Праведник поневоле - Хантер Мэдлин - Страница 22
- Предыдущая
- 22/75
- Следующая
– Не волнуйтесь, я не поставила вас с Пен в неловкое положение. Я ни с кем больше об этом не говорила, а Каталани, я полагаю, знает о необходимости соблюдать сдержанность с гостями виконта.
Верджил, оглядываясь по сторонам, будто давно здесь не был, продолжал мерить шагами зал, отчего Бьянке еще больше хотелось сбежать.
– И что же Каталани вам посоветовала?
– Она подтвердила: чтобы получить самое лучшее образование, мне нужно ехать в Италию или же пригласить опытного преподавателя вокала сюда. На этот случай она порекомендовала мне синьора Барди, который мог бы поработать со мной в Лондоне, – он преподает бельканто лучшим столичным певцам.
– Других советов не последовало? Что-то не верится, чтобы Каталани оказалась столь неразговорчива.
– Она спросила, понимаю ли я, что такое жизнь певицы, и какие неудобства эта жизнь влечет за собой.
– И что же? Вы понимаете?
– Я знаю, что это упорный труд, а еще переезды, необходимость выступать, несмотря на сильную усталость, и тому подобное.
– Она имела в виду другое.
Бьянка покраснела.
– Я знаю, что она имела в виду.
– По-моему, нет. Вы не представляете себе в полной мере, что значит быть женщиной, с которой приличные дамы никогда не завяжут дружеских отношений. Эту оперную певицу – Каталани – принимают, но она исключение. У вас, скорее всего все сложится иначе. В Англии или Италии рядом с вами не будет бабушки Эдит, которая могла бы оградить вас от презрительного отношения окружающих.
Бьянка почувствовала раздражение, которое лишь усилило ее упрямство.
– Я знаю, что думают так называемые приличные люди о таких женщинах, – мне самой приходилось наблюдать, как весьма приличные мужчины время от времени подбирались к моей матери. Повзрослев, я поняла, что им от нее было нужно, и теперь стану поступать с ними так же, как поступала моя мать. Что ж, по-вашему, из-за каких-то нелепых предрассудков я должна отказаться от того, что необходимо мне как воздух?
Верджил продолжал ходить по залу кругами. Высокий рост вынуждал его держаться ближе к середине, как раз к тому месту, где стояла Бьянка. Круги мало-помалу сужались, пока он, наконец, не оказался к ней совсем близко. Если бы он не являлся образцом благопристойности и не вел себя так непринужденно, Бьянка поддалась бы не оставлявшему ее ощущению опасности и решила, что она в ловушке.
– Предубеждения относительно большинства актрис и певиц имеют под собой весьма твердые основания. – Верджил говорил так, словно обсуждение женщин с дурной репутацией являлось вполне приемлемой темой для беседы.
– Жизнь полна опасностей, и, мне кажется, многие артистки просто вынуждены принимать предложенное им покровительство.
– Полагаете, что это отчаяние и бедность вынуждают женщин становиться любовницами и куртизанками, а вас наследство избавит от подобной участи? Боюсь, вы судите об этом слишком однобоко. Насколько я понимаю, большинство из них толкает на это одиночество. Приличное замужество для них почти невозможно. Ни одного из тех никчемных людей, прожигателей жизни, которые будут делать вам предложение, вы не пожелаете видеть рядом с собой в качестве супруга.
Бестактный, граничащий с неприличным разговор теперь коснулся ее лично. Ну что ж…
– Это мне тоже известно. Однако порой приходится чем-то жертвовать.
– Жертвовать целой жизнью? Это вы так думаете сейчас, а что будет лет через десять – пятнадцать? Ни мужа, ни детей, ни дома. То обстоятельство, что для большинства этих женщин настает день, когда они все же принимают предложенную им видимость любви, я нахожу скорее прискорбным, нежели постыдным. И не важно, что они думают про себя, совершая этот шаг: после затянувшегося противоестественного одиночества такой выбор, возможно, попросту неизбежен.
– Не смейте предрекать мне столь унылую и омерзительную будущность! В высшей степени цинично утверждать, что карьера певицы предрешает мое падение! К тому же я никак не возьму в толк: вам-то что за дело?
Верджил перестал расхаживать по залу и остановился в нескольких шагах от Бьянки.
– Я несу за вас ответственность.
– Стало быть, вы будете вмешиваться в мою жизнь, чтобы ограждать меня от меня же самой все эти десять месяцев?
– Дольше, если найду для этого способ. Дольше!
– Только попробуйте помешать мне! Я этого не потерплю!
– Ваша решимость не оставляет мне выбора, и вот что я вам скажу: если угодно, можете надеяться всю жизнь прожить монашкой, но я сомневаюсь, что вас хватит надолго.
– Ваши намеки возмутительны и оскорбительны для меня!
– Я ничуть не оскорбляю вас. А возмутительной ситуацию можно будет назвать лишь в том случае, если вы, в конце концов, сделаетесь чьей-нибудь любовницей, а не законной супругой.
– Вы переступили грань, сэр. Подобные разговоры со мной неуместны, даже если я и нахожусь под вашей опекой.
Верджил вскинул голову и насмешливо улыбнулся.
– Я переступил грань? Бесспорно, это так. Сам себе поражаюсь.
Верджил огляделся вокруг, словно только что осознал, где находится.
– Вы закончили или будете заниматься еще?
– Я хочу прорепетировать арию еще раз, а потом сразу вернусь.
– Тогда я дождусь вас и провожу домой. – Верджил снова отошел к стене и, приняв расслабленную позу, приготовился слушать.
Бьянка почувствовала странное смущение. Она хотела отвернуться от Верджила, но он отрицательно покачал головой.
– Если вы не можете репетировать, когда на вас смотрит один человек, то как же вы собираетесь выступать на оперной сцене, перед полным зрительным залом?
Но то же совсем другое дело! – воскликнула она про себя. Может быть, это нелогично, но полный зрительный зал и впрямь нечто совсем иное. Взгляд этих глаз смущал Бьянку гораздо больше, чем целое море лиц или до отказа забитый зрительный зал. Если бы здесь присутствовал еще кто-то, ей определенно стало бы легче – ведь ничего подобного она не испытывала, когда пела в доме и Верджил присутствовал там в числе других слушателей.
Бьянка отвела взгляд, тщетно пытаясь забыть о присутствии виконта, но все впустую; из-за этого начало арии прозвучало слабо, словно какая-то преграда затрудняла ей дыхание. Вероятно, этой преградой было ее неровно стучащее сердце. Как глупо!
Однако постепенно негодование Бьянки на беспардонное вмешательство Верджила в ее жизнь придало ей силы, и голос зазвучал увереннее. Полностью отдавшись пению, девушка сосредоточилась на технике и подвластных ей выразительных средствах. Пьянящий восторг охватил ее. На этот раз ария звучала по-другому. Близкое присутствие еще одной души, неотступно сопровождавшей Бьянку во время пения, волновало ее. Ария близилась к завершению, и Бьянка, не удержавшись, взглянула на Верджила: он стоял с отрешенным видом, опустив глаза, словно учтивый джентльмен, выжидающий время, прежде чем приступить к важным делам.
Верджил поднял глаза, и их взгляды встретились. Бьянка чуть не сбилась с такта: его глаза неожиданно потрясли ее. В этих глазах горел огонь, в них таилось что-то дикое… и еще читался явный мужской интерес. От их покровительственной надменности или холодного равнодушия не осталось и следа.
Боже! Неужто это сделало с ним ее пение?
Несмотря на смятение, восторг дрожью пробежал по телу Бьянки. Теперь она не могла отвести от Верджила глаз. Ария соединила их, создав между ними особую духовную, чувственную, почти эротическую связь. Упоение собственной силой кружило ей голову, но душу терзала тревога. Бьянка ощущала, как эта завораживающая связь трансформируется, приобретая явный физический характер.
В этот миг ей стало понятно, что разорвать эти узы она не могла бы, даже если бы очень захотела. Неведомые ей эмоции, проникавшие в ее голос, сообщали ему еще большую страстность. Заканчивая пение, она прикрыла глаза, чтобы сдержать переполнявшие ее чувства и в полной мере насладиться финалом.
Последние звуки арии еще долго эхом отражались от древних каменных стен. Бьянке не хотелось открывать глаза. За то время, пока она пела, произошло нечто, в чем она не могла себе признаться, не могла выразить словами. Это нечто, не подтвержденное прикосновениями, казалось ей гораздо более непристойным, чем поцелуй Данте. Возможно, она была недостаточно осмотрительной – с самого начала этому следовало положить конец. Бьянка решила не смотреть на виконта, пока не уляжется это ужасное, пугающее волнение.
- Предыдущая
- 22/75
- Следующая
