Любовь вне игры: история одного политического самоубийства - Хакамада Ирина Муцуовна - Страница 7

• Предыдущая
• 7/26
• Следующая

Ольга повернулась во сне, скинула одеяло. От шороха Мария очнулась. Раскрытая книга лежала на полу. Дочь крепко спала. Настенные часы показывали третий час.

«Тоже мне, развелась на сентиментальную чушь! – отчитывала она себя в ванной комнате, с особенной яростью расчесывая волосы. – Господи, как всегда: три часа ночи, а завтра тяжелый день…»

День и в самом деле выдался тяжелым. – Я знаю одно: государство – это святое. Его нельзя вот так… Исключать, понимаете? Из экономической жизни…

Самоуверенный баритон собеседника давил, в его словах чувствовалась вся мощь коммунистического молота. Он прикурил чуть ли не двадцатую за утро сигарету.

Мария тоже закурила. В табачном дыму легко повис бы и целый арсенал топоров. Но она осталась к этому равнодушной. Непонятно зачем она решила переубедить сидящего в кабинете человека. Пока задача казалась непосильной.

Когда неделю назад он позвонил, Мария подумала – очередной сумасшедший. Но мужчина был абсолютно вменяем. Он спокойно раскрывал свои политические взгляды. Из этих речей она поняла, что человек на распутье: ему бы к коммунистам, а он – к ней. Видимо, чувствовал, что в стройном здании СССР что-то не так.

Как ни пыталась она избежать случайных встреч, люди сторожили ее у подъезда, ловили на улицах. Некоторые грубо бросали в лицо оскорбления, выдавая на полную катушку разочарование и обиду. Другие – объяснялись в любви и выражали готовность голосовать. Все жаждали даже не дела, а так, поговорить. Отказать им – нанести обиду на всю жизнь. В общем, Мария взяла за правило: всех принимать. Но – не более одного человека в день.

И вот, в ее кабинете сидит солидный мужчина, бывший научный работник, а ныне – пенсионер, Борис Васильевич Миронов. В нем нет ни толики сумасшествия. Он четко сформулировал свою позицию. Да, он прожил жизнь, как честный коммунист, и никогда от своих взглядов не откажется. Но он, симпатизируя искренности Марии, решился ее переубедить, освободив от заблуждений.

Борис Васильевич вежлив и даже обаятелен своей прямолинейностью и искренностью. И не ясно, чего больше в его желании: попытки поймать ускользающее прошлое, возвратить времена своей молодости или получить обычное человеческое понимание.

– Я ведь как вот думаю, – поспешил развеять ее сомнения Борис Васильевич, – назад дороги нет. Прошлого не вернешь… Так и не надо! Будущее, согласен, за демократией. Но ведь должны же быть какие-то рамки! Посмотрите вокруг. К чему приводит эта ваша рыночная экономика?! Частники заполонили все и прибирают к рукам народные деньги! Это ж уму непостижимо, как они накручивают цены! Откуда вообще их берут? Как мне, простите, пенсионеру, жить с этим? Да что я! Посмотрите на молодых, работающих бюджетников. Нет, нам, обычным людям, рыночная экономика не нужна! Мы хотим получить сильное государство! Чтобы каждый мог, как раньше, все себе позволить.

«И все-таки второе», – решила для себя Мария. Но отступать не собиралась. Ведь если этот научный сотрудник, пусть и бывший, но светлая голова и умница, не понимает, казалось бы, элементарных вещей – пиши пропало. Значит, шансы убедить остальных и вовсе равны нулю.

– Ваше желание мне понятно, Борис Васильевич. И ясна принципиальная позиция. Но в ней кроется несколько заблуждений. – Она старалась говорить ровно, подбирая каждое слово. – Мы, демократы, тоже за сильное государство. Но мы считаем, что его основные функции вовсе не экономические, как вы думаете, а социальные. Это безопасность, армия, пенсионеры, бедные, инвалиды, начальное и среднее образование, здоровье нации. Вот что главное! А у нас все перевернуто! И раньше, в прежние времена, было перевернуто. Было плохо, а стало еще хуже. Власть торгует с утра до вечера: нефть, газ, недвижимость, то, другое…

– Да откуда ж ему денег взять на пенсионеров, бедных и инвалидов и, как вы говорите, медицину, если вы пытаетесь отобрать от государства право на эти нефть, газ, то и другое? Отобрать его собственность?

– Собственность? – Мария не то чтобы рассердилась, но завелась. – К сожалению, у государства есть собственность! Например, ЖЭК. Вот вы приходите туда, и что? Начальнику ЖЭКа на вас плевать, и ваши проблемы остаются только вашими. Тот человек, который приходит к вам трубы чинить, – ему тоже на вас плевать, и эти трубы все время текут! Те, кто делает капитальный ремонт, – им тоже наплевать, поэтому они делают его раз в двадцать лет и плохо! Вот вам классический пример государственной собственности.

А теперь возьмем пример частного капитала, который сдает офисы в аренду и получает с этого прибыль. У них и трубы новые, и компьютерная связь, и современный ремонт. Они знают: если сделают плохо, их офисы никто не будет снимать. Это, Борис Васильевич, называется кон-ку-рен-ция. Государство же ни с кем не конкурирует. И плевать ему на нас поэтому!

Вы говорите: потребитель ничего не имеет в нашей экономике! Так потому и не имеет, что все, что выгодно, забирает государство. А все, что не выгодно, – отдает частному капиталу. И вы умираете от этих цен! Вы не можете толком ни учиться, ни лечиться, нет дорог, коммуникаций… Потому что все это – государство, как вы сами этого хотели, но сильное в своей бесконтрольности и безответственности!

– Простите, – в дверь просунулась голова помощника, – там упорно звонит какой-то дизайнер… Просит соединить. Говорит, договорился…

– Костя! – взвилась Мария. Сейчас, сию минуту, заставить сидящего напротив мужчину прийти к простой и правильной мысли было, возможно, главной задачей ее жизни! Но слово «дизайнер» остудило ее. Василий? Он что, позвонил? Впрочем, никто не должен заметить волнения. – Я занята! Просила же: не соединять. Дайте мой мобильный – пусть позвонит вечером.

– Мобильный? Вы уверены? – От удивления Константин застрял в дверях и не исчез.

Связи и контакты всегда находились в его руках. Номер Марии не то чтобы был засекречен, но крут доступа к нему оставался довольно узким.

– Да, мобильный! Мы начинаем новый проект. Это – друг моих знакомых, – пояснила она, на ходу придумывая «легенду». Не найдя, что еще сказать – какой, к черту, проект? какие знакомые? – демонстративно отвернулась к собеседнику: – Давайте продолжим…

– Вы знаете, Мария, – разволновался Борис Васильевич, – я как-то думал вот и об этом тоже, о чем вы сейчас говорите. Но не такими словами, конечно… И где-то даже, могу сказать, я с вами согласен. Но все же признайте: не частного человека это дело – нефть или там газ. Такие глобальные, можно сказать – стратегические отрасли, широкомасштабные по своему объему экономические ресурсы способно осилить только государство.

– Это иллюзия… – выдохнула Мария. – Вы, как и многие, наделяете власть сверхчеловеческой силой. В силу особенности российской истории мы никак не можем отрешиться от благоговения перед властью. Относимся к ней, как к Богу – всесильному и всезнающему. А власть – не Бог. Органы госуправления состоят из самых обычных людей. Подверженных обычным человеческим слабостям. Как и вам, этим людям свойственно заблуждаться и совершать ошибки. Поэтому их надо поправлять и контролировать.

Послушайте… Мне все это надо обдумать. – Борис Васильевич приосанился и подхватил свой кожаный чемоданчик. Затем подошел к столу и по-деловому пожал Марии руку. – Признаться, я удивлен. Вообще не ожидал, что наша встреча так сложится. Знаете, когда вы, демократы, по телевидению спорите, мы, ну, народ то есть, ничего понять не можем. А все, что вы тут сейчас сказали… В общем, подумаю я еще…

«Ауди» летела по заснеженной дороге в направлении дачи. Это в выходные, с вечера пятницы колеса служебных машин расчищали путь до черного дна. Но сейчас, в середине недели, блестящий снег лежал тонким и ровным слоем. В сумерках, освещенный фонарями, он казался Марии нежно-голубым.

Ее рука потянулась включить «Эхо Москвы». Но было настроение другое, и она включила «Радио-классик». Салон наполнился джазом. You don't know what love is… Синкопы старенького фортепиано. С белыми расшатанными клавишами и черными руками пианиста. Сбивчивый монолог саксофона. О вечном, вечернем, рожденном луной и чикагским закатом.

• Предыдущая
• 7/26
• Следующая