Золото собирается крупицами - Хамматов Яныбай Хамматович - Страница 51

• Предыдущая
• 51/94
• Следующая

— Зачем сердишься, начальник? — тяжело дыша и нагружая новую тачку, обернулся Василий. — Мальчонка еще приучится, так будет не хуже меня гонять! Не сердись, начальник, я его подучу, пока суд да дело!

— Как не сердись, — помягчев, снизил голос ровняльщик. — Дело-то уж к полдню, а он еще до сих пор не проснулся!

— Я работал все время, а он сидел! — в вол нении забыв, что ровняльщик не поймет по-башкирски, крикнул Хисматулла.

— Вишь, жалобный какой, прощенья просит! — ухмыльнулся Василий. — Не ругай, начальник, сами были молодые да зеленые, он, может, всю ночь с девкой проваландался, вишь губищи-то разорваны! — и Василий показал на потрескавшиеся от мороза губы Хисматуллы. — Справимся помаленьку, начальник, не гони его, ты ж человек у нас добрый, хороший, такие дела понимаешь…

— В последний раз! — вздохнул ровняльщик — И чтобы больше не спал на работе, а то живо в контору и — расчет! Какое мне дело до его девки? У меня тоже жена есть! Я ж от этого не клюю носом на работе…

Чуть только дверь за ровняльщиком закрылась, Василий повалился на камень, держась руками за живот и хохоча, как безумный.

— Ой, не могу! Вот хозяин так хозяин, всем хозяинам хозяин, ой, надорвусь!

— Ты зачем?.. — не находя слов и все крепче сжимая кулаки, подступил к нему Хисматулла. — Зачем обманул?!

— А ты не ершись! —оборвав смех и вставая во весь рост, оборвал Василий. — Я пока на тебя зла не держу, только уж если что не по нутру мне будет, хорошо ли тебе придется, как ты думаешь? Скажу вон начальнику, что ты, мол, работаешь плохо, тебя отсюда — фьюить! — при свистнул он, насмешливо щуря глаза. — Так что, сверчок, знай свой шесток!

Хисматулла потерянно молчал.

— Я ж тебя, дуру, защитил, а ты с кулака ми… — с недоуменным сожалением протянул Василий. — Ну, да ничего, пройдет это у тебя, я когда, как ты, зеленый был — тоже ершился больно много, а теперь мне что — бутылку да бабу, а все остальное меня не касается! Вырастешь да ум вынесешь, тоже такой будешь, понял, паря?

Хисматулла молча повернулся и взялся за тачку.

Когда наступило время обеда и работницы опять уселись возле печки, Хисматулла осторожно подошел к женщине в черном платке, которую приметил еще вчера.

— Чего тебе? — спросила она, подняв голову от еды.

— Маша-инэй! — Хисматулла слышал вчера, как звали ее работницы, и теперь подумал, что если назовет ее но имени, так будет лучше. — Маша-инэй, я к тебе…

— А может, к кому другому? Меня не Маша— ней зовут, а Марьей Николаевной, — не поняла женщина.

— К тебе, — повторил Хисматулла. — Не скажешь, где Михаил-агай, почему не пришел сюда? Заболел?

— А тебе зачем? — недоверчиво спросила женщина.

— Он мне хлеб давал, отдать надо, — все больше путаясь, заговорил Хисматулла. — В гости звал, я вчера не зашел…

— Вот и зайди сегодня! — с вызовом сказала Маша. — Я ему не жена, чтоб по пятам бегать, не знаю, где он, и знать не желаю! Много вас тут…

— Эге, ты, никак, ума набралась? — ехидно спросил из угла ровняльщик,

— Набралась или нет — дело мое! — обернулась к нему Маша. — Не тебе судить, что у меня в середке происходит, мышиная ты душа! — Она с сердцем плюнула и отвернулась к стене. Хисматулла смущенно отошел.

Уже ночью, когда работа кончилась и он подходил к своему бараку, кто-то вдруг сзади тронул его за рукав. Хисматулла испуганно обернулся.

— Не бойся, это я, — сказала Маша, улыбаясь. — Ты к Михаилу зайти хочешь? Не ходи пока, подожди, а то еще и тебе от его беды пере падет!

— У него беда какая? — встревожился Хисматулла

— Донесли на него, вот что! Может, наш ровняльщик, а может, еще какая поганка нашлась, не знаю В контору его сегодня вызвали, а что там дальше было — тоже не знаю, узнаю — скажу. А пока не ходи и от ровняльщика нашего по дальше держись, а то уши у него чересчур длинные, понял, паренек?

Хисматулла кивнул головой. Но ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю Михаил так и не появился, Маша не подходила к парню, и скоро он стал забывать о странном русском агае, привык к своей работе, и она уже не казалась ему такой невыносимой, как в первый день. Мысль о Михаиле мелькнула еще раз только тогда, когда он получил первую получку, но, как только Хисматулла вышел из конторы, его окружила толпа подвыпивших старателей, среди которых был и Василий Заметив напарника, Василий протолкался вперед и, вытянув шею из расстегнутого ворота рубахи, спросил:

— Эй, паря, скажи, ты кто?

— Как кто? — не понимай, переспросил Хисматулла.

— Мужик ты или баба, я тебя спрашиваю? — Василий подмигнул дружкам и рассмеялся — Ну, чего молчишь? Ой, глядите, покраснел, как невеста!

— Чего лезешь? — чуть не со слезами сказал Хисматулла — Я тебя не трогаю, и ты меня не тронь! Чего ты ко мне пристал?

— А то и пристал, что не знаю до сих пор, кто ты есть — мужик или баба! —глумился Василий, откидывая со лба потный смоляной чуб и заливисто хохоча. — Не видать что-то, чтоб ты мужик был, хоть и штаны надел, а?

— Это как? — растерялся Хисматулла.

— А так! Водку пьешь? Нет! — Василий торжествующе протянул вперед пятерню и загнул грязный, заскорузлый палец. — Табак куришь? Нет! Может, с девками гуляешь? Так тоже нет! В-четвертых, заработанное в кулаке держишь! Да в придачу краснеешь, как девка! — Василий загнул последний палец и поднял кулак, как бы показывая всем неоспоримое доказательство своей правоты. — Какой же ты после этого мужик? Тьфу, срам один!

— В одном бараке живем, а прячешься, — под хватил кто-то.

— Ну тебя, пусти! — рванулся из кольца Хисматулла.

— Шалишь, дружище, у нас и закон ведь та кой есть — Василий положил руку на плечо пар ню, и его серые, стального цвета глаза впились в Хисматуллу, — Поступил на работу, получил первую получку — с товарищами поделись, а то и бог тебя за такую жадность накажет, даже и твой аллах накажет, не то что наш! — Василий звонко щелкнул себя по горлу, выпустив плечо Хисматуллы. — Пей, гуляй и нас не забывай, понял, паря?!

— Да что ты на него набросился? — вдруг продвинулся вперед дружок Василия. Он обнял Хисматуллу за плечи и тихонько повел его, подталкивая в сторону приискового кабака. — Что он, маленький, рабочих законов не понимает? Да он нам сейчас всем докажет, какой он мужик, он тебе еще за эту «бабу» такую сдачу даст!..

Поняв, в чем дело, Хисматулла стал вырываться, но руки того, кто его держал, только крепче сжались у него на плечах, давили его к земле.

— Да чего ты петушишься? — добродушно за метил дружок Василия. — Думаешь, мы у тебя деньги отнимем? Ни-ни, я ж тебя угостить веду, за свой счет! Думаешь, я не понимаю, что тебе деньги нужны? — Он вдруг выпустил парня и встал перед ним, улыбаясь, с видом и удивленным и одновременно обиженным. — Ну, если ты, конечно, такой недотрога, тогда иди! Только я ж к тебе по-доброму, по-товарищески, за свой счет!..

Хисматулла в нерешительности остановился.

— Да что ты его уговариваешь? — сердито махнув рукой, крикнул Василий. — Разве он хорошие слова понимает? Одно слово — баба!

— Не надо так, — с укоризной сказал его приятель. — Паренек-то хороший, я вижу, ему только денег жалко… Да ты не бойся, — обернулся он к Хисматулле. — Я ж сказал, за мой счет! — Он улыбнулся и вопросительно поднял глаза. — Идем?

— Ну пошли, — с неохотой отозвался Хисматулла.

В кабаке было дымно и шумно, на непокрытых деревянных столах красными пятнами рдело пролитое вино, под лавкой уже кто-то валялся, звенели стаканы и кружки, и, стараясь обратить на себя внимание остальных, мычал что-то, стоя на лавке и шатаясь, мужичонка в распахнутой телогрейке, с окладистой черной бородой.

Василий, бодаясь, как корова, прошел сквозь толпу к дальнему углу и, сбросив под лавку спавшего, навалясь на стол, старателя, обернулся к дружкам:

— Милости прошу к нашему шалашу!

Чуть только уселись вокруг стола, как подошел хозяин, — рыхлый, с бледным, гладко выбритым лицом.

— Чего тебе, Вася? — без улыбки спросил он.

• Предыдущая
• 51/94
• Следующая