Алжирский пленник (Необыкновенные приключения испанского солдата Сервантеса, автора «Дон-Кихота») - Выгодская Эмма Иосифовна - Страница 12

• Предыдущая
• 12/27
• Следующая

Алим, молодой араб с круглым добродушным лицом, очень быстро согласился отвести пленников в Оран, только запросил много денег — семьдесят червонцев. Испанцы, заразившиеся энтузиазмом Сервантеса, быстро собрали деньги.

Всего шло девять человек: Сервантес, Исахар, Риос, Наваррет, Бельтран де Сальто, Осорио, Менесес, Родриго и Габриэль Кастаньеда, старый товарищ по морским походам, вместе с братьями попавший в плен. С Родриго и Кастаньедой, оставшимися на общем дворе, связь держал Исахар.

Старый Бельтран де Сальто только в вечер накануне бегства подошёл к Сервантесу.

— Возьмите и меня, кабальеро, — глухо сказал Бельтран. — Мне недолго осталось жить, а смерть в неволе страшнее пустыни.

Пленники-старожилы давно уже пользовались правом в дневные часы уходить из тюрьмы в город. За несколько аспр[15] такое же разрешение получил и Сервантес. Сторожа были спокойны: пустыня вокруг Алжира стерегла пленников лучше, чем высокие каменные стены.

Они вышли днём, в разные часы, чтобы не возбудить подозрений. На рынке они запаслись сухарями, вяленым мясом, лепёшками. Алим добыл два меха с водой. В условленный час, к вечеру, все собрались у Баб-эль-Уэдских ворот, в самой высокой нагорной части города. Не пришёл только Исахар. Его подождали с полчаса. Алим торопил пленников, и пришлось двинуться без мальчика.

— Кого ведёшь? — крикнул Алиму янычар, дремавший у ворот.

— Партию невольников, закупленную мною по поручению моего господина, благочестивого Али-Марада, для постройки его нового дома в Эль-Адаре, — быстро ответил Алим и опустил серебряную монету в руку янычара.

Тот закивал головой и пропустил пленников.

Они шли сначала мимо мусульманского кладбища, белевшего в темноте треугольными надгробными камнями, потом свернули налево и начали подыматься в гору. Все молчали. Только изредка в тишине хрустели камешки или шуршал крупный песок, осыпавшийся под чьей-либо ногой.

Вдруг быстрые шаги послышались сзади, и худенькая рука коснулась локтя Сервантеса.

— Исахар! — едва не вскрикнул Мигель, быстро обернувшись.

— Да, это я, Серванта… Я ждал, когда заснёт Юсуф. Смотри, что я стащил у него!

Мальчик совал ему что-то в руку. В темноте Мигель нащупал холодный ствол мушкета.

Алим шёл впереди и указывал дорогу. Скоро он нырнул в узкое ущелье. Все шли за ним по крутой тропинке у самого края горы. Небо наверху казалось узкой полоской, усеянной яркими точками неравной величины.

К рассвету они начали спускаться, и на восходе солнца медно-жёлтое алжирское плоскогорье, прорезанное кое-где невысокими грядами красноватых скал, открылось перед ними.

Почти триста километров предстояло им пройти по каменистой, сожжённой солнцем, безлюдной стране.

Они шли не быстро, сберегая силы, и самый тяжёлый груз, воду, несли по очереди. Часов в одиннадцать сделали привал и переждали самые жаркие часы. Все были молчаливы, пытался болтать только Алим, но ему никто не отвечал. К вечеру Алим сделался беспокоен. Он начал настойчиво озираться по сторонам.

— Чего ты ищешь? — спросил у него Кастаньеда.

— Удобного места для привала, — неохотно ответил араб, отводя взгляд в сторону.

Солнце зашло, и ночь настала сразу, словно чёрная крышка опустилась над пустыней. Путники выбрали место в небольшой котловине с песчаным дном, заросшим алоэ, и расположились на ночь.

Исахар и Осорио пошли за кустарником для костра. Сервантес с Кастаньедой распределили припасы. Всем досталось по куску вяленой баранины, по две лепёшки и по нескольку глотков воды.

Кругом бродили хищные звери, огонь надо было поддерживать всю ночь. Измученные трудным переходом, все скоро свалились и уснули. Только Сервантес и проводник остались у костра.

Мигель подбрасывал сухие ветви в огонь. Алим не спал и смотрел на него.

Шакалы выли далеко в пустыне. Свинцовой усталостью наливалась голова Мигеля.

— Поди спать, я посижу у огня, — предложил Алим.

— Нет, я не устал и не хочу спать, — сказал Мигель, встряхивая тлеющие угольки костра.

«Что он задумал? — гадал Мигель, глядя на беспокойные чёрные глаза проводника. — Что он хочет сделать? Выдать нас хозяину и получить деньги? Или продать в пустыне кочевым арабам?»

Мигель проверил мушкет и положил его возле себя.

По тлеющим угольям переливались огоньки и плели странный узор. В нём Мигель видел знакомые фигуры, корабли, оружие… Антонио де Сигура с криком выхватывал блестящую шпагу и кидался на него. Морские волны рассыпались серебряной пылью перед носом галеры «Солнце». Неприятельский фрегат поворачивался боком, и по всей линии борта пушки разом выбрасывали красное пламя…

Сервантес вздрогнул и проснулся. Предрассветный ветерок бежал по верхушкам алоэ. Ночное небо точно отодвинулось выше и посветлело.

Все спали, как убитые, кругом костра. Алима не было.

Проводник и не думал выдавать пленников Хромому или продавать кочевым арабам. Алим попросту ни одной минуты не верил в выполнимость затеи Сервантеса. Получив деньги, он убежал, забрав часть провизии и один из мехов с водой. Араб надеялся, что пленники сами как-нибудь уж доберутся обратно в Алжир.

Мигель разбудил всех и поднял тревогу.

Надо было решать: поворачивать обратно или идти вперёд.

— Идти вперёд, — сказал де Сальто.

— Мы не знаем дороги! — сказал Осорио.

— Мы одинаково не знаем её и назад, — возразил Кастаньеда.

Единственный человек, который в общих чертах знал прибрежную полосу пустыни, был Франциско де Менесес.

— Если мы будем идти в этом же направлении, на запад, параллельно берегу моря, — объяснил он, — то меньше чем через три дня доберёмся до реки Хелифа. А на три дня воды нам хватит.

Решили идти вперёд.

Хелиф — многоводная река, единственная река на алжирском плоскогорье, которая не теряется в песках, а добегает до моря. За ней лежат лесистые высоты Уарсениса, где много воды, где есть селения мирных арабов. Может быть, арабы помогут им и укажут путь дальше в Оран.

Они шли весь день, сберегая силы и воду, и на ночь расположились у костра.

Всю ночь неподалёку выла бродячая пантера, жалобно кричали шакалы, и тяжёлое беспокойство томило Мигеля.

Утро настало раскалённое. Душное солнце поднялось и повисло в неподвижном небе. Путники шли вперёд всё в том же направлении. Родриго нёс драгоценный груз — воду. В полдень каждый получал по два глотка мутной тепловатой жидкости.

После полудня поднялся ветер. Он дул из глубин материка, душный, иссушающий ветер, дыхание Сахары. Ветер — симун — нёс с собой пыль пустыни и заволакивал этой пылью всё вокруг. Небо окрасилось в серый цвет, солнце заволоклось и потускнело, все краски поблекли, только мёртвая свинцовая степь виднелась вокруг.

Они с трудом прошли так несколько километров, и вдруг Сервантес остановился.

Симун, ветер с юга, дул им прямо в лоб. Значит, они в облаках пыли незаметно свернули с правильного пути и движутся не на запад, как предполагали, а на юг, в глубь материка. Бог знает, сколько они уже так прошли и в каком расстоянии от них Оран!

Снова начался совет: как найти дорогу, куда теперь повернуть?

— В прямо противоположном направлении, — решительно сказал Франциско де Менесес. — Мы не найдём пути в этой мёртвой пустыне. Нам надо идти прямо на север и выходить к морю. Мы почти всю дорогу шли параллельно морю и не могли ещё уйти далеко от него.

Повернули на север. Шли вереницей, один за другим. Оглядываясь, Сервантес видел посеревшее лицо Исахара, едва переставлявшего ноги.

«Если кто-нибудь из нас упадёт, мы погибли», — подумал Мигель.

Бельтран де Сальто шагал впереди, прикрыв голову и плечи обрывком плаща, — прямой, худой и спокойный, как на улицах Толедо. Осорио брёл сзади и всё время жалобно просил пить. Родриго отрицательно качал головой: воды на дне меха оставалось слишком мало, меньше, чем они рассчитывали.

• Предыдущая
• 12/27
• Следующая