Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб - Камша Вера Викторовна - Страница 21

– Вот он!

В разукрашенной мелкими облачками лазури картинно парила черная птица. Вряд ли при таком обилии голубей она высматривала добычу, но некоторые не могут не летать…

– Как ни странно, – сказала Арлетта, – я вижу нохского ворона впервые, зато я встречала здешних призраков. Мы с вами повторяем их путь. Вам не страшно?

– Я не умею бояться того, чего не вижу. – Баронесса поднесла руку ко лбу; это был изящный жест. – Я же птичница. Любой мэтр скажет, что мой ум очень ограничен. Вот злобы я боюсь, и ее я видела… Вижу… Ее слишком много, мы тонем в злобе – своей, чужой… Даже здесь, где ей не место!

– Здесь? – не поняла Арлетта, оглядывая зеленеющую возле стен траву, птиц и гвардейцев. – Вы боитесь церковников?

Марианна глубоко вздохнула. Будь Арлетта мужчиной, она бы уже забыла, о чем спрашивала.

– Нет… Не их и даже не себя. Мне вдруг подумалось… Ведь здесь же убивали! Веками. В Ноху приходили убивать, договаривались и приходили…

– Дорогая моя! – Какой дикий день, и какой дикий разговор! – Чтобы продырявить друг друга на дуэли, злобствовать вовсе не обязательно.

– Двоим, но один всегда ненавидит. Я знаю, граф Савиньяк просто хотел убить, а Манрик? А Килеан-ур-Ломбах? Вы его не знали…

– Я о нем слышала, это был скверный человек.

– Он мне сегодня приснился, а утром явились они…

Очередной церковник привез очередную записку: Левий вновь сумел совладать с толпой, на сей раз на улице Меховщиков, и двинулся дальше. После второго кардинальского «рапорта» Робер властью Проэмперадора погнал в город выборных и цеховых старшин. Убеждать и успокаивать. Кое-кто даже пошел, правда, не слишком охотно – почтенным мастерам и негоциантам на улицах было страшно, а день становится все напряженней. Уже дважды солдатам пришлось останавливать толпу на мостах через Данар: беднота с левого берега перла на правый… так, погулять. И добро бы бурлило только Заречье… Беспорядки вспыхивали в самых разных частях города: и в самых бедных кварталах, и в тех, что поблагополучней, и во вполне зажиточных – будто сыпь проступала на коже.

– Вы скверно выглядите. – Пустивший за столом Проэмперадора корни мэтр Инголс отложил перо. Хорошо законникам, они всегда найдут что писать, была бы чернильница!

– Странно, не правда ли? – Робер рывком вытащил из стола флягу и тут же сунул назад – не время!

– Письмо его высокопреосвященства, – напомнил адвокат, – внушает скорее надежду.

Да, пока Левию удается. И Карвалю, и стражникам. Пока… Эпинэ прикрыл глаза руками, вспомнил Алву, глупо и беспомощно ругнулся и посмотрел на адвоката. Тот ждал.

– Надежду? На что?! – Лезешь в душу? Получай! – Мол, уговорили, умиротворили, заставили разойтись, не дали разгромить… Да чем больше таких вестей, тем меньше они успокаивают! Мэтр Инголс, это ведь неотвратимо. И если это то, из-за чего Алва установил карантин, то что же он ничего не написал, не передал, не объяснил?!

– Итак, – уточнил дотошный мэтр, – вы близки к выводу, что удержать от бунта еще недавно спокойный город не получится?

– Да! – Ну вот, слово сказано! – Только никак не могу понять почему.

– Давайте попробуем спокойно разобраться. – Мэтр Инголс откинулся на спинку стула. – Вы согласны, что поводом везде служит что-то свое, но затем различия пропадают?

Законник кошачий! К чему ни прикоснется, какой-то реестр выходит, хотя… Лэйе Астрапэ, ведь так оно и есть! Всплеск злобы и ее растекание по ближайшим дворам… Обязательно находятся случайные вожаки вроде утреннего торговца, они орут, их слушают, и вот уже толпа куда-то рвется, кого-то гонит, бьет, убивает…

– Собственно, смысл всюду один и тот же, – заключил прохлопанную Робером, но, вне всякого сомнения, блистательную речь мэтр, – найден кто-то плохой. Причины могут быть любые: торговец задрал цены, мастер подмастерьев держит впроголодь и заваливает работой, голодранцы приличных людей не просто побеспокоили, но и ограбить вздумали. Причина не важна, важен враг, которого надо истребить. И у вчера еще мирных людей пробуждается жажда крови…

– Мэтр Инголс, – перебил Робер, – а вам не страшно?

– Мне очень страшно, – с достоинством признался юрист. – Развитое воображение, отсутствие военного опыта и привычка по косвенным признакам предсказывать плачевный результат суть составляющие трусости. Теперь вы, Эпинэ. Скажите, вам не хочется выкатить пушки и хлестануть по злобным тварям картечью?

– Рано!

– Я не о целесообразности. Вам не хочется уничтожать?

– Хотелось… Когда ребят Халлорана волокли на фонарь.

– А сейчас?

– Мало ли чего я хочу… – Или не хочу. – Понадобится стрелять, буду стрелять!

– Именно это я и хотел услышать. Вас не тянет никого бить. Как и меня, вашего адъютанта, кардинала с его уцелевшими людьми… Когда Алва закрыл Кольцо, мы много рассуждали о чуме, теперь по понятным причинам мы о ней молчим, но всегда были те, кто заболевает первым, и те, кто не болеет вовсе…

– Монсеньор! – выпалил вбежавший Жильбер, за которым маячил парень с прилипшими ко лбу волосами. Очень знакомый. – Ранен полковник Халлоран. Тяжело… У Двух Рыцарей настоящий бой!..

– Мевена ко мне! И Рокслея! – Иноходец обернулся к кавалеристу. – Ты ведь Пол?

– Монсеньор…

– Рассказывай.

Примета дурных времен – не злобствующий астролог с гороскопами наперевес и даже не трупы на холтийском ковре, а водворившаяся в аббатство красавица без камеристок и багажа; не считать же за таковой Валтазаровы вазы и футляр с маской. Вазы отправили в апартаменты Левия, но шкатулку с маской Габетто собственноручно водрузил на высокий стол у окна; зимой отсюда смотрел на улицу Росио. Когда мог стоять…

– Сударыня, я могу что-то для вас сделать? – Церковник обращался к Арлетте, но в присутствии почтенных дам глаза мужчин так не блестят.

– Узнайте новости, если они есть. Через полчаса мы будем рады их выслушать, а сейчас просим нас извинить.

Понял, ушел, но в названный срок заскулит под дверью. Арлетта сбросила мантилью и заглянула в футляр. Древний лик мирно покоился на черном бархате.

– Что она? – хрипловато спросила баронесса.

– Спит… Камеристку я отпустила в город к родным, видимо зря, остальные служанки помогают лекарю. Нам придется обходиться своими силами. Вам помочь?

– Нет… Сейчас нет, а вам?

– Только с жаровней, если вы умеете готовить шадди или шоколад и если вы их хотите.

– Шоколад, но я ничего не хочу.

– Тогда будете поить им Габетто. В обмен на новости… Умыться вы тоже не желаете?

– Я привела себя в порядок после того… До вечера лицо лучше не трогать, но я могу помочь вам.

– Сперва спровадим нашего бравого защитника. Выезжать придется ночью, и лучше бы отдохнуть впрок. Вы что-то хотите сказать?

– Нет… Сударыня, разве вам не неприятно мое общество?

– Катарине Ариго вы этот вопрос, случайно, не задавали?

– Задавала! – блеснула глазами баронесса. – Ее величество ответила, что ей неприятно общество тех, кого ей навязывают, а меня она захотела видеть сама.

Катарина умела отвечать, и бороться тоже умела, и добиваться любви. Какой же дурой в сравнении с ней была Алиса, потому и умерла никому не страшной старухой.

– Я выбираю друзей по своему желанию уже лет пятьдесят, и я желаю счастья Ро, он его заслужил.

– Спасибо! – Как же она хороша, как же божественно она хороша, особенно в черном и без светской улыбки на губах! – Спасибо, но… Вы же знаете, что граф Савиньяк… был у нас частым гостем?

– Знаю, но Лионель – человек скрытный, Валме говорил о вас больше. Ваш совместный визит в Ноху меня просто восхитил. Вы серьезно рисковали.

– Я сделала то, что была должна. – Она явно не собиралась вспоминать. – Сударыня, Робер рассказал, что ваш младший сын потерялся… Он вернется к вам, они все вернутся, обязательно!

Может, это была вежливость, может, благодарность, но Арлетта Савиньяк слушала и верила, что война кончится и мальчишки уцелеют. Все трое.