Мари Галант. Книга 1 - Гайяр (Гайар) Робер - Страница 22

• Предыдущая
• 22/87
• Следующая

– Не знаю, о каких подозрениях вы толкуете. Что бы это ни было, говорю вам, они не имеют под собой основания. Шевалье Режиналь де Мобре был другом генерала, да я и сама имела случай убедиться в том, что это человек знающий и здравомыслящий.

Майор вздохнул. Он по-прежнему держал ее руку и вдруг с силой ее сдавил и взмолился:

– Давайте объединимся! Заклинаю вас: не отвергайте дружбу, которую я вам предлагаю, не отталкивайте с презрением человека, проникшегося к вам симпатией, которую пробудили вы сами в первую же нашу встречу. Не пренебрегайте моими советами.

Она остановила на нем удивленный взгляд. Сейчас он напоминал своим поведением, проникновенным голосом того самого майора, каким она видела его в тот день, когда он явился после ее приключения с Кинкой. Мари пыталась понять, что за человек сидит перед ней. Она ему не доверяла, но вот уже во второй раз он с неслыханной ловкостью признается ей в любви. Когда же он говорил правду? Когда приходил от имени Пьерьера ей угрожать или когда рассказывал о нежности, которую Мари в нем пробудила? Лгал ли он, заявляя, что не доверяет Мобре? Не было ли лишь ловким маневром с его стороны пригласить ее в союзники?

Всякий раз, как он являлся поговорить без свидетелей, он начинал с угроз, а заканчивал нежностями. Возможно, это была его индивидуальная манера ухаживать за женщинами. Может, он был настолько робок, что не мог сказать о своих чувствах открыто и должен был сначала показать свою силу, свои достоинства, власть; хотел запугать на тот случай, если женщине вздумается его отвергнуть?

Она про себя решила, что он, несомненно, лучше, чем полагали Байярдель и Лефор.

«Мне бы надо попытаться его понять, – подумала она, – может быть, тогда я сама проникнусь к нему симпатией?»

Она почувствовала волнение при мысли о постоянстве майора и в то же время вслушиваясь в его искренние слова. Она давным-давно позабыла о его первом признании, которому придавала мало значения.

Мерри Рулз заметил ее смущение, и у него закружилась голова. Он подумал, что Мари наконец-то его поняла и примет его предложения. Он еще крепче сжал ее запястье и опьянел от любви, но едва вовсе не лишился чувств, когда она обронила:

– Я очень тронута, майор… Мне бы не хотелось, чтобы вы думали, будто я вас недооценила… Признайтесь, что мы почти не знали друг друга. Вы редко бывали здесь или это происходило в официальной обстановке. Вы говорили с генералом только о политике…

– Это происходило против моей воли! – искренне воскликнул он. – По правде говоря, я никого, кроме вас, не замечал вокруг… Ах, Мари! Мари! Как я вас любил! Какую сильную страсть я переживаю до сих пор! Если бы вы знали, с какой горечью я вспоминаю время, которое ушло в прошлое и, я бы сказал, потеряно навсегда. Мне кажется, я испытываю неудовлетворенность из-за чего-то неуловимого, неописуемого, что, вероятно, называется счастьем. У меня такое впечатление, словно меня обокрали!

Он замолчал и бросил на Мари такой нежный взгляд, какой ей не случилось на себе поймать за всю предыдущую жизнь. Майор продолжал:

– Однако сегодня вы можете все мне вернуть! Все!

Она не знала, что сказать. Подумала было утешить его взглядом, не слишком, правда, воодушевляя, но когда подняла глаза, увидала перед собой лишь краснощекого толстяка, а волосы под париком у него, должно быть, седые… И этот человек говорит ей о любви! Вдруг он показался ей смешным. Волнение в ее душе улеглось. Ее душил смех. Она сдерживалась, потому что, поразмыслив, решила: как бы то ни было, нельзя насмехаться над чувствами этого невезучего воздыхателя. Любовь достойна уважения. Однако Мари не могла подать Мерри Рулзу ни малейшей надежды!

Ведь стоило ей сказать одно любезное слово, а он уж вообразит о невесть каком романе!

– Сейчас неподходящее время для подобных разговоров, – заметила она.

– Завтра собирается Высший Совет!

– Надеюсь, это обстоятельство не имеет отношения к вашим чувствам?

– Я предложил вам свою поддержку, защиту, любовь…

– Послушайте, майор, – ласково проговорила она, чтобы смягчить неприятные для него слова, – я ничего не имею против вашей поддержки и защиты. Но не говорите мне сегодня о любви… Прошу вас…

– Неужели вы никогда не сможете относиться ко мне хотя бы с нежностью? – дрогнувшим голосом пролепетал он и едва не задохнулся от захлестнувшей его безумной надежды.

– Повторяю: не будем сегодня об этом говорить.

– Скажите хоть слово…

Она освободила руку и положила ему на плечо, словно желая утешить:

– Мое сердце разрывается от горя, – призналась она. – А душевная рана мешает принимать решение. Тем не менее признаюсь вам со всей откровенностью: я не думаю, что смогла бы полюбить так скоро!

Он резко отпрянул:

– Это все, что вы можете мне сказать? Человеку, предложившему вам всего себя?!

Вскочив, майор смерил ее гневным взглядом. Он был взволнован, не зная, что делать со своими руками: то хватался за рукоять шпаги, то теребил кружева камзола.

Потом злобно расхохотался:

– Ваша душевная рана! Рассказывайте! Не сможете больше полюбить! И вы думаете, что одурачите меня подобными высказываниями? Скажите это кому-нибудь другому, мадам! Как отвратительно видеть в этом доме в такой день человека, которому вы дали приют! А как не вспомнить всех прочих его предшественников, к которым вы питали слабость, что наводит меня на мысль: в ваших устах слово «любить» звучит как издевательство!

Она вскочила так же стремительно, как майор, шагнула ему навстречу, с вызовом подняв голову, и выкрикнула:

– Сударь! Довольно! Вы меня оскорбляете!

Он тяжело вздохнул.

– Простите меня, – немного успокоившись, попросил он. – Меня ослепляет страсть. Если вы меня не извините, значит, никогда не понимали, как глубоко я вас люблю, Мари!.. Увы, я отлично вижу, что вы меня ненавидите! Вы лишили меня всякой надежды… Но как же, по-вашему, мне не прийти в бешенство, когда я вижу здесь этого шотландца…

– Довольно! – глухо повторила она.

Он опустил голову и внезапно решился:

– Я ухожу. Но прежде хотел бы сказать вам следующее: я предложил вам свою помощь и свои советы. Вы ими пренебрегли, отдав предпочтение советам иностранца, который – у меня есть все основания так думать – работает против нашей страны в пользу своей. Берегитесь! Вы попадетесь на крючок! Он заставит вас наделать неслыханные глупости! Вы обрекаете себя на страшнейшие несчастья, какие даже не можете себе вообразить!

Он говорил сурово, резко, так убежденно, что Мари испугалась.

– Например, какие? – спросила она.

Он надел кожаные перчатки и, поворачиваясь к двери, прибавил:

– Я убежден, что этот человек советует вам польстить общественному мнению. А ему надо не льстить: его необходимо усмирять и создавать по своему усмотрению. Берегитесь!

Он уверенно зашагал к выходу. Отворяя дверь, обернулся к Мари и низко поклонился ей.

– Возможно, когда-нибудь, – с горечью молвил он, – вы будете счастливы принять мое покровительство… Может, сами придете просить меня об этом… И предложите то, в чем сегодня отказываете так безжалостно и без всякого снисхождения!..

Мари с трудом его понимала. Она и без того была измучена, а этот разговор лишил ее последних сил. Она услыхала, как захлопнулась дверь, потом со двора донесся конский топот…

Она неуверенно и равнодушно махнула рукой. Что мог ей сделать Мерри Рулз де Гурсела? Он был председателем Высшего Совета, но не всем же Советом в одном лице!

Мари медленным шагом возвратилась в свою комнату.

Она не верила ни единому слову из того, что майор сказал о шевалье де Мобре. Мерри Рулз ревновал; именно ревность заставляла его так говорить.

Режиналь, оказавшийся мишенью для подобных нападок, казался ей еще симпатичнее, еще желаннее…

• Предыдущая
• 22/87
• Следующая