Троглодит - Щеглов Дмитрий - Страница 15
- Предыдущая
- 15/29
- Следующая
– Зря они так поступили. Зло должно быть наказуемо!
– А в священном писании написано… – попробовала вставить нравоучительное слово бабушка, но ее перебили. Данила вылез из-за стола.
– Ну, так мы пойдем, погуляем?
Дед, отпустил нас.
– Пусть, сходят на озеро, глянут на следы! А потом придут расскажут, что видели, что народ говорит. Нечего им дома сидеть!
– А может быть они дома останутся?
– Нет!
В некоторых семьях правом вето и правом решающего голоса обладают женщины. Благодарение богу у деда с бабушкой голос деда был намного весомее голоса бабушки. Как скажет старый пень, так за глаза называла его бабушка, так и будет. Получив увольнительную, я не стал долго копаться, а быстро выскользнул на улицу. Это мой дружок стал разводить политесы, на дорожку нахваливать бабушкины кулинарные таланты и сговариваться с нею, насчет еды, которой она будет встречать нас после прогулки.
– На этот раз секрет! Секрет! – ответствовала она ему.
Мой дружок покладистый малый. Секрет, значит секрет. Через пять минут под нашими ногами хрустел искрящийся на солнце белый снег. Можно было бы зайти к Насте, заодно забрать забытые под елкой подарки, но осторожный Данила предпочел за версту обойти их дом.
– Эти прокуроры, адвокаты, – он имел в виду Анну Николаевну и Сан Саныча, – быстро сообразят, что я их провел с задачкой. Ну их! Пошли на озеро! Видишь, вон в двух местах мужики собрались!
Действительно, я увидел две кучки людей, одну недалеко от нас и вторую на плотине, Периодически от первой кучки раздавались взрывы хохота. Мы подошли ближе. Байки травил Варламыч, старый-престарый дед, который практически никогда не уходил с озера. Если был клев, Варламыч сидел в окружении других рыбаков, если клева не было, он сидел в гордом одиночестве. А сегодня было первое число, многие вышли просто поразмяться, подышать с утра свежим, морозным воздухом. Голос у деда был удивительно звонкий для его старческих лет, так что его хорошо было слышно в это солнечное, новогоднее утро.
– Давным-давно это было, теперь уж и не вспомнить, в решете ли, во соломе, кто-то мою люльку – скрип-скрип! – качал, был тогда я молодой, день и ночь, кричал!
– Варламыч, ты вроде про лесных людей начал! – перебили Варламыча из толпы окружившей его. Он не торопясь, ответил:
– Милок, если хочешь, я могу и про лесных рассказать, были такие сразу после войны, в Прибалтике, служил я тогда. А я вам хотел рассказать другое, про снежного человека, про диких людей, что у нас здесь, за Прорвой жили. Это болото километров тридцать отсюда, охотники должны знать его, сразу за деревушкой – Большие Кабаны начинается оно. Непроходимое болото. Вот за ним, на острове, и жили дикие люди. Местные, никогда туда не совались, да и как перейдешь это болото, если там трясина каждый год по три коровы утягивала. Гиблое место одним словом. Ненасытная Прорва!
Из толпы послышался недоверчивый возглас:
– А откуда дед, ты знаешь, что за болотом был остров, если оно было непроходимое?
– Гм…милок. Жить захочешь, узнаешь. Я ведь на том острове, сразу после революции десять лет прожил.
– Как?
– От брешет старый кобель!
– Чего же ты раньше молчал?
– Расскажи!
Дед неторопливо вытащил кисет с махоркой, свернул козью ножку и лишь после того как ему дали прикурить, сказал:
– Причина была. Там ведь клад остался, закопанный в землю, и не один, а целых два. Одни моего отца – князя Багрятинского, а второй хранился еще со времен татаро-монголькой орды, темника Эльчибея. Думал я, наведаюсь туда когда-нибудь за ним, да видно больше не судьба. Время, как вода течет. Стар стал, ноги не ходят. Да много ли нам со старухой надо? Жизнь прожита, на вечный покой пора. Не хочу уносить я в могилу тайну моего происхождения.
Заинтриговал слушателей дед дальше некуда и замолчал на самом интересном месте. Мужики вокруг него столпились плотнее. Недоверчивые возгласы перебивались – льстивыми:
– Варламыч, ты оказывается еще и князь?
– О…хо…хо!
– А мы не знали!
– Варламыч, дорогой, как ты насчет пятидесяти грамм, кристалловская! Уважь!
– Или коньячок предпочитаешь? Шустовский!
Дедок не заставил себя долго упрашивать.
– Ну, если Шустовский!
Пропустив за здоровье окружающих небольшую стопку, он озорно блеснул глазами.
– Вас, я так понимаю, клады заинтересовали. Только не торопитесь вострить лыжи, если хотите остаться живыми, а послушайте сначала мой рассказ до конца!
Дед поискал глазами чашника, налившего ему небольшую стопку, и попросил повторить приятную процедуру. Его распоряжение моментально выполнили. Варламыч вытер усы и начал свой диковинный сказ:
– Петушок пропел, курочка снеслась, так моя история, брате началась. Давным-давно это было, когда у меня в спине еще не ныло. Году в девятнадцатом, когда красные стали повсеместно побеждать, мой отец с матерью решили навсегда уйти за границу, только подались не на юга, а на северо-запад. Решили под видом крестьян пробраться лесами на Запад. Купили телегу, сложили драгоценности в большую корзину, положили в деревянную люльку меня, младенца, посидели на дорожку, и тронулись в неблизкий путь. Выбирались они не Стромынским трактом, а предпочитали малоезженые глухие дороги. И нужно же было так случиться, за Большими Кабанами им встретился продотряд. Шесть подвод, десять бойцов, комиссар в кожаной куртке. Мимо проехали уже почти бойцы, когда с последней подводы на которой сидел комиссар, кричат:
– А ну стой! Кто едет?
Ну, мой отец их и спрашивает:
– Чем обязан?
Белую кость разве спрячешь в лохмотья? Спесь и барские замашки, холеное лицо, прямой взгляд, они так и прут наружу. Да еще мой отец постукивает вместо стека кнутом по голенищу сапога.
– Чем спрашиваешь, князь обязан? Да ничем! Наряд уж больно странный у тебя! Неужто, в коммуну записался?
Узнал моего отца спрыгнувший с телеги комиссар. Да только не на того напал. Через пол минуты и комиссар, и красноармеец барахтались в кювете, а мой отец погонял лошадей и отстреливался. Сзади тоже раздались выстрелы, все шесть телег развернули в обратную сторону, и началась погоня. Нынешние гонки на автомобилях разве можно сравнить с тем временем? Мать держит люльку чтобы я не выпал, отец, как Ганнибал встал на передке, ветки хлещут по лицу, над головою свищут пули.
Ушел бы от погони отец, хорошие кони у него были, да только на развилке свернул не туда. Повернул он по ошибке налево, к Большим Кабанам. А там тупик. Когда влетел в село, то спросил аборигена, куда дальше дорога ведет? Тот отвечает: «Никуда! В Прорву, в болото. Гиблое место там».
Не успел он подумать, что делать дальше, как на край села вылетают красноармейцы. Отец и погнал лошадей к болоту. Спрыгнул с телеги, приказал матери затаиться в кустах, а сам схватил люльку и с нею по кочкам. Мать не хотела меня отдавать, но он ее убедил, что я своим криком ее выдам. А меня действительно так растрясло на ухабах, что я орал не переставая. Отец может быть, далеко и не забрался бы, но ему постоянно приходилось перепрыгивать с одной уходящей под ногами кочки на другую. Когда часа через два он выбрался на относительно сухой берег, и упал в траву, то увидел, что из кустов на него смотрят раскосые человеческие глаза, человек одет в шкуру и целится в него из лука.
Отец, потом говорил, что от смерти его спас я. Дикие люди, живущие на острове посреди непроходимых болот, никого из пришельцев не оставляли живым. Но когда они услышали крик младенца, то подумали, что отец не лихой человек, а сам гонимый и не может сделать им ничего плохого. Так, в младенческом возрасте, я попал к одичавшим людям.
Дед, почище телевидения на самом интересном месте делал рекламную паузу. Даже мы с Данилой, чтобы не пропустить ни одного его слова из дальнейшего рассказа, постарались протиснуться вперед. Тысячи вопросов зароились у слушателей в голове.
– Варламыч, так это были дикие люди, или случайно, вроде вас с отцом туда попавшие, и потом одичавшие?
- Предыдущая
- 15/29
- Следующая
