Снова три мушкетера - Харин Николай - Страница 75

• Предыдущая
• 75/103
• Следующая

Сожжение действительно заживо стало обыденным явлением именно в более цивилизованную эпоху Возрождения и сохранилось до описываемого нами времени. Эшафот делали таким высоким, что, подложив огонь, палач уже не мог без риска для жизни достать свою жертву и при всем желании не мог сократить ее страдания.

Возможно, наш просвещенный читатель придет в недоумение и даже возмутится, что молодой человек не предпринял попытки спасти молодую женщину. Однако следует принять во внимание, что д'Артаньян был человеком своей эпохи. Семнадцатое столетие во Франции принято считать веком разума и зарождения позитивной науки. При этом нередко забывают, что это время было также веком колдовства, магии и астрологии.

Астроном Морен составлял гороскопы Людовику XIII, Ришелье, польской и шведской королевам, придворной астрологией занимался Кеплер, а великий Декарт просил друзей не указывать его дату рождения, не желая давать материала составителям гороскопов.

Дух колдовства витал над Францией, и эпидемии демонической одержимости охватывали целые провинции. Множество дел, связанных с одержимыми и колдунами, наводняло суды, и приговор к сожжению ни в коем случае нельзя было считать редкостью. Известный судья Реши даже гордился тем, что ему удалось приговорить к сожжению около девятисот колдунов и колдуний.

Согласно обширным демонологическим трактатам, судьи должны были выявить у преступника наличие соглашения с Дьяволом, на что указывали различные неоспоримые признаки: дьявольские стигматы на теле, невнятное бормотание и прочие не менее убедительные доказательства.

Поскольку и таковые не всегда имели место, судьям со всей серьезностью приходилось проверять печные трубы в поисках следов того, что подозреваемые вылетали через них на шабаши, и изучать предварительно окрещенные, а затем проткнутые или расплавленные восковые фигуры. Сжигая одну из таких фигур, Филипп VI приговаривал: «Посмотрим, кто сильнее, — Дьявол ли погубит меня, или Бог спасет».

Полагая, что сказанного выше достаточно для воссоздания правдивой и безыскусной картины нравов эпохи, мы вернемся к нашему герою.

Направляя лошадь сквозь толпу, он ощутил, как на лицо ему упали первые крупные капли дождя. Мушкетер опустил поля шляпы, и в этот момент хлынул настоящий ливень.

Толпа заколыхалась, в ней стали появляться воронки и промоины. Люди с испугом задирали головы к почерневшим небесам. Потоки воды сделали свое дело — пламя, не успевшее как следует разгореться, было затушено ими. Помост скрылся в клубах дыма от потушенного костра.

Какой-то старик в поношенной черной одежде с криком безумной радости бросился к затухшему костру.

— Вот он, Божий суд! — выкликал он, стараясь прорваться к осужденной. — Не бойся, доченька. Господь не покинул нас, он не оставил нас своей милостью! — кричал старик.

Стражники, сами съежившиеся под сильнейшим ливнем и растерянные тем обстоятельством, что он пошел как раз в тот момент, когда был зажжен костер, отталкивали старика от эшафота, не проявляя, впрочем, особого рвения. Человек в сутане тоже смешался и не знал, как поступить.

Площадь почти опустела. Горожане торопливо расходились и разбегались по своим мрачным домам, многие из которых превратились или в недалеком будущем могли превратиться в склепы.

Но д'Артаньяну и Планше некуда было прятаться от ливня. Теперь толпа не мешала мушкетеру беспрепятственно подойти к помосту.

Анна Перье, привязанная к столбу, стояла неподвижно. Казалось, девушка была не в силах уразуметь происшедшее. Д'Артаньян подумал, что несчастная потеряла рассудок от пережитого.

— Так вы отец этого бедного создания? — проговорил мушкетер, с жалостью глядя на старика.

— Да, это моя дочь, Анна. Пропустите меня к ней, я развяжу ее. Старик по-прежнему пытался подойти к девушке, но стража не подпускала его.

— Эй, послушайте, вы, мужланы! — сказал д'Артаньян. — Вы же сами видите, что никаких костров под таким ливнем не будет. Что бы там ни сделала эта девушка, она и так достаточно наказана — поглядите: она безумна. А за одно и то же два раза не казнят, не так ли?

— А кто вы такой, что суете нос в такие дела? Разве вы можете отменить приговор судебных властей?! — проворчал один из стражников.

Он вымок до нитки, и больше всего на свете сейчас ему хотелось очутиться под крышей и обогреться у огня.

— Отменить приговор судебных властей? Ничуть не бывало, — живо отвечал д'Артаньян. — Его отменила сама природа. Поглядите вокруг, любезный. Эти дрова не высохнут и за трое суток.

К ним подошел священник. Казалось, он был испуган неожиданно разразившейся грозой, но старался не показать этого.

— Кто вы такой, сударь? — спросил он тоном, не предвещавшим ничего хорошего.

Но на мушкетера это не произвело никакого впечатления.

— Если вас интересует мое имя, то я зовусь д'Артаньян, лейтенант мушкетеров короля, а значит, человек военный, — невозмутимо отвечал д'Артаньян. — Поэтому я привык, чтобы мне повиновались. Повиновались быстро. Если вы тут командуете, святой отец, то поскорее прикажите своим болванам развязать эту беднягу, чтобы этот пожилой человек, который говорит, что является ее отцом, мог увести ее прочь, пока она не промокла до нитки и не заболела.

— А не кажется ли вам, неизвестный, что вы слишком много на себя берете? Святая церковь отлучила ее и отреклась от этой погибшей души.

— Я вижу, что мне придется взять на себя еще больше, святой отец, и развязать ее самому, — сказал мушкетер.

С этими словами он отстранил человека в сутане, шагнул на помост и с помощью короткого кинжала быстро перерезал грубые, разбухшие от воды веревки, впившиеся в запястья девушки.

— Возьмите вашу дочь, сударь, — сказал он старику. — И позвольте дать вам хороший совет: не задерживайтесь в этом городишке слишком долго. Похоже, его жители не питают к вам особой любви.

Старик кое-как прикрыл старым плащом девушку, двигавшуюся, как сомнамбула, и со слезами на глазах принялся благодарить гасконца.

— А теперь нам пора, — сказал д'Артаньян. — За мной, Планше!

Стражники, устрашенные дерзким поведением и воинственным видом мушкетера, равно как и шпагой, торчавшей из-под края длинного плаща, не предприняли каких-либо попыток помешать ему. Священник же пригрозил мушкетеру гневом небесным.

— Я попрошу Арамиса замолвить за меня словечко, — пробормотал мушкетер, поворачиваясь спиной к человеку в черном.

Продолжая свой путь по улицам Клермон-Феррана д'Артаньян заметил, что окна многих домов наглухо заколочены досками, а на дверях стоит латинская буква «Р».[31] Это означало, что обитатели дома умерли от чумы.

Похоронные команды, освещаемые желтыми отблесками факелов, длинными крючьями вытаскивали тела из таких домов, сваливали их на похоронные дроги и, бормоча слова молитв, отправлялись дальше, предварительно забив окна и двери зачумленного дома и оставив на нем зловещий знак «Р».

Дождь прекратился, но небо не прояснялось. С неровно бьющимся сердцем мушкетер и его слуга продолжали свой путь. Выяснив, что они находятся на улице Гран-Гра, д'Артаньян попросил указать ему дом, который он искал.

Торопливо проходивший мимо человек ответил ему, что нужный дом находится в минуте ходьбы за углом и описал внешний вид здания.

Еще несколько мгновений, и они увидели серое трехэтажное здание с широкими окнами. Из груди д'Артаньяна вырвался крик.

Ставни были наглухо затворены, а сами окна крест-накрест заколочены досками. Пустив коня галопом, мушкетер в мгновение ока очутился возле входных дверей. Он уже знал, что увидит там.

На дверях, также заколоченных досками, стоял все тот же страшный значок — «Р».

Молча повернули они обратно. Лошади, предоставленные самим себе, шли шагом. Мушкетер, не проронил ни звука, а Планше не решался нарушить это молчанке и тихонько следовал за своим господином.

• Предыдущая
• 75/103
• Следующая