Один в джунглях. Приключения в лесах Британской Гвианы и Бразилии - Норвуд Виктор Джордж Чарльз - Страница 11

• Предыдущая
• 11/46
• Следующая

Баржа была полна воды, кругом плавали разные пожитки. Казалось безумием продолжать плавание в этой полузатопленной посудине. Промокшее имущество было быстро собрано, и все начали отчаянно вычерпывать воду, пока не затарахтела машина. Индеец оттолкнулся шестом, и судно отошло от берега. Так как водопад был еще совсем близко, мы бросили вычерпывать воду и стали досками и всем, что могло заменить весла, грести против течения, пока машина не заработала на полную мощность. Заплата на корпусе оказалась целиком под водой, но она выдерживала ее напор, и мы двигались вперед, веря в счастливую звезду и спокойный оптимизм капитана Морта. Мимо нас проносились огромные клочья желтой пены, но с каждым оборотом винта скорость потока ослабевала, и наконец нос баржи стал рассекать совершенно гладкую, тускло сверкающую поверхность реки.

Течение еще оставалось довольно быстрым, но судно без труда двигалось вперед. Где-то поблизости, за поворотом реки, приютился Тумуренг. На юго-востоке горы Меруме вздымали к облачному небу свои вершины. Тумуренг был копией Иссано: тот же облик, те же запахи. Здешний лавочник завел порядок давать клиентам вместо сдачи расписку, которой в дальнейшем можно было расплатиться за покупки. Для лавочника и для местных жителей этот способ был удобен, но для путешественника вроде меня, у которого нет купюр мельче двадцати долларов, он совсем не годился.

Баржу вытащили на берег для Тщательного осмотра, а это означало, что мы пробудем здесь до следующего утра. В полдень в поселок пришел какой-то старатель пропивать свои богатства. В его кармане лежали алмазы каратов на десять и расписка на триста долларов. Чтобы помочь ему в этом деле, вся смешанная публика поселка явилась под вечер в своих красочных нарядах. Пристроенная к лавке просторная крытая веранда, где постояльцы могли повесить свой гамак, была теперь очищена для танцев. Гамаки, всякая утварь и личные вещи, в том числе и мои, были вышвырнуты. Сюда вкатили дребезжащий, источенный червями рояль (бог знает, каким чудом его протащили через пороги!), и вскоре ром полился рекой. Какой-то улыбающийся тип колотил по облупившимся клавишам, и вся публика самозабвенно плясала под эту музыку.

Вскоре я узнал, что почтовый пароход отправится в Курупунг только после полудня и большую часть пути мы должны будем плыть ночью, сделав заход в Камакусу, чтобы высадить помощника главного лесничего, а ранним утром следующего дня прибудем в небольшой поселок в устье реки Курупунга. Оттуда я мог продолжать путь к Апайкве на «бато» (плоскодонке) или же ждать в течение четырех-пяти дней почтового парохода, который должен был вернуться из Знаку, лежащего за Курупунгом. Я совсем не собирался в Курупунг, однако дела потом сложились таким образом, что все мое дальнейшее путешествие пошло по иному пути.

Затарахтела машина, и, когда за кормой забурлила и запенилась вода, причальный канат натянулся. Капитан Морт кивнул головой и одобрительно сплюнул, а индеец на носу начал отвязывать канат. В самую последнюю минуту с берега скатился запыхавшийся негр. На его голом плече висела половина окровавленной туши только что забитой свиньи. Он швырнул ее на палубу, обрызгав все вокруг свиной кровью, а затем крикнул своему приятелю, и тот сейчас же бросил ему вторую половину свиной туши и убитого броненосца.

Негр сложил куски мяса друг на друга, прикрыв их сверху рваным мешком, улыбнулся капитану Морту и едва успел отскочить назад, спасая ноги от тяжелого железного ящика, который индеец отшвырнул ногой, вновь принимаясь отвязывать причальный канат. Судно выбралось на середину реки, и мы снова отправились в путь. Солнце стояло высоко и палило как следует, так что под его жаркими лучами влажное окровавленное мясо на носу баржи начало быстро портиться, издавая запах.

Хотя на реке и мелькали клочья пены, течение было спокойным. Яркий блеск воды резал глаза. Дерево и металл жгли руки, и я все время обливался потом. Судно неторопливо двигалось вперед мимо густых однообразных зарослей, тусклых, удивительно безмолвных и таинственных. Но было во всем этом какое-то тонкое очарование, какая-то необычайная прелесть. Через несколько часов тени удлинились и солнце стало опускаться за верхушки высоких деревьев. Безмятежности дня пришел конец. Летучие мыши стали носиться среди суковатых ветвей древних деревьев-великанов, растущих на отмелях. Когда начало темнеть, капитан Морт отвел судно подальше от берега.

Некоторое время мы ползли в кромешной тьме, а потом взошла луна и осветила деревья, бросив серебряные блики на воду. Но и во тьме капитан Морт ни разу не сбился с курса. Эта река была его жизнью, и он знал ее как свои пять пальцев. Печально кричали совы, глазевшие на нас с нависших над водой ветвей, и огромные неуклюжие жуки метались в лунном свете. За топкой прибрежной полосой вставала темная стена джунглей, грозных, полных неизвестности. Повсюду трепетала притаившаяся, невидимая жизнь.

В каждом голосе, доносившемся из леса, звучал страх, ужас, дерзкий вызов. Где-то там, в непроглядном мраке беспокойной ночи, внезапно обрывалась жизнь. Все живое бодрствовало, настороженное, готовое к смертельной борьбе, вечной, как этот мир. Осторожность против хитрости, скорость против безжалостных клыков и когтей… Страх, вечный страх, рождавшийся каждый раз заново с наступлением темноты.

Мои размышления были прерваны вспышкой света электрического фонарика, мерцавшего где-то внизу, у самой воды. Сквозь просветы в деревьях показались смутные очертания каких-то приземистых строений. Могучий негр, стоявший на носу лодки, свободной рукой держался за свисающую ветку а фонариком водил по физиономиям пассажиров баржи, пока не наткнулся на помощника главного лесничего. Тот сразу же пересел в лодку, и я распрощался с одним из немногих интересных людей, встреченных мной в Гвиане. Больше я его никогда не видел…

На рассвете мы вошли в устье Курупунга, и я отправился в поселок. Почтовый пароход взял здесь несколько пассажиров, и я стал искать лодку, чтобы добраться до Апайквы. Вот тут я и познакомился с тремя братьями Лоберт, молодыми, исключительно хорошо сложенными индейцами. Им надоели лесоразработки, и они снова принялись за поиски алмазов, закрепив за собой небольшой участок где-то в глубине джунглей на речушке, впадающей в Курупунг.

У братьев была лодка, и они как раз собирались возвращаться на свой прииск, закупив необходимые припасы. По их словам, я выбрал неудачное время для поездки в Апайкву: Мазаруни так вздулась из-за ливней, что всякое плавание по ней было временно прекращено, и вряд ли кто-нибудь рискнет отправиться в Апайкву в течение ближайших двух недель. Слово за слово, и я в конце концов рассказал им о своих намерениях, насколько счел это возможным. Братья мне понравились, и я рассчитывал, что они согласятся отправиться со мной. Однако они сразу же отвергли мое предложение.

У них был свой участок, и он их вполне устраивал. Об алмазных «трубках» в горах Акараи они даже слушать не хотели, а когда увидели, что я не собираюсь отступать от своего намерения и готов отправиться туда даже один, братья стали всячески меня отговаривать. Они приводили разные доводы, видимо вполне обоснованные, объясняя, почему у меня так мало шансов вернуться из этой поездки живым. По их словам, и до меня некоторые уходили в джунгли в одиночку, но очень немногие возвращались обратно. А ведь почти никто из них не осмеливался забираться так далеко, как предполагал я.

Они говорили мне о препятствиях, о которых я думал и сам, слишком хорошо зная, что все это правда: пороги, водопады, болота, враждебные индейские племена у границы с Бразилией, их ненависть к белому человеку восходит к временам испанских конкистадоров. Но братья наговорили еще кучу всякого вздора о злых лесных духах и привидениях, а в особенности о речных чертях. Я видел, что они искренне верили во все это, хотя и были совсем еще молоды. Старатели вообще народ суеверный.

Когда они наконец поняли, что я не сошел с ума и не шучу, Лоберты сообщили мне об одном своем знакомом, индейце Чарли, который живет в Апайкве. Уж если я решил отправиться в это безумное путешествие, заявили они, то Чарли был единственным человеком, который мог бы провести меня туда и обратно, и при этом я, может, и остался бы жив. Если, разумеется, мне удастся уговорить его. Он знал джунгли лучше многих профессиональных проводников. Сейчас Чарли уехал с двумя американцами по реке Венамо, и их возвращения можно ждать лишь недели через две. Братья сказали, что Чарли уже не молод, но он индеец и не боится в джунглях ничего, кроме духов, которые с таким же успехом могли бы настигнуть его и дома.

• Предыдущая
• 11/46
• Следующая