Ночь накануне - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 21

• Предыдущая
• 21/81
• Следующая

…В комнате появилась еще одна дверь. Она аккуратно проступила в свободном от мебели простенке. Обои бесследно пропали. От пола до потолка нарисовались четкие контуры. Потом плавно выросла ручка. Дверь тихо скрипнула и приоткрылась. Совсем немного, буквально на пару миллиметров. Как бы обозначив готовность к приему гостя…

В отличие от обитателей Сети, стесняющихся публичности, Доктор Кеша за никои не прятался. Он действительно был Доктором. Обычным хирургом в заурядной больнице. Единственное лукавство доктора заключалось в том, что вне чата Кешей он оставался лишь для старых институтских приятелей. В реальном мире его давно величали по имени-отчеству. У нас не Дикий Запад, чтобы обращаться к седому, хотя еще и крепкому, мужчине просто по имени, как к официанту… Но, с другой стороны, такой ник был проще. К тому же вызывал ностальгическую усмешку у самого Иннокентия Андреевича и позволял сохранять демократизм в отношениях с молодежью.

На странный чат Доктор Кеша попал по наводке Чтеца. Здесь можно было вести интеллектуальные беседы в шутливой манере. Или на полном серьезе обсуждать смешные глупости. Хождение в Сеть Иннокентий Андреевич воспринимал как эрзац-вариант нормального человеческого общения. В больнице времени на разговоры никогда не хватало. А дома напрочь отсутствовали собеседники, поскольку семьи у него не было. У хирургов частенько происходит фигня с личной жизнью. Такая специфика. Поэтому он частенько забредал в чат, поболтать после нервотрепки рабочего дня…

А начало недели у Иннокентия Андреевича как раз не заладилось. Во время дежурства поступили двое тяжелых. Один не перенес операцию. Второй остался в реанимации с минимальными шансами выкарабкаться. После суток пришлось отбиваться от назойливых пациентов, требующих какого-то особого ухода и внимания. Как будто в бесплатной раздолбанной райбольнице есть отдельные палаты и груды дорогостоящих лекарств!.. А тут еще руководство устроило очередное ненужное совещание посреди рабочего дня. Итог — отвратительное настроение, головная боль и острая нелюбовь к действительности. А венец всего — немыслимое заявление Основателя и эта дверь…

Шаркая тапочками, он сходил на кухню, сварил кофе в любимой медной турке, разбавил молоком. Возвращаться в комнату не хотелось. Появилась спасительная мысль: все происходящее — внезапное психическое расстройство от компьютерного излучения…

Иннокентий Андреевич попытался покончить с проблемой хирургическим путем. Он вернулся к своему письменному столу, резко присел и выдернул шнур питания из розетки

Выпрямлялся Доктор Кеша долго. Очень не хотелось поднимать голову. Все существо противилось тому, что он мог увидеть. Тому, что боялся увидеть. Потому что характерного щелчка не прозвучало. И не было шороха, с которым гаснет обесточенный монитор. Обострившийся слух по-прежнему фиксировал мерное гудение компа. Голубоватый отблеск экрана не пропал, не изменил интенсивности.

Подобное способно разрушить нестойкую психику. Но у старого хирурга вместо нервов были канаты. Пусть довольно потертые и измочаленные, но еще крепкие.

— Вывод один, — пробормотал он, но не торопясь взглянуть на экран. — Если комп не вырубился, а дверь появилась, значит, возможно все. — Он решительно поднялся. И ехидно пробурчал: — Спасти человечество? Бегу, бегу…

Он развернул кресло и, не вставая с места, задумчиво изучил неопровержимое доказательство Божественного промысла. Приступ религиозного экстаза ему не грозил. Креститься и падать на колени не хотелось. Мысли, конечно, немного путались. Не без этого. Но оставались четкими и внятными.

— Задача ясна — найти смысл жизни, — подбодрил себя Иннокентий Андреевич. — Надо куда-то пойти и найти! Чего уж проще…

Но подниматься не поспешил. В его годы суетиться было глупо. Приступать к лечению, не выбрав четкую тактику, мог только практикант-интерн. А нормальный, разумный человек обязан сначала все хорошенько обдумать. Тем более, время пока позволяло.

— Смысл жизни… — произнес доктор. — Смысл существования человечества…

Немолодой мужчина машинально взъерошил ежик седых волос. На память пришли метания юности, мучительный поиск этого самого смысла на заре молодости. Тогда казалось, что вот-вот — и откроются ослепительные истины. Подскажет кто-то из признанных мудрецов. Или отыщется какая-нибудь замечательная книга. А может, даже удастся докопаться самостоятельно. До самой главной цели своего появления на свет, прихода в этот огромный и противоречивый мир…

Годы прошли. Молодость промелькнула и исчезла. Вместе с ней куда-то подевался и романтический запал в поиске смысла жизни. Видимо, по причине полной безнадежности. И вдруг — все то же самое, но для человечества в целом!

Иннокентий Андреевич задумался надолго. Мозг переключился на режим наивысшего напряжения. Из потаенных закоулков извлекались примеры, цитаты, чужие и свои мудрые мысли. Собственная жизнь переплелась с мировой историей. Мелькнули и пропали названия философских трудов. Простые человеческие радости и беспримерный героизм получили новую оценку.

Наконец, старый хирург едва заметно вздрогнул, приходя в себя. Размышления завершились. Он открыл глаза. Рука сама потянулась к остывшему кофе. Иннокентий Андреевич сделал глоток, поморщился и порывисто встал.

Ему захотелось осмотреться на прощание. Привычно прикоснуться к любимым вещам. Погладить старый желтеющий фикус, оставшийся от бабки с дедом. Прижаться щекой к родительской фотографии. Он не был сентиментален. Просто ночь Накануне, скорее всего, была последней в его жизни. Впереди ждала пустота, небытие. А это навевало определенные эмоции. Не страх, нет, — слишком много он видел чужих смертей, чтобы бояться своей. Но печаль, тоска и щемящая грусть сжимали сердце. Не отпускали, задерживая перед обычной на вид дверью.

Он коснулся ручки. Шероховатая пластмассовая поверхность оказалась чуть теплее, чем ожидалось. Хотя так, наверное, и должно было быть. Там, куда он собирался, стояла жара. Точно стояла. На сто процентов. Иннокентий Андреевич усмехнулся. Пора было действовать. От сомнений и колебаний не осталось и следа. Как обычно перед сложной операцией, эмоции отступили на второй план.

— Ворвемся — разберемся! — сказал он себе.

Старая хирургическая присказка успокоила. Иннокентий Андреевич повернул ручку и толкнул дверь…

Переход между мирами выглядел буднично. Не взрывались ослепительным блеском причудливые туннели, не было падения в пропасть, как это показывают в американском кино. По одну сторону осталась нормальная среднестатистическая квартира в обычной пятиэтажке. По другую — возник коридор, погруженный в полумрак. Их разделял дверной косяк, окрашенный слегка потрескавшейся масляной краской. И все. Больше никаких спецэффектов. В открывшейся реальности стояла тишина, нарушаемая негромким мерным гудением неведомого механизма. Где-то поодаль виднелось тусклое желтоватое пятно света.

У Иннокентия Андреевича мелькнуло сомнение, что все сработает как надо. Ошибиться не хотелось. Он прокашлялся и отчетливо произнес:

— Больница. Восемьдесят первый год. Четыре утра. Седьмое августа.

Слегка всколыхнулся затхлый воздух. Звук прокатился вдоль обшарпанных стен, завяз в потемках и стих.

Ничего не изменилось.

Иннокентий Андреевич сделал шаг, непроизвольно нашаривая ногой опору, будто боялся провалиться сквозь бетонный пол. Дверь скрипнула и захлопнулась с легким щелчком. Он нащупал ручку, потянул на себя. Безрезультатно. Очевидно, вернуться можно было только с готовой историей. Или никогда…

Вдруг накатил страх. Стало не по себе. Организм выдал стандартную стрессовую реакцию, вышвырнув в кровь весь запас адреналина.

На адаптацию понадобилось несколько минут. Сердце перестало метаться по грудной клетке в приступе бешеной тахикардии. Пульс пришел в норму. Давление снизилось, шум в ушах утих. Хирург выдохнул и зашагал вперед, ориентируясь на пятно света.

• Предыдущая
• 21/81
• Следующая