Джек Абсолют - Хамфрис Крис - Страница 35
- Предыдущая
- 35/83
- Следующая
Эта прохлада показалась Джеку столь живительной и бодрящей, что он, поддавшись мгновенному порыву, скинул рубаху и штаны из оленьей кожи и распустил по плечам удерживавшиеся сыромятным ремешком волосы. Убрав одежду в ранец, он запустил пятерню в волосы и вдруг вспомнил, как приглаживал эти непокорные кудри, стоя за кулисами «Друри-Лейн» перед той последней, чудесной и роковой, встречей с Лиззи Фаррен. Что бы она подумала о нем сейчас, увидев его почти голым посреди леса?
Джек ухмыльнулся. Да именно то, что эта кокетка думала о нем тогда. И с тем же откликом, какой имел место в тесной артистической уборной, в нескольких футах от сцены, где уже начинался пятый акт «Соперников».
Воспоминания об одной женщине потянули за собой мысли о другой, той, которую он мучительно желал все те пять недель, проведенные рядом с нею на борту корабля. Как это случалось почти ежедневно, Джек задумался о том, где сейчас Луиза.
Насколько далеко продвинулся Бургойн? Они получили ободряющее известие о том, что форт Тикондерога, крепчайший оплот американцев, пал практически без единого выстрела. Сообщения, доставлявшиеся индейцами в последующие недели, давали понять, что Бургойн стремительно продвигается на юг.
По предположению Джека, к нынешнему времени, то есть к концу августа, генерал мог быть близок к захвату Олбани. Иными словами, сейчас Абсолют находится милях в шестидесяти от его воинского стана. Если генералы Хоу или Клинтон, как предусматривал план, наступают со стороны Нью-Йорка, мятежники, скорее всего, не имеют возможности воспрепятствовать соединению двух британских армий. Эта война еще может прийти к победоносному завершению, невзирая даже на постыдный провал операции, порученной Сент-Легеру.
Джек вздохнул. Все это оставалось догадками, точно же он знал лишь одно: Луиза находится где-то там, впереди. Ему хотелось верить, что она ждет встречи с ним, ибо сам он отчаянно по ней тосковал. А чтобы не поддаваться тоске, припустил бегом, лавируя между деревьями и проскакивая в просветы между ними, словно в освещенные августовским солнцем окна.
Поддавшись порыву, Джек утратил контроль за ходом времени и очнулся лишь у самой вершины лесного холма, как раз перед спуском в лощину Орискани. Остановившись, чтобы отдышаться, он закрыл глаза, временно положившись на другие чувства. Лесные обитатели, затаившиеся было при его появлении, снова успокоились: белка-летяга возобновила прыжки с дерева на дерево, сосновая куница издала высокий, лающий звук, являвшийся не то охотничьим, не то любовным зовом.
Были здесь и волки, ибо для них людские конфликты, как правило, оборачивались роскошным пиршеством. Надо полагать, они неплохо поживились в ущелье. Хотя британцы и индейцы вернулись, чтобы забрать своих убитых, ополченцы на это не решились.
Размышления Джека прервал странный звук, похожий на хриплый выдох.
Он открыл глаза... и увидел брошенную дубинку за мгновение до удара. Этого мига ему хватило, чтобы отклонить голову, и комель из железного дерева стукнул его в плечо. Не обращая внимания на боль, Джек рванул с плеча мушкет, в то время как незадачливый метатель дубинки уже мчался к нему с диким боевым кличем и выхваченным из-за пояса томагавком.
Он находился в десяти шагах, когда Джек открыл запальную крышку, в пяти, когда Джек взвел курок, и в трех, когда прогремел выстрел. На прицел времени не было, ибо воин уже занес свой томагавк, но заряд угодил абенаки прямо в грудь, отбросив его назад, как удар конского копыта.
Второй абенаки воплей не издавал, но Джек все равно Услышал его. Чуткий слух Джека уловил, как нож покинул кожаные ножны. Сталь блеснула на солнце, но Абсолют блокировал нацеленный в плечо удар, подставив левую руку, в то время как правой выхватил из ножен собственный кинжал. Джек держал его обратной хваткой, что позволяло нанести удар снизу вверх. Противник перехватил его руку точно так же, как только что сделал сам Джек. Сцепившиеся враги повалились на землю. Со времен своей буйной юности Абсолют твердо усвоил борцовский принцип: «будь наверху». Напрягшись изо всех сил, он навалился на грудь соперника, отжав его нож в сторону и поднеся свой к глазам, обведенным черными кругами внутри оранжевой полумаски.
И тут эти глаза метнулись в сторону, и Джек запоздало вспомнил о том, что абенаки, сидевших на корточках у ног фон Шлабена, было трое. То была последняя его мысль, ибо за ней последовал удар по затылку и белая, слепящая вспышка.
Громко спорившие голоса привлекли его внимание. Однако провалиться в забытье ему не позволял не столько шум, сколько — и прежде всего — боль. Безжалостная пульсация в основании черепа и мучительная боль, причинявшаяся ремнями из оленьей кожи, туго затянутыми на запястьях. Его руки были скручены позади шершавого ствола кедра. Джек попробовал растянуть ремни, изменить позицию и равномерно распределить напряжение в теле, не открывая глаз и таким образом не привлекая к себе внимания. Но эта попытка породила очередной приступ боли, и ему не удалось удержать стон.
Голоса смолкли. Притворяться дальше не было никакого смысла, и Джек попытался открыть глаза. Что-то клейкое, скорее всего кровь, мешало ему, а когда он наконец справился с этим затруднением, то пожалел о затраченных усилиях. Ибо в нескольких футах перед ним с довольной улыбкой на лице стоял граф фон Шлабен.
— Капитан Абсолют? Как хорошо, что вы снова с нами, а то я уж начал беспокоиться, как бы мои друзья не переусердствовали. Я, конечно, строжайше наказал взять вас живым, но вы же сами знаете, как трудно управлять этими детьми природы. А поскольку вы убили их товарища, выказываемое ими страстное желание отомстить не вызывает особого удивления. Честно говоря, ваши волосы еще остаются на вашей макушке лишь благодаря настойчивости присутствующего здесь моего дорогого Тоссельбаха.
Джек посмотрел дальше, за спину фон Шлабена. Два абенака сидели на корточках над телом третьего, чьи руки были сложены на развороченной картечью груди. Оба с неприкрытой злобой смотрели на Джека и на возвышавшегося над ними давешнего егерского сержанта. Растрепанный, со всклоченной бородой, он держал мушкетон, казавшийся в его огромных ручищах детской игрушкой.
Джек не сразу совладал со своим голосом:
— Вы что, фон Шлабен, рассчитываете узнать от меня какие-то секреты?
— Что вы, капитан Абсолют! — Немец, похоже, удивился. — Ни в коей мере. Я рассчитываю лишь на вашу скорую смерть. Но, — он подошел поближе и наклонился, — мне бы не хотелось, чтобы вы умерли в неведении относительно того, кто несет ответственность за вашу безвременную кончину. Говорят, эти дикари, — он указал на бросавших яростные взгляды абенаков, — имеют обыкновение пожирать сердца отличившихся доблестью врагов. Я бы не стал заходить так далеко, но... — Он улыбнулся и выпрямился. — Некоторое время, капитан, вы были интересным противником, однако я не мог позволить вам и дальше вмешиваться в мою работу. Вы создали для меня определенные неудобства, вы причинили мне боль, — он погладил челюсть, — и терпеть это дальше стало просто невозможно. Я, конечно, мог бы рассказать милейшему полковнику Сент-Легеру о нашей последней встрече. Думаю, он бы мне поверил. Ну и что потом? Вас со скандалом отослали бы обратно к Бургойну. Впрочем, я ничуть не сомневаюсь в том, что рано или поздно вы снова попались бы на моем пути. К тому же, что уж тут скрывать, мне не хотелось лишать себя сладостного момента мщения. А в том, что момент этот непременно наступит, у меня не было ни малейших сомнений.
С этими словами граф отошел в сторону, к другому краю прогалины, где были сложены вещи немцев и абенаков. Из середины этой кучи фон Шлабен выудил дерюжную торбу и, держа ее за горловину на расстоянии, словно боясь запачкаться, направился к Джеку. Абсолюту показалось, что коричневая дерюга слегка шевелится.
— Я вам так скажу, — невозмутимо продолжил граф, — что ни говори, а сдирать с людей скальпы — сущее варварство. Замечу, что к такому выводу меня подталкивают не мучения, испытываемые жертвой, хотя, если скальпируемый еще жив, они неизбежны. Нет, речь о другом. Меня отвращает полнейшее отсутствие индивидуального подхода. Всякий враг получает одно и то же наказание, вне зависимости от тяжести преступления. Согласитесь, иначе как варварством такое не назовешь.
- Предыдущая
- 35/83
- Следующая
