Выбери любимый жанр

Северный полюс. Южный полюс - Амундсен Руаль Энгельберт Гравнинг - Страница 27

Перейти на страницу:

Изменить размер шрифта:

Около 11 часов ночи, несмотря на все наши усилия, лед вокруг «Рузвельта» снова сомкнулся. Однако я заметил небольшую полынью к юго-востоку, которая вела к другому разводью побольше, и приказал пробиваться к ней таранными ударами. Введя нос корабля в полынью и расталкивая лед попеременно то вправо, то влево, мы сумели расширить проход к полосе чистой воды за нею.

В 4 часа утра «Рузвельт» снова пошел на север, пробиваясь сквозь разреженный лед, и около 9 утра снова был остановлен льдом, чуть пройдя за устье реки Шелтер. Тут мы взяли к берегу и приткнули нос судна к большому ледяному полю, чтобы не быть затертыми или снесенными к югу паковым льдом, который теперь быстро дрейфовал под воздействием прилива.

После ужина Макмиллан, Боруп, доктор Гудсел и два эскимоса отправились на берег по ледяному зажору с намерением поохотиться на какую-нибудь дичь; но прежде чем они достигли берега, начались такие сильные подвижки льда, что я счел путешествие слишком опасным для неопытных людей. Был дан свисток – сигнал вернуться, и охотники тронулись обратно по уже пришедшему в движение льду. Им очень мешали ружья; к счастью, они захватили с собой багры, без которых им едва ли удалось бы вернуться назад.

Используя багры в качестве шестов, они перепрыгивали с льдины на льдину, если разводья были не слишком широки. В противном случае они пересекали открытую воду на льдинах, отталкиваясь и подтягиваясь баграми.

Первым поскользнулся на краю льдины доктор и сразу же по пояс ушел в ледяную воду, но Боруп быстро вытащил его.

Во льдах пролива Робсон

Потом поскользнулся Боруп и тоже провалился в воду по пояс, но тут же выскочил.

Тем временем лед вокруг «Рузвельта» разошелся, и между людьми и судном образовалась широкая полоса воды, но мы подогнали корабль к большой льдине и забрали их на борт. Они тотчас же переоделись во все сухое и уже через несколько минут со смехом рассказывали о своем похождении заинтересованным слушателям.

Человеку, который не способен посмеяться над купанием в ледяной воде или принять как должное опасный переход по движущемуся льду, не место в серьезной арктической экспедиции. Вот почему я с глубоким удовлетворением наблюдал боевое крещение Макмиллана, Борупа и доктора Гудсела – моих арктических новичков, как я их называл.

Я избрал их из множества кандидатов в члены экспедиции, считая, что они особо приспособлены для похода на Север. Доктор Гудсел был крепкий, плотного сложения человек, врач пенсильванского закала, обязанный всем самому себе. Я надеялся, что ему как специалисту по микроскопии удастся получить ценные результаты в области науки, исследования в которой на арктической почве еще не проводились. Он занимался микроскопическим изучением возбудителей инфекционных заболеваний у эскимосов.

Макмиллана, тренированного спортсмена и преподавателя физкультуры, я хорошо знал на протяжении ряда лет. Он горел интересом к работе, горел желанием отправиться со мной на Север и как по своим нравственным, так и по физическим данным вполне подходил для суровых условий Арктики.

Боруп, самый младший член экспедиции, понравился мне своим энтузиазмом и выносливостью. Он поставил рекорд по бегу в годы обучения в университете, и я взял его с собой из общих соображений, считая, что он отлично приспособлен для работы в Арктике. Выбор себя оправдал: фотографиями, привезенными из экспедиции, мы в большой мере обязаны его искусству проявлять негативы.

Меня часто спрашивали, как развлекались члены экспедиции во время продолжительных стоянок, когда лед преграждал путь кораблю. Основным развлечением для новичков было изучение эскимосского языка. Переводчиком служил Мэттью Хенсон. Иногда, глядя с капитанского мостика на палубу, я видел там одного из новичков в окружении жестикулирующих и смеющихся эскимосов – это означало, что урок эскимосского языка в разгаре. Женщины особенно радовались возможности научить Борупа таким эскимосским словам, как куртка, капюшон, сапоги, небо, вода и так далее, явно считая его славным парнем.

Всю ночь 24 августа «Рузвельт» спокойно стоял на открытой воде, а утром 25-го вновь двинулся на север и дошел до мыса Юнион. Лед за мысом был сильно сплочен. Я поднялся на ванты взглянуть, как обстоят дела, и, не найдя подходящего укрытия, решил вернуться в бухту Линкольн, где мы поставили судно между двумя сидевшими на мели айсбергами. Если накануне день был спокойный и солнечный, то сегодня, 25 августа, шел снег и дул резкий северный ветер. Снег горизонтальными завесами проносило над палубой, вода была черная, как чернила, лед призрачно-белый, побережье поблизости казалось берегом земли призраков. Один из наших айсбергов унесло приливом, и мы переставили судно к внутренней стороне уцелевшего; впрочем, за ним было еще несколько сидевших на мели айсбергов, принимавших на себя натиск ледяных полей.

На следующий день мы выгрузили на берег часть наших припасов и устроили в этом месте склад продовольствия. Нам постоянно приходилось считаться с возможностью гибели судна, но даже при благополучном исходе плавания мы могли бы воспользоваться складом в сезон охоты. Деревянные ящики с припасами были попросту сложены на берегу. Бродячие полярные зайцы, олени и мускусные быки никогда не посягают на жестяные банки и деревянные ящики.

Я сошел с корабля и прошел по берегу до реки Шелтер, заново переживая все то, что мне довелось испытать в этих местах в 1906 году. В тот год, пока я был на мысе Томас-Хаббард, капитан Бартлетт – ибо он и тогда, как теперь, командовал «Рузвельтом» – пытался провести судно с места открытой стоянки на мысе Шеридан в какое-нибудь более укрытое место в бухте Линкольн, где я должен был сесть на корабль. У реки Шелтер «Рузвельт» был зажат между дрейфующим паком и вертикальной стенкой припая и получил почти смертельный удар. Судно было целиком выжато из воды, ахтерштевень и руль разлетелись в щепки, от гребного винта оторвалась лопасть. С судна сняли весь груз: Бартлетт опасался, что, когда сжатие прекратится и судно осядет на воду, оно даст такую сильную течь, что его невозможно будет удержать на плаву Команда со своим капитаном приложила героические усилия, чтобы заделать пробоины, и, когда сжатие льдов ослабло, «Рузвельт» остался на плаву. Однако судно простояло там почти месяц, и с него дважды снимали такелаж, когда гибель его казалась неминуемой.

Здесь-то, у реки Шелтер, я и застал «Рузвельт» по своем возвращении из самого дальнего похода на запад. Мы кое-как смастерили новый руль, и изувеченное и почти беспомощное судно добралось до бухты Линкольн, а оттуда дохромало кое-как до Нью-Йорка.

После часа воспоминаний я вернулся на корабль. Оказалось, Боруп и Макмиллан также сходили на берег в надежде найти какую-нибудь дичь, но ничего не нашли. День был хмурый, сырой и облачный. Макмиллан, Боруп, доктор Гудсел и помощник капитана Гашью развлечения ради стреляли в мишень из винчестеров.

Следующий день казался бесконечным. Мы по-прежнему стояли в бухте Линкольн. Не переставая и со все нарастающей силой дул сильный, резкий северо-восточный ветер. Пак дрейфовал всего в нескольких ярдах от судна; правда, оно было довольно хорошо защищено крупными льдинами, сидевшими на мели между нами и движущимся льдом. Время от времени какое-нибудь большое ледяное поле, стремительно проносясь мимо, расталкивало все на своем пути и давало нашим защитникам толчок, подвигавший их, а вместе с ними и нас, ближе к берегу. Из вороньего гнезда мы видели небольшую полосу открытой воды у восточного берега пролива, но по соседству с нами разводьев не было – только лед, лед, лед, всевозможной формы и толщины.

Еще один день. «Рузвельт» оставался в прежнем положении, лицом к лицу с напирающим льдом. Но вот на пике прилива сидевший на мели айсберг, за который мы закрепились тросом, тронулся с места. Мы все повысыпали на палубу и поспешно выбрали трос. Уплывая на юг, айсберг оставил перед нами полосу открытой воды с милю длиной, и мы направились вдоль берега на север, пробираясь позади сидящих на мели айсбергов в надежде найти другое укрытие, где можно было бы обезопасить себя от стремительно приближающегося пака.