НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 11 - Биленкин Дмитрий Александрович - Страница 20

— Нет, это сложнее. Мне пришлось бы бегать часами. Это непрактично. Чаще всего, если мне не надо покидать храм, я воспроизвожу движения, которые делает моя копия. Как сейчас, например. Лаборатория напоминает это помещение храма. Лишь в исключительных случаях моя копия покидает храм. Тогда я управляю своей копией, как марионеткой.

— А обычно в этом не возникает нужды?

— Я, то есть моя копия, находится в храме. Старший приходит ко мне за советом и приказами. Отсюда же я могу наблюдать за всем, что происходит в деревне. Поглядите.

Юноша сказал что-то роботу, и тот подкатился к пульту. Один из экранов засветился, превратился в овальное окно в долину, прорубленное в скале, неподалеку от крайней хижины. Отсюда была видна дорожка вдоль ручья. Перед второй с краю хижиной стояли оба воина, беседовали о чем-то, не спешили возвращаться наверх. Неподалеку судачили женщины, иногда одна из них забегала в хижину.

По приказу юноши робот увеличил изображение до таких размеров, что лицо младшего воина заняло весь экран. Можно было разглядеть каждый волосок на лице, клык, прикусивший нижнюю губу, черные жилки в желтом зрачке. Воин оглянулся, посмотрел на Павлыша.

— Он не увидит экрана, — сказал юноша. — Приемное устройство хорошо замаскировано в скале. У меня здесь еще несколько экранов, они контролируют различные части долины. Мы установили их во время экспедиции.

Лицо уменьшилось, отъехало вдаль, снова вся деревня была в поле зрения наблюдателей.

— Вы здесь — нечто вроде этнографической экспедиции?

— Не совсем так. Мы в самом деле великие духи долины, повелители этих существ.

Дождь, сыпавший редкими, крупными каплями, вдруг обрушился на деревню, в несколько секунд загнал воинов и женщин в хижины.

— Жалко, что у нас нет экранов в хижинах. Но это невозможно сделать, пока они не научатся строить каменные дома. В пещеры переселить их не удалось. Там слишком сыро.

Дождь хлестал по земле, вода буравила канавки, стекала к ручью распухавшему на глазах. Грохот грома проник сквозь камни стен.

— Планета эта обнаружена нами около ста лет назад. Здесь жили племена, стаи дикарей, разум у них лишь пробуждался. Это было необыкновенное везение. Не так ли?

— Так, — согласился Павлыш.

— Мы вышли в космос раньше землян, — сказал юноша. — Мы видели больше, знаем больше. Но лишь здесь нам удалось застать редчайший момент в создании разумного существа — рождение цивилизации, ее зарю. Мы могли бы устроить здесь базу, могли изменить планету, приспособить ее для своих нужд. Но мы оставили все как есть, чтобы наблюдать, как развивается здесь жизнь — поколение за поколением, ждать, пока они изобретут колесо, научатся разводить огонь, взлетят в небо. И на это, мы знали, потребуется много тысячелетий.

Робот по знаку юноши подкатился к пульту, включил еще один экран. Долина реки терялась в тумане ливня.

— Ничего здесь не увидишь, — сказал юноша. — Куда же девались воины?

Ручей превратился в широкий поток, и желтая вода приближалась уже к хижинам, обтекала, вздыбливаясь, забытый на тропинке кувшин.

— Мы установили экраны в некоторых точках планеты, чтобы наблюдать за жизнью ее обитателей. Но этого было недостаточно. Мы — ученые, для нас возможность поставить эксперимент слишком соблазнительна. И вот лет семьдесят назад, я считаю по земным нормам, мы, группа ученых, добились разрешения провести на планете опыт, направленный на благо этой планеты. Нашли эту долину, достаточно обособленную и легко контролируемую. Здесь обитало небольшое племя. Мы прилетели сюда, остановились в горах. Первым делом закрыли единственный естественный выход из долины, но крайней мере тогда мы полагали, что он единственный. Приспособили одну из пещер для наблюдательного центра, установили здесь оборудование для связи и контроля, экраны для слежения за повседневной жизнью племени. Затем экспедиция покинула планету. Место в этой лаборатории занял мой предшественник, точнее, его оптический двойник. Так пещера стала храмом, а он — Великим Духом.

— Вы стали управлять развитием жителей долины?

— Да. Мы решили ускорить эволюцию. Причем, повторяю, не в масштабе всей планеты — пусть развивается, как ей положено; мы поставили новый, по-своему грандиозный опыт над небольшой группой. Ну и ливень, — воскликнул юноша, — большая река выходит из берегов. Я такого даже не помню. Как бы вам не пришлось остаться здесь, пока не схлынет вода.

— Похоже, что так, — сказал Павлыш равнодушно. Его захватил рассказ. — Кончится дождь, вода спадет. Не будет же ливень продолжаться вечно.

— Мы не могли ждать тысячу лет, пока они научатся разводить огонь, и десять тысяч лет, пока они изобретут колесо. Но мы могли научить группу людей разводить огонь. И второе. Мы полагали, что физическая эволюция жителей планеты еще не завершилась, можно влиять на нее. Генетически. Пятьдесят пять лет за этим пультом провел мой предшественник. Пятнадцать лет здесь работаю я.

— Сколько вам лет?

— Много, — улыбнулся юноша. Он спешил. — Каждого ребенка, родившегося в долине, приносят в храм. Воины оставляют его во внешнем помещении, далее ребенок попадает в руки к роботам. Они тщательно исследуют малыша, затем вся генетическая информация о нем передается в лабораторию. Если существуют доступные исправлению генетические изъяны, они исправляются. Если ребенок не способен дать хорошее потомство, мы принимаем меры, чтобы потомства у него не было. Часть особей мы ликвидируем. Долина невелика, и приходится тщательно контролировать количество едоков.

— Вы их убиваете?

— Для блага остальных. Не будь этого, долина была бы уже перенаселена. А мы не можем привозить сюда пищу или загонять в долину долгоногов. Не смотрите на меня укоризненно. Вы забываете, Павлыш, что мы проводим эксперимент. Цель его — ускорение эволюции на планете, то есть благо для планеты. Не уничтожь мы ребенка с плохими задатками, из него вырастет идиот или бесплодный мутант, и он умрет сам по себе, но предварительно отнимет у достойных пищу.

— Но почему не позволить части пламени покинуть долину?

— Потому что эксперимент, а вы, как ученый, должны знать это, может проводиться лишь в чистой обстановке.

Внешние факторы слишком сложны, чтобы их учесть. Остальная планета для нас — контрольный полигон. Только тщательно изолировав долину, мы можем сравнивать ход эволюции. На чем я остановился? Да, мы внимательно наблюдаем за каждым ребенком в племени, выясняем, на что он способен, подыскиваем ему потенциальную пару, — ведь то, что природа совершает, перебрав множество ошибочных вариантов, вслепую, мы должны делать безошибочно. Наконец, в один прекрасный день мы вызываем подростков в храм, где вновь обследуем их, вводим в мозг нужные нам идеи, знания, инстинкты, условные рефлексы. Подвергаем подростков влиянию направленной радиации, для того, чтобы в их потомстве вызвать благоприятные мутации. А волю нашу им сообщает Старший. Уходя из храма, подростки забывают, что здесь было, помнят лишь сияние Великого Духа и знают, что воля его нерушима.

— И никогда не бывает срывов?

— Никто не гарантирован от этого. Мы не волшебники, а ученые. Мы — повитухи новой цивилизации. Может быть, со стороны наша работа кажется не гуманной, но…

Павлыш перебил его:

— Вы замечательно выучили язык. Когда и как?

— Не напоминайте. Пришлось вытерпеть информационные уколы. Зато, уверен, русский язык я знаю лучше вас, имею большой словарный запас.

— Может быть, — согласился Павлыш. — На вашей планете есть хранилище языковой информации?

— Да, в том числе все основные языки Земли. Информационный раствор вводится прямо в мозг. Инфорастворы необходимы и в нашем эксперименте. На других планетах обучение земледелию длится сотни поколений, в долине это заняло полчаса. Выйдя из храма, «обработанные» туземцы знали о пахоте, севе и уборке все, что им положено было знать.

Павлыш поднялся с ложа, пошел к юноше и остановился в двух шагах от него. Неприятно было сознавать, что можно протянуть руку и пронзить собеседника пальцем.