Гавана - Хантер Стивен - Страница 18

• Предыдущая
• 18/92
• Следующая

Спешневу было видно, что в машине произошел какой-то спор между телохранителем и помощником номер один, который явно не желал слушать никаких объяснений. Вероятно, у этого номера один были проблемы с телохранителем, поскольку телохранитель, как было ясно из языка его движений и положения головы, отказывался признавать власть номера один над собой и множеством разнообразных намеков давал это понять.

Спешневу стало смешно. Этот помощник номер один, так же как и он сам, вычислил, какую огромную опасность представляет телохранитель, и теперь пытался прикончить его. У него не было ни смелости, ни решительности, ни безжалостности для того, чтобы убить его по-настоящему, как это предстояло сделать Спешневу, вот он и пытался совершить это в символическом варианте, как и подобает бюрократу. Ну что за дурак!

Спешнев сделал еще глоток черного сладкого кубинского кофе. По части кухни испанцы прямо-таки артисты! Напиток был таким густым и крепким, что можно было не сомневаться: он поможет сохранить бодрость еще как минимум на тридцать часов.

Ну вот, наконец-то хоть какое-то движение. Телохранитель и шофер вылезли из машины, остановились под красным фонарем, прошли ритуал осмотра из дверного глазка (Спешнев по лагерной привычке называл его «кормушкой») и вошли внутрь. Нетрудно было понять, что там пройдут переговоры. Довольно скоро телохранитель вышел на улицу и склонился к дверце автомобиля. Конгрессмен – свет красного фонаря окрашивал его белую шевелюру в розовый цвет – вышел из машины, нервно оглянулся, провел рукой по волосам и скрылся в доме. Телохранитель – глаза безостановочно осматривают окружающее пространство, рука замерла у груди неподалеку от пистолета, походка легкая и уверенная – проследовал за ним.

Прошло еще десять минут.

Спешнев взял еще чашку кофе и кубинский сладкий рулет. Это было изумительно.

Вдруг дверь борделя резко распахнулась, и оттуда по-крабьи, боком выбрался нетвердо державшийся на ногах человек с залитым кровью лицом. Рука, которую он неестественно нес перед собой, по-видимому, была сломана.

«Ого, – подумал Спешнев. – Кто-то попытался нагрубить не тому, кому следовало».

А потом яростно взвыли сирены, и ночь озарилась мигающими красными огнями: примчалась первая полицейская машина. За ней еще и еще. Помощник номер один высунулся было из автомобиля, чтобы вмешаться в происходящее, но его грубо оттолкнули кубинские полицейские, державшие наготове оружие и дубинки.

Почему они так любят зеленый цвет? Но они его действительно предпочитают всем остальным; это он знал точно, побывав в борделях Шанхая и Панамы, Никарагуа и Перл-Харбора, Сан-Диего и Хот-Спрингса. Их всегда красили зеленой краской, но такой бледной, таким тонким и прозрачным слоем, что сквозь нее всегда просвечивала штукатурка, каменная кладка или кирпич. В азиатских борделях было дымно, темно и тихо, как будто секс считался разновидностью наркотика. В борделях испанцев в глаза сразу же бросались распятия, то аляповатые, то искаженные в абстрактном стиле, висевшие чуть ли не на всех стенах; ну а в Америке питали пристрастие к большим календарям и плакатам с нелепыми песочными часами в виде розовых женских тел, украшенных подвязками и снабженных грудями с ярко-розовыми сосками. В этом заведении имелись распятия, свечи, тяжелый запах, портьеры с тяжелыми кистями, полутемный коридор, из которого вели двери в маленькие комнатки, где-то поблизости находился еще и туалет (об этом свидетельствовала явственно ощутимая вонь). Тут же находилась и «мамочка», а при ней ее девочки.

Эрл быстро осмотрелся, рассчитывая увидеть еще и вышибалу. Если таковой и имелся, то где-то прятался. Он сунулся в темный зал, ничего не заметил, заглянул в маленькую кухоньку, где тоже не оказалось ничего подозрительного. Возможно, вышибала сидел в подвале, а может быть, на крыше. Но он должен был находиться где-то рядом.

А Пепе тем временем вел переговоры. Они оказались короткими и энергичными, но за это время стало ясно, что Пепе является мастером подобных операций. Это позволяло предполагать, что ему приходилось выполнять подобные задания уже десять, а то и пятнадцать тысяч раз. Удалось сговориться к обоюдному удовольствию, так что, когда явится босс, все щекотливые финансовые вопросы окажутся разрешенными, все проблемы урегулированными, все причитающиеся банкноты перейдут из рук в руки и ему останется лишь получить удовольствие.

В доме оказалось три девушки: та, которая понравилась боссу, и еще две. Этих двух Mamasita отправила погулять, и они исчезли в темном вестибюле, оставив Эсмеральду – именно так звали красавицу – дожидаться появления ее судьбы в лице Хозяина Гарри, человеколюбивого политика из Соединенных Штатов. У негритянки с желтоватой кожей были округлые плечи, внушительные груди и мощные ляжки. Вообще-то все детали ее фигуры, состоявшей из изобильной, нежной, покрытой испариной плоти, беспрестанно волновались и содрогались, и вся она, казалось, воплощала собой влажную тьму. На лбу у нее поблескивали капельки пота. Она выглядела сильно взволнованной и жалкой. Впрочем, босс ничего этого не заметит.

Эрл услышал, как Пепе после продолжительного диалога на испанском языке вдруг перешел на английский:

– Выпьете бутылку кока-колы, нет? El coca, si? Этого он хочет.

– Заплатит еще – и получит.

– Значит, договорились, Mama?

– Договорились.

Пепе повернулся к Эрлу и кивнул. В его глазах не промелькнуло никакого выражения – верный признак профессионала.

Эрл спустился по темной лестнице, открыл дверь и подошел к автомобилю. Мотор продолжал чуть слышно гудеть, поддерживая жизнь в кондиционере. Окно опустилось, повинуясь нажиму кнопки, приводившей в движение потрясающий современный механизм.

– Он говорит, что все в порядке, – сказал Эрл вопросительно взглянувшему на него Лейну.

– Вы в этом уверены, Суэггер? – осведомился Лейн.

– Я уверен в том, что он так сказал. Что это значит на самом деле, я не знаю и не возьмусь гадать. Это паршивая затея.

– Занимайтесь своим делом, Суэггер.

Стекло поползло вверх.

Эрл осмотрелся. Все шло так, как всегда бывает в районах публичных домов: явившегося клиента как будто прикрывает непрозрачный полог. Коммерция – дело святое и не любящее посторонних глаз. Кубинцы, толпами проходившие по тротуарам улицы Санха, спокойно следовали своим путем, ничего не видя. Эрл поискал взглядом фотографов – с этими ничего нельзя знать наверняка – и не заметил ни одного человека с фотокамерой. Поблизости не было ни рыбаков из Гитмо[26], ни моряков торгового флота, ни студентов Американского колледжа, разогретых ромом. Одни лишь кубинцы, обитавшие здесь или чуть дальше в ту или другую сторону по улице, несколько пьяниц, засидевшихся в кафе, возможно, несколько человек, направлявшихся в Чайнатаун, чтобы пообедать в «Пасифико», лучшем китайском заведении города.

– Ладно, – сказал он.

Дверь «кадиллака» распахнулась, и конгрессмен вышел на тротуар, слегка покачиваясь от выпитого рома. Он провел рукой по своей роскошной белой шевелюре, поправил галстук с таким видом, будто наверху его дожидались герцог и герцогиня Виндзорские, и нетвердой походкой устремился к двери.

Эрл подумал, что было бы очень здорово, если бы он упал, выйдя из машины, – это позволило бы сразу же разрешить ситуацию. Но нет, Гарри твердо придерживался выбранного курса, вышагивая к озаренному красным светом входу. Эрл распахнул дверь, пропустил босса и еще раз осмотрелся, чувствуя нарастающую тревогу.

Оба поднялись по лестнице при свете висевшей под потолком единственной лампочки без абажура. Ноги конгрессмена, обутые в изящные туфли, тяжело ступали по старинным каменным ступенькам. Они поднялись на несколько ступенек, потом еще на несколько и остановились.

Конгрессмен обернулся к Эрлу.

– Знаете что, Эрл, – сказал он, – не судите меня строго.

• Предыдущая
• 18/92
• Следующая