Рождение Британии - Самуйлов Сергей Николаевич - Страница 53

• Предыдущая
• 53/107
• Следующая

После потери Нормандии Иоанн предпринял все возможные усилия для создания на континенте альянса против Филиппа Августа. Союзников он нашел в лице императора Отгона IV и графов Тулузы и Фландрии, но его разрыв с церковью ускорил создание гораздо более грозного союза между королем Франции и папством. В 1213 г. Иоанну пришлось выбирать между подчинением папе и французским вторжением, опирающимся на все военные и духовные ресурсы, которые смог привести в движение Иннокентий III. Тревожная ситуация в Англии вынудила Иоанна склониться перед опасностью и принять условия папы. Иннокентий III мог радоваться тому, что навязал английскому королю свои условия.

Однако Иоанн еще не исчерпал всех своих уловок и, сделав хитрый ход, достойный называться проявлением политического гения, превратил поражение в нечто близкое триумфу. Раз невозможно господствовать, он покорится; покорившись, он раскается, а в этом раскаянии ему никто не будет строить преграды. Необходимо любой ценой разорвать сжимающийся круг врагов. Он предложил Иннокентию принять временный сюзеренитет над страной, зная, что перед таким соблазном понтифик не устоит. Он сделал Англию леном, феодальным поместьем папства, и принес присягу на верность папе как своему феодальному господину. Иннокентий с готовностью ухватился за предложение Иоанна, и к длинному перечню светских титулов папы добавился еще один высокий сан. Он простил раскаявшегося короля и взял его самого и все королевство под свое особое покровительство. Папа принял сюзеренитет над Англией из рук Иоанна и вернул ее ему же как вассалу со своим благословением.

Теперь Иоанн поменялся местами со своими врагами. Он стал любимцем церкви. Филипп Август, потративший немало средств, чтобы собрать армии для вторжения в Англию ради своих личных целей и одновременно показать себя борцом за веру и крестоносцем, решил, что с ним поступили бесчестно, что его духовный союзник отступился от него. Он был возмущен, но не отказался от мысли получить то, к чему так долго стремился. Баронов подобный поворот дел тоже мало устраивал. Их претензии остались неудовлетворенными, их злость – неутоленной. Даже в английской церкви отчетливо наблюдалось разделение. Английские епископы оказались теперь в таком подчинении Рима, которое далеко превосходило то, что требовали их интересы или благочестие. Кроме того, сложившееся положение никак не соответствовало той традиции, к которой они привыкли. Подчинение верховному понтифику было священным долгом, но теперь возникла угроза, что оно дойдет до крайности. Сам Стефан Ленгтон, избранник папы, был не только добрым христианином, но и добрым англичанином. Он предвидел, что Рим использует патронаж над английской церковью для необузданной эксплуатации и полного захвата ее приходов итальянскими ставленниками. Почти мгновенно Ленгтон превратился в силу, противодействующую папе. Как, должно быть, смеялся король Иоанн, укрывшийся в Дувре, – он манипулировал своими противниками, расстраивая их планы, как кукловод дергает за ниточки своих кукол. Ни Иоанн, ни Иннокентий не собирались разрывать свой союз, и недовольные бароны начали сплачиваться под руководством Стефана Ленгтона. Война с Францией продолжалась, и постоянные требования королем денег и службы не давали остыть ярости баронов. Английская экспедиция, организованная в 1214 г. в Пуату и возглавляемая Иоанном, потерпела крах. В северной Франции армия во главе с его племянником, Отгоном Саксонским и графом Солсбери, была разбита королем Филиппом при Бувине. Это сражение в один день опрокинуло все планы Иоанна во Франции, на которые он возлагал большие надежды. У внутренних врагов короля снова появилась подходящая возможность ограничить правление деспотичного монарха, разбитого на поле сражения. Они открыто угрожали восстанием, если их условия не будут приняты. Предоставленные самим себе, они, возможно, ничего бы не добились и только упустили бы случай, упорствуя в своих эгоистичных требованиях, но архиепископ Ленгтон, желавший справедливого мира, оказал на них умиротворяющее и сдерживающее влияние. Иоанн, будучи вассалом папы, тоже не мог открыто не считаться с советами архиепископа Кентерберийского.

Но у короля еще оставался один, последний ход. Вдохновляемый папой, он принес клятву крестоносца и призвал папский престол отлучить своих противников от церкви. В этом ему не отказали. Теперь, по сравнению с 1213 г., условия полностью переменились. Бароны, считавшие себя борцами за веру, противостоящими отлученному королю, сами оказались под церковным проклятием. Но столь поспешное применение церковных мер повлияло на них не совсем так, как рассчитывал Иоанн, – оно устранило один из немногих факторов, который еще сдерживал баронов. Ободренные военными неудачами короля за границей, они, несмотря на папскую буллу, упорствовали в своих требованиях. На их стороне оказалась и значительная часть священников. Маневры Иоанна, пытавшегося оторвать духовенство от баронов и обещавшего даровать церкви свободу выборов, оказались тщетными. Для оппозиции единственным выходом представлялось вооруженное восстание. Хотя впоследствии архиепископ показал себя человеком, не желающим идти на крайности и отнюдь не стремящимся к гражданской войне, именно он убедил баронов сформулировать свои требования на основе уважения древних обычаев и законов и сформулировал принципы, за которые они могли бороться помимо защиты своих собственных классовых интересов. После сорока лет существования административной системы, сформированной Генрихом II, противники Иоанна ушли далеко вперед по сравнению с магнатами времен короля Стефана. Они научились думать разумно и конструктивно. Вместо своевольного деспотизма короля они предлагали уже не губительную анархию феодального сепаратизма, а систему сдержек и противовесов, которая бы позволяла им согласовывать свои действия с монархией и препятствовала бы извращению сути королевской власти тираном или глупцом. Вожди баронской оппозиции в 1215 г. в полумраке, наощупь двигались к одному из фундаментальных конституционных принципов. Правительство отныне должно означать нечто большее, чем самоуправство кого-либо, а обычай и закон должны стоять даже выше короля. Именно эта идея, возможно понимаемая не совсем так, как в наши дни, придала единство и силу баронской оппозиции и превратила хартию, вызванную к жизни их требованиями, в документ непреходящего значения.

Одним июньским утром бароны и духовенство начали съезжаться на большом лугу в Раннимеде, между Стейнсом и Виндзором. Время от времени собравшихся охватывало чувство страха. Многие так и не прибыли к месту сбора, а немногие явившиеся смельчаки знали, что король никогда не простит им своего унижения. Он будет преследовать их, когда только сможет, так что по крайней мере те из собравшихся, кто не имел духовного сана, поставили на кон свои жизни. Для короля устроили небольшой трон и шатер. Несколько баронов, похоже самых решительных, набросали на пергаменте короткий документ. Их слуги и вассалы застыли в мрачном молчании на некотором удалении. Разве восстание с оружием в руках против короны – не самое тяжкое феодальное преступление? Затем события стали развиваться быстро. Со стороны Виндзора появилась небольшая кавалькада. Постепенно люди начали различать лица короля, папского легата, архиепископа Кентерберийского и нескольких епископов. Они спешились без каких-либо церемоний. Кто-то, возможно архиепископ, коротко изложил предъявляемые условия. Король сразу же объявил, что он согласен. Он сказал, что о деталях нужно тут же договориться в его канцелярии. Оригинальный документ, на котором и основаны «Статьи баронов», хранится сейчас в Британском музее. Он был узаконен в спокойной обстановке, в ходе короткой встречи, ставшей одной из самых знаменитых в нашей истории, 15 июня 1215 г. Затем король возвратился в Виндзор. Примерно четыре дня спустя была, вероятно, юридически оформлена и сама Великая хартия. В последующие столетия ей суждено было стать фундаментом таких принципов и систем управления, о которых не мечтали ни король Иоанн, ни сами его бароны.

• Предыдущая
• 53/107
• Следующая