Здесь покоится наш верховный повелитель - Холт Виктория - Страница 12

• Предыдущая
• 12/77
• Следующая

– Это совершенно невозможно, – заявил он.

– Что же с ней будет?

– Не сомневаюсь, свою печаль от разлуки с тобой она утопит в бутылке джина.

– А если она подхватит чуму?

– Значит, моя маленькая Нелл, она подхватит чуму.

– Кто будет ухаживать за ней?

– Конечно, твоя сестра.

– А что, если она тоже заболеет?

– Ты теряешь драгоценное время. Я хочу уехать немедленно. Каждая лишняя минута в этом зараженном месте может обернуться бедой.

Нелл, слегка подбоченясь, встала в позу, как она говорила, рыбной торговки, ибо, вне всякого сомнения, запомнила ее еще с тех пор, когда продавала свежие сельди – по десять штук за грош.

– Если я еду, – заявила она, – моя семья едет со мной.

– Значит, ты выбираешь свою семью вместо меня? – сказал Харт. – Очень хорошо, мадам! Вы сделали свой выбор.

После этого он оставил ее; когда он ушел, она взгрустнула, потому что все же любила его и знала, что он очень переживает, не имея возможности выступать в театре. А она – дура. «Что я, – спрашивала она себя, – должна отупевшей от джина старухе, которая била и изводила меня, когда у нее были силы, и плакалась, когда не могла бить?»

Она пошла в Коул-ярд; но когда повернула в этот переулок, сердце ее упало, потому что на многих дверях были нарисованы большие красные кресты, под которыми было написано: «Господи, помилуй нас».

Нелл оставалась в подвальчике несколько дней и ночей. Изредка Нелл или Роза выходила из дома в поисках еды. Людей вокруг осталось теперь совсем мало. Между камнями мостовой росла трава. Иногда во время блужданий им приходилось видеть у дороги страдальцев с роковыми признаками судорог, рвоты, бреда; болезнь настигала их на улице. Однажды Нелл подошла к старой женщине, так как почувствовала, что не может пройти мимо, не предложив ей помощь, но та открыла глаза и, глядя на Нелл, закричала:

– Вы – мисс Нелл. Отойдите от меня!

Она разорвала лиф платья и показала у себя на груди зловещие пятна.

Нелл заторопилась прочь, чувствуя, что ей становится дурно и страшно, и понимая, что она ничем не может помочь старой женщине.

Так они прожили в своем подвале несколько недель, изредка покидая его и возвращаясь туда снова, чувствуя себя совсем покинутыми. Они были подавлены видом пораженного заразой огромного города. Ночами им были слышны печальные звуки колокольчиков, дававшие знать, что мимо них проезжает чумная телега. Слышался замогильный крик, эхом разносившийся по пустым улицам: «Выносите мертвецов». Нелл видела, как прямо из окон передавались обнаженные тела и в том же виде сваливались в телегу одно на другое, так как гробы делать не успевали; никто не оплакивал умерших; тела просто отправляли в скорбный путь до кладбища на окраине города, где сбрасывали в огромную общую яму.

И вот однажды Нелл не выдержала:

– Нам нельзя здесь больше оставаться. Если мы не уедем, то умрем – коль не от чумы, так от тоски.

– Двинем в Оксфорд, – сказала мать. – У вашего отца там есть родственники. Может, они и примут нас на то время, пока не кончится эта беда…

Так они ушли из пораженного города. В первую ночь они спали под защитой живой изгороди; Нелл почувствовала, что на свежем деревенском воздухе душевные силы начинают возвращаться к ней.

Лишь через два года Нелл вернулась в Лондон. В Оксфорде им жилось нелегко. Она снова занималась продажей фруктов и рыбы, когда ей удавалось найти такую работу. Роза работала вместе с ней, и эти две девушки из Лондона, бойкие и хорошенькие, сами содержали себя и мать в течение двух лет.

Из Лондона приходили ужасные вести, заставлявшие их сомневаться в том, что они когда-нибудь смогут туда вернуться. Путники принесли эти вести в Оксфорд в сентябре, через год после приезда туда Нелл с семьей. Нелл не терпелось узнать, что происходит на Друри-лейн и не вернулись ли артисты, вместо этого она услышала о страшном пожаре, начавшемся в пекарне на Пуддинг-лейн и так быстро распространившемся, что запылало полгорода. Доходило и много других слухов. Говорили, что Лондону пришел конец, что не уцелел ни один дом, что сгорели король и все придворные.

Нелл потеряла дар речи. Она молча стояла, вспоминая Друри-лейн и тот жалкий переулочек Коул-ярд, где прошла большая часть ее жизни, она вспоминала сады Ковент-гарден и улицу Святого Мартина. Она представляла себе театр – тот театр, который считала своим, и другой, соперничающий с ним, оба объятые пламенем.

– Это Божья кара, – утверждали некоторые.

Роза опускала глаза, а Нелл громко протестовала. Она кричала, что Лондон не был грешным городом, это был веселый и полный удовольствий город, и она отказывается думать, что грешно смеяться и радоваться жизни.

Но она была слишком несчастна, чтобы отвечать со свойственным ей когда-то пылом.

Каждый день приносил все новые вести. Им говорили, что люди выбрасывали из домов мебель и грузили ее на баржи, что огнем была перекрыта вся река; рассказывали, как горели деревянные постройки на Лондонском мосту, как король и его брат герцог работали вместе, пытаясь преградить путь огню, как оказалось необходимым использовать порох и с помощью взрывов отделять плотные ряды легко загоравшихся деревянных домов.

Но наконец пришли и добрые вести.

Их сообщил дворянин, проезжавший Оксфорд из Лондона. Он сожалел о реставрации королевской власти и тосковавший о пуританских порядках времен протектората.

Проездом в Бэнбери он остановился в Оксфорде, и Нелл, увидев, что этот путник, несомненно, приехал из Лондона, подошла к нему – но не затем, чтобы предложить селедку, а чтобы расспросить о новостях.

Он неодобрительно поглядел на нее. Ни одна приличная женщина, он был в этом уверен, не могла так выглядеть. Эти роскошные волосы, ниспадающие в буйном беспорядке, эти карие глаза в обрамлении темных ресниц и бровей, контрастирующие с золотистым блеском волос, эти пухлые щечки и красивые зубы, эти ямочки и особенно этот задорный носик не могли принадлежать добропорядочной женщине.

Нелл присела в глубоком реверансе, который больше подошел бы благородной даме и которому научил ее Карл Харт.

– Я вижу, благородный сэр, что вы торопитесь из Лондона, – обратилась она к нему. – Я бы с радостью узнала какую-нибудь новость из этого города.

– Не спрашивайте меня о новостях из Вавилона, – воскликнул благородный путник.

– Нет, сэр, не буду, – ответила Нелл. – Меня интересует Лондон.

– Это одно и то же.

Нелл скромно опустила глаза.

– Я родом из Лондона, сэр. Как ваше мнение, можно ли бедной женщине вернуться туда сейчас?

– Говорю вам, что это сущий Вавилон. В нем полно проституток и головорезов.

– Больше, чем в Оксфорде, сэр… или в Бэнбери?

Он подозрительно посмотрел на нее.

– Вы смеетесь надо мной, сударыня, – ответил он. – Вам следует поехать в Лондон. Очевидно, ваше место там. В этой клоаке куда ни поглядишь, везде на улицах одни развалины – доказательство Божьей кары… а эти лондонцы, чем они заняты? Все веселятся в тавернах и в своих театрах…

– Вы сказали «театрах»?! – воскликнула Нелл.

– Сказал, прости их Господи.

– Да хранит Он вас, сэр, за такие добрые вести. Несколькими днями позже она, вместе с Розой и матерью, села в почтовую повозку и после утомительной поездки по тряским сельским дорогам, дотащилась наконец до Лондона.

Нелл едва сдержала слезы, когда снова увидела этот древний город. Она слышала, что старого собора Святого Павла, ратуши и гостиного двора, а также многих хорошо известных достопримечательностей города больше нет; знала, что разрушено более тринадцати тысяч жилых домов и четыреста улиц и что две трети города лежат в руинах – от Тауэра вдоль набережной до церкви Темпля, и от северо-восточных ворот вдоль городской стены до Холборнского моста. Тем не менее она не была готова увидеть то, что предстало ее глазам.

• Предыдущая
• 12/77
• Следующая