От Екатерины I до Екатерины II - Балязин Вольдемар Николаевич - Страница 24

Пастух, царица и шинкарка

Вскоре после коронации Елизавета Петровна без всякой помпы обвенчалась с Разумовским в небольшой церковке подмосковного села Перово. Обряд венчания произвел ее духовник Федор Яковлевич Дубянский, образованный богослов, пользовавшийся уважением у набожной императрицы. В память о венчании на куполе церкви, вокруг основания креста, была установлена декоративная царская корона. После венчания Елизавета Петровна зашла к местному священнику в дом, выпила с ним и попадьей чаю, а выходя из дома сказала своему теперь уже венчанному мужу, что хочет познакомиться со своей свекровью, и велела послать за ней карету.

Наталья Даниловна, мать Алексея Григорьевича Разумовского, его сестры Агафья, Анна и Вера, а также младший брат Кирилл жили в Черниговской губернии, в Козелецком уезде, на хуторе Лемеши. Мать держала шинок (корчму), Кирилл пас скотину, а сестры повыходили замуж: Агафья – за ткача Будлянского, Анна – за закройщика Закревского, а Вера – за казака Дарагана.

Когда в Лемеши прибыл целый кортеж придворных карет, изумлению хуторян не было предела.

– Где живет здесь госпожа Разумовская? – спросили приехавшие.

– У нас никогда не было такой пани, а есть, ваша милость, вдова Розумиха, шинкарка… – отвечали хуторяне.

Приехавшие поднесли Наталье Демьяновне богатые подарки и среди прочего соболью шубу. Они просили ее вместе со всеми детьми поехать в Москву.

– Люди добрые, не насмехайтеся надо мною, шо я вам худого зробила? – отвечала Наталья Демьяновна, в глубине души уже веря случившемуся, потому что кое-какие слухи все же доходили до нее. И, согласившись поехать в Москву, где все еще продолжались коронационные торжества, она постелила соболью шубу у порога своей хаты, посадила на нее по очереди всех родных – и дочерей, и зятьев, и кумовьев, и сватов со свахами, – выпила с ними горилки: «погладить дорожку, щоб ровна була» и, обрядившись во все самое лучшее, отправилась в Москву.

Почтительный сын выехал к ней навстречу и в нескольких верстах от Москвы увидел знакомые ему кареты. Он приказал остановить собственный экипаж и пошел навстречу матери, одетый в расшитый золотом камергерский мундир, в белом пудреном парике, в чулках и туфлях, при шпаге и орденской ленте. Когда возница, увидев Разумовского, остановил карету Натальи Демьяновны, она, выглянув в окно, не узнала в подошедшем вельможе своего некогда бородатого сына, носившего широкие казацкие шаровары да бедную свитку. А когда испуг прошел, то от счастья заплакала.

Разумовский обнял маменьку и, пересадив в свою карету, повез в Москву. По дороге он наказал Наталье Демьяновне при встрече с невесткой не чиниться, но помнить, что она российская императрица.

Наталья Демьяновна была женщиной умной и дала слово, что проявит к Лизаньке всяческую почтительность.

В Москве императрица занимала Лефортовский дворец, имевший высокое парадное крыльцо в два марша. Наталья Демьяновна обмерла, когда двое придворных, бережно взяв ее под руки, повели к огромной резной двери мимо великанов-лакеев, стоявших двумя рядами на лестнице и одетых в затканные серебром ливреи. Потом свекровь императрицы признавалась, что приняла их всех за генералов, – так богат был их наряд и такими важными они ей показались.

Сопровождавшие Наталью Демьяновну придворные ввели ее в маленькую комнату и передали в руки женщин-служанок. А те попросили ее самым учтивым образом снять расшитую шелками кофту, новую юбку и дорогие модные черевички, сказав, что все это для встречи с государыней непригодно. Взамен ей почтительно предложили надеть обруч и каркас из китового уса, на который они тут же ловко натянули неимоверно широкую златотканную юбку, столь же прелестную кофту, на руки – высокие, до локтей, белые перчатки, на ноги – золотые туфельки, а в довершение всего на голову водрузили высокий белый парик, усыпанный пудрой. Ей нарумянили щеки, насурьмили брови, подкрасили губы и повели по еще одной – теперь уже внутренней – парадной лестнице во внутренние покои. Нужно отметить, что в комнатке, где Наталью Демьяновну обряжали, не было зеркала, и ловкие женщины сделали все это без его помощи. На новой лестнице стояли такие же «генералы», что и перед входом во дворец, и Наталья Демьяновна, совсем уж оробев, подошла к еще одной огромной двери. Ах, как не хватало ей сына, который, будь он рядом, и успокоил бы ее, и все объяснил! Но Алешеньки не было. Оставив ее у ловких служанок, он сказал, что уходит к государыне и вместе с ней выйдет к маменьке.

Двое лакеев медленно и торжественно раскрыли перед Натальей Демьяновной двери, и деревенская шинкарка вошла в огромный зал сказочной красоты. Она увидела сверкающий паркет, огромные окна, расписанный летящими ангелами потолок, и вдруг обнаружила, что впереди, прямо напротив нее, стоит императрица – в златотканном платье, золотых туфельках, в белых, до локтя, перчатках и высоком – волосок к волоску – парике. Издали Наталья Демьяновна не разобрала, красива ли ее невестка – увидела только широкие черные брови и румяна во всю щеку.

Затаив дыхание, Наталья Демьяновна пошла к императрице навстречу и увидела, что и та двинулась к ней. И тут, вспомнив слова Алешеньки, что надобно быть с государыней почтительной, хоть то не по обычаю, смиренно опустилась на колени и склонила голову долу.

Она простояла так несколько мгновений, но невестка почему-то не подходила, и тогда Наталья Демьяновна подняла голову и увидела, что и Лизанька стоит на коленях и тоже смотрит на нее. Наталья Демьяновна испугалась, растерялась – видимое ли дело, чтоб царица стояла перед шинкаркой на коленях? – и, протянув к невестке руки, проговорила напевно, ласково, с материнской добротой и уважительностью:

– Лизанька, донюшка, царица-матушка! Встань с колен, то мне, простой мужичке, не по чести…

И с удивлением увидела, что и невестка протянула к ней руки и тоже стала что-то говорить, но Наталья Демьяновна, хоть и сохранила отменный слух, ничего не слышала, кроме собственного голоса. Она, в растерянности поглядев налево и направо, вдруг заметила, что возле небольшой двери, которую, войдя в зал, она и не разглядела, стоит ее Алешенька, а рядом с ним несказанной красы барыня. Они стояли, держась за руки, и тихо смеялись. А потом подошли к ней, и краса-барыня подняла ее с колен, обняла и поцеловала. Алешенька, улыбаясь, сказал:

– То зеркало такое – от пола до потолка.

И Наталья Демьяновна все сразу поняла. Умная она была женщина, но никогда не думала, что зеркало может быть таким большим – во всю стену. А с Лизанькой они поладили сразу и любили друг друга всю жизнь, потому что много общего оказалось в характерах и нравах деревенской шинкарки и императрицы всея Руси.

И все же венчание с Разумовским династических проблем не разрешило: он не мог быть наследником трона, да и сам совершенно не хотел этого. И посему 7 ноября 1742 года Карл Петр Ульрих, принявший православие и ставший Петром Федоровичем, был объявлен «великими князем с титулом Его Императорского высочества и наследником престола». А вслед за тем Елизавета Петровна решила женить племянника. Ее выбор остановился на четырнадцатилетней немецкой принцессе Софии Фредерике Августе Ангальт Цербстской.

Принцесса Фике

Девочка была умна, хороша собой, получила неплохое образование и, что весьма немаловажно, провела несколько лет в Берлине, при дворе прусского короля Фридриха II, вошедшего в историю под именем Великого.

Будущая императрица России родилась 21 апреля 1729 года в Штетине, в семье князя Христиана Августа Ангальт Цербстского. Матерью девочки была семнадцатилетняя Иоганна Елизавета, происходившая из княжеской фамилии Гольштейн-Готторпов. Существовала версия, что подлинным отцом Софии был один из сотрудников русского посольства в Париже, Иван Иванович Бецкой, по другой версии ее отцом называли самого прусского короля Фридриха II Великого. Это утверждали из-за весьма доверительных отношений прусского короля и Иоганны Елизаветы, доводившейся ему двоюродной сестрой.