Пять имен. Часть 2 - Фрай Макс - Страница 36

Еще один пример считался наиболее убедительным. Введение налога на отхожие места через цепочку последствий привело к гибели трех цветущих городов у подножия Везувия. Этот случай отличается от предыдущих еще и тем, что страшный результат наступил очень быстро — через несколько лет.

Таким образом, сложилось твердое убеждение, что императорская власть не стоит того, чтобы бороться за нее. Трон занимали самые скромные и неприхотливые люди, не претендовавшие даже на увековечение памяти. Стало хорошим тоном выбивать имя нового императора на скульптурных изображениях старого. Суй Цинь предлагает читателю как следует оценить этот поражающий воображение факт, но сам его никак не комментирует.

Поскольку нехорошо оставаться совсем без императора (почему нехорошо — этот вопрос тоже разработан слабо), приходится обращаться за помощью к дружественным народам — германцам, франкам, сирийцам — и просить их выдвинуть свою кандидатуру. Заодно решается задача приобщения ранее отсталых племен к наивысшему уровню философского мироощущения. После гибели подобных императоров есть возможность свалить на них вину за мелкие неурядицы: каждый понимает, что трудно ждать мудрости от варвара. Вообще отсюда многие делают вывод, что римляне пока не избавились от некоторой суетности.

Кое-что в главе относится к чистой экзотике — например, указывается, что соловей, высоко ценимый в Китае как певчая птица, выращивается в Риме на мясо, и Суй Цинь во время своего визита каждый вечер был вынужден есть соловьиные языки под различными соусами. Выведение мясной породы соловья в Китае успехом не увенчалось. Что же касается употребления в пищу медуз, о чем мимоходом упомянул Суй, то это сначала показалось всем отвратительным, и только нежелание отстать от моды привело в конце концов к закреплению подобного обычая.

Много из написанного Суй Цинем было, несомненно, преувеличением или фантазией, а, может быть, сведениями, полученными от недобросовестных информаторов. Так, он сообщал о пирамидах высотой в 300 локтей, о лодках, поднимающих на борт сотни человек, о дорогах, выложенных камнем, о людях, покрытых на груди шерстью и о людях с черной кожей (в последнем примере фантазия Суй Циня огорчает своей бедностью). Некоторые выдумки были забавны: водопровод длиной в десятки ли с окрестных гор, бани на тысячи человек с горячей водой(!), книги на телячей коже, подземные кладбища.

Эффект, вызванный книгой Суй Циня был, как я уже упоминал, поразителен. Может быть, причина была в том, что впервые публика получила столь обширные сведения о совершенно чуждой жизни, причем сведения, достоверность которых подкреплялась авторитетом Императора. Вэй Чунь с горечью описывает картину быстрого, как пожар, распространения нового, римского образа мышления. Если вначале жизнь римлян рассматривалась как заманчивая, но недостижимая альтернатива привычному существованию (естественно, вызывавшему у всех какие-нибудь возражения), то впоследствии оказалось, что при всеобщей молчаливой поддержке можно многое перенять, и, попросту говоря, ничего за это не будет.

Изменилась относительная привлекательность различных жизненных путей. Выяснилось, что слава не обязательно связана с одобрением начальства, а может исходить и снизу. Оказалось также, что для создания чего-то нового нет нужды тратить десятилетия на постижение классических текстов и сдавать многочисленные экзамены. Многие с радостью обнаружили в себе таланты скульпторов, живописцев и поэтов, и некоторых в этом качестве даже признали окружающие.

Попытки воссоздать архитектурный образ Рима в новых постройках были весьма впечатляющими, особенно если учесть, что в книге Суй Циня не были даны определения таких понятий, как «колонна», "арка","свод", «портик» и т. д. Оказалось, однако, что не так важно значение каждого из этих символов в отдельности, как их отношения в пространстве сооружения. Возникла самая, по мнению Дины, блистательная из наук — теоретическая архитектура. Она исследует влияние меры и числа, заложенных в камень, на состояние души человека — обитателя жилища или созерцателя. Дина полагает также, что своеобразный облик пагод объясняется тем, что Суй Цинь, описав многоэтажные дома, забыл упомянуть, что крыша в них была одна, над верхним этажом. Были, видимо, и другие ошибки.

В определенный момент оказалось, что власть Императора при сохранении внешних атрибутов по сути утрачена. Этому способствовало, во-первых, новое отношение к материальной власти. Трудно бояться того, кому слегка сочувствуешь. Во-вторых, аппарат устрашения стал работать вхолостую: конфискации, ссылки и казни стали восприниматься не как крушение жизни, а как повод, пусть печальный, для самоусовершенствования. Это было уже по-настоящему опасно.

Вэй Чунь далее пишет: "Как все мы знаем, только многолетние глубокие раздумья Императора Тай-цзуна и проявленная им затем решимость спасли государство от окончательного распада и вернули ему могущество и устойчивость". О содержании раздумий Тай-цзуна и о конкретных проявлениях решимости нам остается только догадываться, поскольку затем почему-то следуют слова: "Например, всякий помнит, что жил некогда в Хэцзяне Дунлин, торговец тканями" и примечание переписчика: "Далее рукопись отрезана".

Дина пояснила мне то, о чем я уже догадывался: в отрывке идет речь о совершенно неизвестном нам продолжительном периоде истории великой страны. В этом смысле "Рассуждения Вэй Чуня" можно сравнить с диалогами «Тимей» и «Критий», единственными источниками сведений об Атлантиде, с той лишь разницей, что в существовании Китая сомневаться не приходится. Итак, встает грандиозная задача — воссоздать этот отрезок времени во всей возможной полноте и понять, что он значил для истории огромной населенной области и почему так прочно забыт. Всякому человеку, даже далекому от науки, понятны масштаб и важность открытия.

Я подержал драгоценную рукопись в руках. Вид у нее был, несомнено, очень старинный, но что там было написано, я, конечно, не понимал. На первой странице древний художник изобразил жанровую сценку из римской жизни: патриций в тоге и сандалиях беседует с крестьянином в конусообразной соломенной шляпе. Вернувшись домой, я долго сидел в кресле, даже не пытаясь уснуть, а часа через полтора позвонил Дине (она тоже не спала) и посоветовал ей обратиться к академику NN и по его рекомендации опубликовать перевод в "Докладах Академии Наук". Кстати, NN, по-моему, единственный человек, кроме нас, видевший оригинал рукописи.

Что было дальше, по-моему, известно всему миру. В «Докладах» перевод вышел через месяц в сокращенном виде, но Дина к этому времени уже уехала обратно в Индию и, как мне кажется, по сю пору находится где-нибудь в Гоа, с местными хиппи. Местонахождение рукописи неизвестно никому, мы располагаем только дрянной ксерокопией. Однако за прошедшие несколько лет количество публикаций о "Рассуждениях Вэй Чуня" достигло уже четырехсот и продолжает стремительно расти. Некоторые авторы выражают сомнения и вспоминают к случаю завещание Генриха Шлимана и другие темные истории, но большинство исключает возможность подлога. Специалисты говорят о необходимости пересмотра истории Смутного времени, о влиянии книги Суй Циня на даосскую философию и кризис конфуцианства, а журналисты-популяризаторы вовсю обсуждают тривиальную идею "Китайского Марко Поло".

Вы, конечно, правы, обратившись именно ко мне с вопросом — является ли исходный текст подлинным. Дело же не в результатах радиоуглеродного анализа, или в манере написания иероглифа «пинь». В конце концов, и в XI веке можно написать фальшивку, и она будет ничуть не лучше современной, разве что дороже с точки зрения «Сотбиса». Давайте просто подумаем, как сама Дина оценила бы происходящее у нас на глазах.