Десятый крестовый - Хайд Кристофер - Страница 38
- Предыдущая
- 38/57
- Следующая
— Так хоть издалека взгляну. Там небось все по-новому…
— Не сказал бы. Я наведывался туда, когда эти вселялись. Помогал им проводку наладить, водопровод тоже. Как раз они там себе трек для езды оборудовали. А остальное почти все по-старому. Да! Они собак завели. Здоровых, доберманов. Специально, видно, обучают. У меня прямо поджилки затряслись. По две на цепи держат.
— Пожалуй, в таком случае мне точно лучше на территорию не соваться, — сказал Филип, изобразив трусоватую ухмылку. — А то заикой останешься… — Он поднялся, чтоб идти к машине. — Кстати, не знаете ли, где тут можно разжиться парой темных очков?
— Не-а! — протянул толстяк. — Кроме как у меня, больше негде. Классные, ага?
— Как раз то, что мне нужно, — подхватил, подыгрывая, Филип.
— За десять купил, — сказал толстяк.
— Я за такие бы все пятнадцать отдал!
— Не откажусь…
Филип вынул пачку долларов, отсчитал пятнадцать, выложил на стол. Толстяк стянул с носа очки, положил рядом с деньгами. Глаза у него никак не подходили к бульдожьей физиономии. Большие, светлые, радужка ярко-зеленая, переливчатая. Женские глаза. На одутловатом в складках лице такие красивые глаза казались каким-то непотребством…
Филип взял очки, сунул в тот же карман, где лежала свернутая схема базы «Пик Штурмана».
— Спасибо!
Толстяк услужливо качнул головой.
— Приятно было познакомиться, — он улыбнулся, шаря глазами по лицу Филипа. — Как увидел, что подъезжаете, решил было, что вам ничего не сбудешь. Меня Харки зовут, на случай, если обратно той же дорогой поедете.
— Боб! — представился Филип.
— Боб, — задумчиво повторил толстяк. — Как и папашу вашего. Похвально!
Филип заулыбался, махнул рукой и пошел к машине. Отъезжая и выруливая на шоссе, он все чувствовал спиной скользкий зеленый взгляд.
Без труда отыскал поворот, свернул, и немедленно пришлось сбавить скорость на совершенно сбитой дороге. Из щелей в асфальте росла пучками трава, обочины практически отсутствовали. По обеим сторонам расстилалась лишь блеклая пустыня, и Филип содрогнулся от внезапной мысли: сколько же он сможет идти, оставив машину? Через несколько миль он увидел впереди горы и совсем сбавил скорость. Сунул руку в карман, вынул очки, обтер об рукав, надел. Тотчас же в ноздри ударило кислым запахом пота, даже волна тошноты подступила к горлу.
Изо всех сил стараясь не обращать внимания на запах, Филип разглядывал местность слева от дороги. Повсюду ни следа человеческого присутствия. Доехав до шоссе, ведущего на север, к базе, Филип остановился, вгляделся вперед. Дорога пробивалась через бугристые горы и сворачивала чуть вправо. Отсюда казалось, она ведет в никуда. Филип постоял несколько минут, изучая голый пейзаж, потом развернул машину в ту сторону, откуда приехал. Углядел впереди на полкилометра какой-то бугорок, с виду достаточный, чтоб укрыть машину. Поравнявшись с бугром, Филип свернул с дороги, шины зашелестели по каменистой поверхности пустыни, не оставляя следов. Заехал за край выступающей породы, остановился, вышел из машины. Шагая к шоссе, старался запомнить приметы, по которым можно потом найти это место. С шоссе машины не было видно. Нарвав полыни у дороги, Филип пошел обратно к машине, тщательно счищая с поверхности камней возможные следы. Дойдя до выступа, убедился, что видно разве что с самолета, и тогда принялся вынимать груз из багажника. Через десять минут он уже шагал с рюкзаком за спиной, сбоку болталась фляга.
Рассматривая в Хоторне карты, Филип прикинул расстояние от дороги до базы — километров пять. На самом деле оказалось все пятнадцать. Горные кряжи на пути попадались такие крутые, что приходилось обходить и потом долго петлять в поисках направления на север, а это занимало порядком время.
Часам к шести вечера Филип выдохся. Сделал короткий привал под прикрытием полосатого выступа обнаженной породы, наскоро перекусил сыром и изюмом, стараясь много не пить. Он шел уже часа три, а, судя по карте, прошел лишь половину пути до «Пика Штурмана». Единственным утешением было то, что клонившееся к западу солнце теперь оказывалось за спиной, правее. По мере того как оно закатывалось, постепенно становилось прохладнее, легче идти, хоть Филип и натер мозоли на пятках и пальцах ног. Он понимал, что обратно возвращаться таким же способом немыслимо, с базы необходимо уходить как-то иначе. И в одиночку-то обратный путь через пустыню едва ли мыслим: вода почти на исходе, даже если двигаться ночью, все равно не дойти. Если же он отыщет Сару и Хезер, такое путешествие через пустынное взгорье просто самоубийство.
Кляня себя за многочисленные промахи, Филип продолжал идти вперед, увязая в сыпучем песке, с трудом вытягивая отяжелевшие, будто свинцом налитые ноги. Ремни рюкзака натирали плечи и под мышками, пот тек по бокам липкими струями, пропитывая и без того намокшую рубаху. Неприкрытое одеждой тело всего за несколько часов спалило солнцем, особенно нежную кожу ноздрей и губ. Темные очки, приобретенные у толстенного владельца колонки, практически оказались бесполезны: они притемняли свет, однако от ярости рассеянных лучей не уберегали, так что уже через километр ходьбы глаза Филипа устали постоянно щуриться. Перекусив и снова пускаясь в путь, Филип уже стал сомневаться, сможет ли дойти. Спускался вечер, Филип шагал как заведенный, заставляя себя двигаться через силу, с трудом поднимая и ставя ноги: стянутые, напрягшиеся мышцы икр и бедер уже давно перестали реагировать на боль, привыкли. Филип утратил ощущение времени, ступал, не понимая, где он, зачем идет, думая только об одном: не останавливаться, иначе смерть. Нарочно представлял себе страшные картины: вот он умирает в этой кошмарной, заброшенной пустыне из песка и камня, вот тело его по клочкам растаскивают стервятники и на песке остаются одни кости, выбеленные мириадами ползучих насекомых. Но под конец и на эти видения Филип перестал реагировать, каждый шаг отзывался в нем борьбой между духом и плотью.
И вдруг все кончилось. Выбравшись на вершину одной из бесконечных волнистых гряд, хватаясь голой рукой за крепкий колючий ствол мескитового деревца, Филип не поверил своим глазам: перед ним изощренной настольной игрой посреди плоской долины раскинулась военная база. Филип остолбенел, разинув рот, уставившись прямо перед собой, пока не сообразил присесть и отползти за гребень вершины. За спиной светили последние лучи заходящего солнца, и человеческий силуэт четко выделялся на фоне светлого неба, выставляясь напоказ возможной охране.
Филип закрыл глаза, переждал, пока успокоится часто забившееся сердце, прикидывая, достанет ли его на этом расстоянии пуля. И тут же в памяти возникла та самая фотография расстрела вьетконговца и то, что было потом: обмякшее, падающее тело, фонтан серо-алых брызг, хлынувшая кровь, залившая все вокруг… Цветные блики вспыхнули на солнце. Видение исчезло.
Филип снова подтянулся к гребню, но так, что только лоб и глаза выглядывали над краем, и еще раз взглянул на базу. Снял темные очки, воткнул в рассыпчатый песок, утер пот и налипшую пыль с лица.
Лагерь располагался примерно в миле от него, было хорошо видно высокую изгородь с колючей проволокой поверху. База оказалась такой, какой он себе ее представлял, лишь за некоторым исключением. Единственная, прямая, как струна, взлетная полоса, скопления ангаров, складов, казарм — все то же, но у ворот какое-то новое строение, между взлетной полосой и изгородью с северной стороны плато вилась, описывая полукруги между двух скалистых выростов, асфальтированная дорога. Никакой растительности, только кое-где группками мескитовые деревца да заросли креозотника — лишь эти растения своими цепкими корнями могли укрепиться на здешних камнях. От построек падали, точно комья грязи, пятна теней, мешая разглядеть все как следует. Филип отполз пониже, снял с плеч рюкзак. Порылся, вынул бинокль, вернулся на прежнее место.
В бинокль тени казались короче, и стало очевидно, что военная база «Пик Штурмана» место вовсе не заброшенное. У края взлетной полосы, у одного из громадных старых, обитых рифленой жестью ангаров — асфальтированная стоянка, забитая битком — тут и полугусеничные, и «джипы», и тяжелые грузовики, и даже что-то напоминающее танк Шермана. Еще одно скопление техники, плюс к тому еще несколько легковых машин Филип обнаружил за высокой изгородью, окружавшей административного вида постройку в виде буквы L между ангарами и асфальтированным проездом. Вся техника, исключая легковые, окрашена в тусклый серо-бежевый цвет, идеально сливавшийся с цветом здешней пустыни. Хоть трудно было даже в бинокль детально все рассмотреть на расстоянии мили, Филип готов был поклясться, что на всех танках, самоходках, грузовиках и джипах он видит опознавательный армейский знак — звезду. Опустив бинокль, он глядел не отрываясь вперед, на остывавшую от зноя долину.
- Предыдущая
- 38/57
- Следующая
