл). Это вы, пидарасы, меня не цените, а МО вон как меня отметило! Я, грубо говоря, был отличник боевой и политической подготовки! Далее. Продолжение немецкой темы. В июле я в очередной раз выехал в рейх. С бригадой Союза журналистов. На месяц. Опять же – в Лейпциг.

– Ну да, где каждый камень Ленина знает.

– И меня тоже. А в том году как раз в Лейпциге вокруг Nikolaikirche тусовались диссиденты и гнали насчет демократии. Однако летом все они были на дачах и в отпусках, и никакой политической борьбы я не увидел. Весной они бузили, летом отдыхали, а осенью, как похолодало, опять стали митинговать.

– Нормальные люди.

– Ну вот. Нас там при университете учили языку, преподавали что-то. А там не только наш Союз журналистов был представлен, но и все соцстраны. От Болгарии был некто Виктор Денизов. Денизов – что значит? «Deniz» по-турецки – «море».

– При чем тут турки?

– При том, что как-то мы с Виктором напились, и он признался, что турок. Его настоящее имя – Хикмет Эфенди. А славянское имя его заставили взять – под страхом немедленной высылки в Турцию. Это было для него такое унижение! И детей пришлось переименовать. Живков их там придавил… А отец Хикмета был партизан и коммунист, и никто его не попрекал, что он турок, – когда воевал за Болгарию. «Сказали б раньше, в 43-м, что я вам не нужен!» – обижался дедушка.

– Ничего, ничего! Сколько турки измывались над славянами! Могли ж славяне хоть немного поиздеваться над турками. По все той же моей любимой теории компенсации.

– Ну, тут я даже затрудняюсь… Я помню это двойственное чувство… И Хикмета вроде жалко, но ведь и Святую Софию они нам не отдали! И в ней сейчас, увы, мечеть… Еще про Германию. Нас как-то привезли в какую-то крепость на экскурсию. Wartburg? А может, и не Wartburg. Ну, где-то на горе. И там на стене картины со сценами обороны крепости. Нападающих скидывают со стен в пропасть. «А кто ж это на вас тут, интересно, нападал? Какие-то у них физии рязанские…» – спрашиваю. «Как кто? Славяне! Это ж ваши исконные земли. Мы их у хозяев отняли, а когда те пытались все обратно отвоевать, мы их со стен скидывали…» Наши, стало быть, эти земли в Германии. Вот пусть сперва отдадут, а после Кенигсберг требуют. Понял, да?

А еще я нашел недавно такую старую запись у себя в тогдашнем блокноте. Прочитал – чуть не прослезился. Слушай. «Очень тяжело, скучно, тошно жить в Германии. Жизнь дома идет, а ты торчишь тут в дерьмовой загранице. Дурак». Какая красота! Я так переживал, что в Кузбассе забастовки, а мне приходится в Европе прохлаждаться с пивком и любимыми немецкими Bratwurst.

– Ну да, ты же шахтер…

– Жизнь, свобода, забастовки! Вот оно, настоящее!..твою мать. А я марки там получаю в виде стипендии…

– «Какое я типа дерьмо, блядь. Все-таки поддался зову желтого дьявола».

– Я там еще фотоаппарат купил, «Практика». Это было круто по тем временам.

– Хрен бы ты на шахтерских забастовках такой аппарат купил.

– Это да. Но ты понимаешь, какой у меня тогда был пафос?

– Да.

– Это такая как бы блатная романтика – как вот ворам в законе нельзя было жениться, служить в армии…

– Работать нельзя…

– А надо с финкой ходить. И я мучился этими переживаниями, мне казалось, что по понятиям журналистским я должен быть на забастовках. А в это время как раз начиналась забастовка на шахте им. Шевякова. С которой все и пошло. Ровно через десять лет, к юбилею той забастовки, я поехал туда и сделал большую заметку про то, как, с чего и почему все тогда началось.

– На «Воргашорской» же началось!

– Не-не. Главная была – Шевякова. Междуреченск. И вот я поехал выяснить, что случилось с революционерами и довольны ли они содеянным.