Визит сэра Николаса - Александер Виктория - Страница 1
- 1/56
- Следующая
Виктория АЛЕКСАНДЕР
ВИЗИТ СЭРА НИКОЛАСА
Скрудж увидел перед собой странное существо, похожее на ребенка, но еще более на старичка, видимого словно в какую-то сверхъестественную подзорную трубу, которая отдаляла его на такое расстояние, что он уменьшался до размеров ребенка. Его длинные, рассыпавшиеся по плечам волосы были белы, как волосы старца, однако на лице не видно было ни морщинки и на щеках играл нежный румянец. Руки у него были очень длинные и мускулистые, а кисти рук производили впечатление недюжинной силы. Ноги — обнаженные так же, как и руки, — поражали изяществом формы. Облачено это существо было в белоснежную тунику, подпоясанную дивно сверкающим кушаком, и держало в руке зеленую ветку остролиста, а подол его одеяния в странном несоответствии с этой святочной эмблемой зимы был украшен живыми цветами. Но что было удивительнее всего, так это яркая струя света, которая била у него из макушки вверх и освещала всю его фигуру. Это, должно быть, и являлось причиной того, что под мышкой Призрак держал гасилку в виде колпака, служившую ему, по-видимому, головным убором в тех случаях, когда он не был расположен самоосвещаться.
Впрочем, как заметил Скрудж, еще пристальнее вглядевшись в своего гостя, не это было наиболее удивительной его особенностью. Ибо, подобно тому, как пояс его сверкал и переливался огоньками, которые вспыхивали и потухали то в одном месте, то в другом, так и вся его фигура как бы переливалась, теряя то тут, то там отчетливость очертаний, и Призрак становился то одноруким, то одноногим, то вдруг обрастал двадцатью ногами зараз, но лишался головы, то приобретал нормальную пару ног, то терял все конечности вместе с туловищем, и оставалась одна голова. При этом, как только какая-нибудь часть его тела растворялась в непроницаемом мраке, казалось, что она пропадала совершенно бесследно. И не чудо ли, что в следующую секунду недостающая часть тела была на месте, и Привидение как ни в чем не бывало приобретало свой прежний вид.
— Кто вы, сэр? — спросил Скрудж. — Не тот ли вы Дух, появление которого было мне предсказано?
— Да, это я.
Голос Духа звучал мягко, даже нежно, и так тихо, словно долетал откуда-то издалека, хотя Дух стоял рядом.
— Кто вы или что вы такое? — спросил Скрудж.
— Я — Святочный Дух Прошлых лет.
— Каких прошлых? Очень давних? — осведомился Скрудж, приглядываясь к этому карлику.
— Нет, на твоей памяти. [1]
Глава 1
Прошедшее Рождество
Декабрь 1843 года
«Любящая Вас Лиззи».
Леди Элизабет Эффингтон взглянула на только что написанные ею слова и поморщилась. Нет, «любящая» — это слишком лично, а «Лиззи» — фамильярно. Он никогда не называл ее Лиззи, и сомнительно, чтобы обратился к ней таким образом теперь. Если не считать одного лишь многозначительного исключения, он всегда обращался с ней не более чем вежливо. Это и было досаднее всего. Элизабет зачеркнула эту строчку, как и три предыдущие.
— Это было просто восхитительно, — произнесла у Элизабет за спиной ее младшая сестра Джулиана с глубоким, прочувствованным вздохом.
— Я так и думала, что тебе понравится, — рассеянно отозвалась Элизабет, уставившись на белый листок бумаги, лежавший перед ней на письменном столе в их общей с Джулианой гостиной.
— Это было так… так… — Жюль, как ее на французский манер называли дома, помолчала, выбирая подходящий эпитет, и наконец выпалила: — Это было чудесно!
— Да-да, — пробормотала Лиззи и написала: «С самыми искренними сердечными пожеланиями, леди Элизабет Эффингтон».
— Нет, больше чем чудесно. Я хочу сказать, что это самый лучший рассказ о Рождестве, нет, вообще самый лучший из рассказов, какие я читала!
И это не годится. Выражение «с самыми сердечными пожеланиями» очень обязывает. Словно ты пишешь кому-нибудь из пожилых родственников, кого не слишком жалуешь, однако вынуждена быть любезной. Кроме того, если Лиззи — фамильярно, то «леди Элизабет Эффингтон» уж очень формально… Резким движением Лиззи вычеркнула и эту строчку.
— Более того, — продолжала Жюль тоном, скорее приличествующим умудренному опытом литературному критику, нежели шестнадцатилетней девушке, — я полагаю, что это лучшее произведение из всех написанных мистером Диккенсом. Разумеется, из тех, какие я прочитала. Но думаю, что я прочитала почти все, потому что он мой любимый писатель. «Рождественская песнь» не так забавна, как «Николас Никльби», но кончается гораздо лучше, чем «Лавка древностей», хотя я и очень люблю истории о девочках, с которыми происходят разные приключения. — Жюль немного помолчала. — Правда, приключения Нелл были такими страшными.
— Да уж, смерть юной героини в конце романа не позволяет назвать ее приключения увлекательными. Скорее их следует назвать злоключениями, — негромко проговорила Лиззи, продолжая размышлять о своих затруднениях.
«С неизменной дружбой, Элизабет».
— Я не люблю книги, которые плохо кончаются. Мамины книжки всегда кончаются хорошо. «Рождественская песнь» тоже хорошо кончается, только жаль, что Скрудж так поздно понял, как плохо он жил. Если бы он женился на Белле, жизнь у него сложилась бы прекрасно. Ты тоже так считаешь?
—Угу.
Так, «с неизменной дружбой» — это вполне хорошо и нисколько не формально. И «Элизабет» тоже годится… Лиззи вздохнула. Ну почему это так до чертиков трудно? И нужно-то всего-навсего сделать надпись на книге, которую даришь. Правда, ее слова столь же важны, как и сам подарок. Может быть, даже важнее.
— Самое любимое мое место в этой истории, — медленно и мечтательно продолжала Жюль, — это когда у Малютки Тима вырастают крылья, и он улетает вместе с Физзиуигом и Духом прошлого Рождества. Ты не согласна?
— Да-да. Разумеется. Я… — Лиззи вздернула подбородок, повернулась на стуле и посмотрела на младшую сестру. — Что ты сказала?
— Так я и думала. — Жюль прищурилась и вгляделась в лицо Лиззи. — Ты не слышала ни одного моего слова, верно?
— Разумеется, я все слышала. Ты говорила… — Лиззи покопалась у себя в памяти. Она терпеть не могла признавать, что младшая сестра права хотя бы отчасти. — Ты сказала, что «Рождественская песнь» мистера Диккенса нравится тебе больше всех его произведений.
Жюль фыркнула в манере, совсем не подходящей для воспитанной молодой леди.
— Это я сказала в самом конце. — Она выпрямилась и вытянула шею, пытаясь разглядеть, что написано на листке, который лежал перед Лиззи. — Чем это ты занимаешься, в конце концов?
Лиззи подвинулась таким образом, чтобы прикрыть исписанный лист.
— Ничем особенным, — ответила она самым равнодушным тоном. — Просто пытаюсь подобрать нужные мне слова.
Жюль вздернула брови:
— Слова для чего?
— Для того, что тебя совершенно не касается, — отрезала Лиззи.
— Это что-нибудь для Чарлза? — часто-часто захлопав ресницами, возбужденно спросила Жюль.
Лиззи рассмеялась:
— Никоим образом. Но если это и было бы так, я бы тебе не сказала.
— Почему? — обиделась младшая сестра. — Я бы тебе сказала, если бы какой-нибудь джентльмен собирался просить моей руки.
— Чепуха, — быстро проговорила Лиззи. — Чарлз вовсе не собирается делать мне предложение.
— Не хочешь ли заключить пари? — усмехнулась Жюль.
Лиззи уставилась на сестренку, ощутив пренеприятное беспокойство.
— Тебе что-нибудь известно, о чем и мне следовало бы узнать?
— Может быть. — Жюль откинулась на спинку кресла с тем выражением, с каким младшие сестры обычно смотрят на старших, когда хотят их уязвить. — Мне, предположим, известно, что Чарлз сегодня утром говорил с папой с глазу на глаз. Далее мне, предположим, известно, что лицо у Чарлза, когда он вышел из папиной библиотеки, было умиротворенное и радостное.
1
Отрывок из «Рождественской песни в прозе» Ч. Диккенса приведен в переводе Т. Озерской (Чарлз Диккенс. Собрание сочинений в тридцати томах. Т. 12, М., ГИХЛ, 1959, с. 31-32). — Здесь и далее примеч. пер.
- 1/56
- Следующая
