Благородный дом. Роман о Гонконге. - Егоров Игорь Александрович - Страница 167

• Предыдущая
• 167/383
• Следующая

— Большинство из нас считает, что Китай опасен, настроен враждебно. Его нужно изолировать, а границу с Гонконгом закрыть. Китайцы не скрывают намерения бросить вызов всему миру. Китайский коммунизм — лишь предлог для диктатуры и эксплуатации народных масс.

Данросс и остальные гонконгские янь даже побледнели, когда сэр Чарльз резко произнес:

— Извините, Робин, но это лишь ваша точка зрения и точка зрения комм... э-э... Маклина. Я придерживаюсь совершенно противоположных взглядов. Я считаю, что китайцы весьма искренне пытаются справиться с существующими проблемами, которые ужасны, громадны и, как мне кажется, неразрешимы.

— Слава богу, там скоро начнется большая заваруха, — презрительно фыркнул Грей. — Даже русские это поняли. Иначе почему они убрались оттуда?

— Да потому, что Советы и Китай — враги. У них общая граница на пять тысяч миль. — Данросс старался сдерживаться. — Они никогда не доверяли друг другу. В Китай захватчики всегда приходили с запада, а в Россию — с востока. Россия издавна мечтала завладеть Китаем.

— Ну что вы, мистер Данросс, — начал Бродхерст. — Вы, несомненно, преувеличиваете.

— России выгодно, чтобы Китай был бессильным и раздробленным, а Гонконг лишился своей мощи. России нужно, чтобы Китай был слабым. Это краеугольный камень политики Советов.

— В России, по крайней мере, живут цивилизованные люди, — объявил Грей. — А в «красном» Китае — фанатики, опасные и невежественные. Их нужно изолировать, по крайней мере от Гонконга.

— Чепуха! — энергично возразил Данросс. — Китай — самая древняя цивилизация на земле. Он изо всех сил стремится к дружбе с Западом. Это прежде всего китайская держава, а потом уж коммунистическая.

— Благодаря Гонконгу и вам, «торговцам», коммунисты держатся у власти.

— Вздор! Ни Мао Цзэдуну, ни Чжоу Эньлаю ни мы, ни Советы в Пекине не нужны!

— По-моему, «красный» Китай и советская Россия одинаково опасны, — выразил свое мнение Хью Гутри.

— Какое может быть сравнение! — воскликнул Грей. — В Москве едят ножами и вилками и знают толк в еде! А что было в Китае? Отвратительная еда, паршивые гостиницы и бесконечные лицемерные разговоры.

— Честно говоря, я что-то совсем не понимаю вас, старина, — раздраженно заметил сэр Чарльз. — Вы изо всех сил старались попасть в эту комиссию. Предполагалось, что вы заинтересованы в азиатских делах. А от вас никакого толку — одни жалобы.

— Критиковать не значит жаловаться, сэр Чарльз. Откровенно говоря, я за то, чтобы не предоставлять «красному» Китаю никакой помощи вообще. Никакой. А по возвращении я собираюсь выдвинуть предложение о коренном изменении статуса Гонконга: наложить эмбарго на все товары, вывозимые из коммунистического Китая и ввозимые туда; немедленно провести здесь выборы; ввести настоящие налоги, настоящее профсоюзное движение и настоящую британскую социальную справедливость!

Данросс упрямо выпятил подбородок:

— Тогда вы лишите нас нынешнего положения в Азии!

— Всех тайбаней — да, но народ — нет! Русские были правы насчет Китая.

— Я говорю о свободном мире! Господи боже мой, неужели кому-то ещё не ясно: советская Россия нацелена на гегемонию, на то, чтобы править всем миром и уничтожить нас. А Китай — нет, — вздохнул Данросс.

— Ты не прав, Иэн. Ты за деревьями не видишь леса, — процедил Грей.

— Послушай! Если Россия...

— Россия лишь пытается решить свои проблемы, мистер Данросс, — мягко перебил его Бродхерст. — И одна из них — американская политика сдерживания. Советам нужно, чтобы их оставили в покое, чтобы их не брали в кольцо болезненно самолюбивые янки, которые держат упитанные пальцы на пусковых кнопках ядерного оружия.

— Чушь! Янки — наши единственные друзья, — зло вставил Хью Гутри. — Что касается Советов, как насчет холодной войны? Берлина?[191] Венгрии?[192] Кубы? Египта?[193] Они заглатывают нас по частям.

— Странная штука жизнь, и память так коротка, — вздохнул сэр Чарльз Пенниворт. — В сорок пятом, это было второго мая, мы встретились с русскими в Висмаре, на севере Германии. Я никогда в жизни не был так горд и счастлив, да-да, горд. Мы пели, и пили, и поздравляли друг друга, и говорили тосты. Тогда моя дивизия и все мы в Европе, все союзники, неделями не получали приказа о наступлении. Это позволило русским ворваться в Германию, пройдя через Балканы, Чехословакию, Польшу и другие страны. В то время я не очень-то об этом задумывался. Я был рад, что война почти кончилась, и гордился нашими русскими союзниками. Но вы знаете, оглядываясь теперь назад, я считаю, что нас предали. Нас, солдат, предали — в том числе и русских солдат. Нас подставили. Не знаю, что произошло на самом деле, до сих пор этого не понимаю, но уверен на все сто, что нас предали, Джулиан. Предали наши собственные лидеры, ваши чертовы социалисты вместе с Эйзенхауэром, Рузвельтом и его введенными в заблуждение советниками. Клянусь Богом, я до сих пор не понимаю, как это случилось, но мы проиграли войну. Мы победили, но проиграли.

— Да будет вам, Чарльз! Вы абсолютно не правы. Мы все победили, — заявил Бродхерст. — Народы всего мира победили, когда нацистская Германия была повер... — Он осекся, встревоженный выражением лица Грея. — Что случилось, Робин?

Грей, не отрываясь, смотрел в другой конец зала.

— Иэн! Вон тот человек, что разговаривает с китайцем... Ты его знаешь? Высокий такой тип в блейзере.

Не менее изумленный Данросс глянул в ту сторону.

— Светловолосый? Ты имеешь в виду Марлоу, Пите...

— Питер чертов Марлоу! — пробормотал Грей. — Что... что он делает в Гонконге?

— Просто приехал. Из Штатов. Он писатель. Насколько я знаю, он собирает материалы для книги о Гонконге.

— Писатель, говоришь? Любопытно. Вы с ним друзья?

— Я познакомился с ним пару дней назад. А что?

— А эта женщина рядом с ним его жена?

— Да. Это Флер Марлоу, а что?

Грей не ответил. В уголках рта у него выступила слюна.

— Ты его знаешь, Робин? — спросил чрезвычайно обеспокоенный Бродхерст.

Грей с усилием отвел глаза от Марлоу.

— Мы были вместе в Чанги, Джулиан, японском лагере для военнопленных. Я последние два года был начальником лагерной полиции, следил за порядком. — Он вытер выступивший над верхней губой пот. — А Марлоу обделывал делишки на черном рынке.

— Марлоу? — переспросил пораженный Данросс.

— О да, лейтенант ВВС Марлоу, благородный английский джентльмен, — произнес Грей хриплым от горечи голосом. — Да. Они были там заправилами — он и его приятель, американец, которого звали Кинг, капрал Кинг. Потом был ещё один, австралиец, Тимсен... Но самым крутым считался тот американец: действительно Кинг[194]. Из Техаса. У него все офицеры состояли на содержании, сплошь английские джентльмены — полковники, майоры, капитаны. Марлоу служил Кингу переводчиком, когда тот общался с японскими и корейскими охранниками... Нас в основном сторожили корейцы. Хуже их не найти... — Грей закашлялся. — Господи, словно вчера это было. Марлоу с Кингом жили припеваючи: эти двое съедали по меньшей мере по яйцу в день, а мы, все остальные, голодали. Вы представить себе не можете, как... — Грей снова, сам того не замечая, вытер пот над верхней губой.

— Вы долго были в плену? — сочувственно осведомился сэр Чарльз.

— Три с половиной года.

— Ужас, — сказал Хью Гутри. — У меня двоюродный брат погиб на железной дороге в Бирме[195]. Ужас!

— Да, это было ужасно, — подтвердил Грей. — Но не так ужасно для тех, кто становился предателем. Будь то на Дороге или в Чанги! — Когда он взглянул на сэра Чарльза, выражение лица у него было странное, глаза налились кровью. — Марлоу всего мира — вот кто нас предал, нас, обыкновенных людей без привилегий от рождения. — Его голос ещё больше исполнился горечи. — Не хочу никого обидеть, но теперь вы все получаете по заслугам, и давно пора. Господи, мне надо выпить. Прошу извинить. — И он торжественно удалился в сторону бара у одной из стен зала.

• Предыдущая
• 167/383
• Следующая