Во власти бури - Хармон Данелла - Страница 30
- Предыдущая
- 30/73
- Следующая
Колину вдруг захотелось поделиться с Ариадной, излить свою боль, заставить ее понять, что он испытал, когда карьера и жизнь его рухнули. Он хотел рассказать, что когда-то был одного с ней круга, что и по сей день равен ей по происхождению, что в прошлом был героем и был ее достоин.
Но он знал, что это невозможно. Если старшие по званию вынесли ему приговор, а друзья от него отвернулись, чего ради было ждать понимания от Ариадны? Колин живо представил себе, как меркнет улыбка на ее губах, как она бессознательно откашливается, не в силах оставаться рядом с человеком, чья честь запятнана раз и навсегда. Она была слишком молода для мудрости жизни. Она жила условностями. Ей еще предстояло многое повидать, и могло случиться, что наука жизни вовсе не придет к ней, что она так и проживет жизнь в плену иллюзий своего круга. Это ведь не просто: понять, что личность мужает в испытаниях. Он, Колин Лорд, вопреки бесчестью не позволил себе опуститься, нашел в себе силы жить дальше…
Туман клубился по полю, то разреживаясь, то уплотняясь, влага липла к лицу, и сильно пахло клевером. Стая гусей пролетела низко над землей, издавая гортанные крики.
Давно пора было возвращаться, но Колин лишь замедлил шаг. Перед его мысленным взором возникла Орла — мягкий овал лица, темные кудри, карие, не по годам мудрые глаза. Но сами черты ускользали, отказываясь складываться в ясный образ. Куда отчетливее представилась Колину красавица шхуна, где весь экипаж, включая капитана, был женским. Этим капитаном была его кузина Мэв, отчаянная авантюристка, которую ветер странствий однажды занес в объятия известного волокиты адмирала Грея. Под ее началом ушла в плавание и Орла. Все это были образы из прошлого, приносившие боль. Особенно мучительно было вспоминать один день в Карибском море… шторм, изменивший всю его жизнь.
Орла была теперь далеко, за океаном. Путь к ней закрыт, но Колин и не мечтал снова оказаться рядом с ней.
То, прежнее, чувство было все равно что язычок пламени в сравнении с пожаром, в котором он сгорал теперь.
Нужно бежать, думал он угрюмо, бежать как можно скорее, пока не случилось ничего непоправимого.
«У вас красивые глаза, доктор».
Надо спасаться бегством! И немедленно!
«У вас обаятельная улыбка, доктор».
Убраться подальше от нее!
«Вы красивый мужчина, доктор».
Колин потер глаза, потом ладонью смахнул остатки влаги с лица.
Разумеется, не может быть и речи о бегстве. Это значило бы нарушить слово, данное Ариадне, а он привык свое слово держать. В конце концов он не слабак и выдержит несколько дней. Теперь, когда он разобрался со своими чувствами и с тем, что их породило, справиться с безумием будет легче. Это непросто, но никто еще не умирал от страсти к женщине. Он доставит Ариадну в Бернем, вернется в Лондон — и с этой историей будет покончено.
Иначе и быть не может.
Оглядевшись, Колин заметил, что идет по какой-то размякшей от дождя тропинке. Вокруг были поля, разделенные изгородями с аккуратными калитками, и кое-где паслись небольшие стада овец и коров. Штурвал к тому времени устал и не спеша трусил за хозяином, весьма довольный столь продолжительной прогулкой.
Решение было принято. Надо только держаться на почтительном расстоянии от Ариадны и не поддаваться на ее провокации. Надо смотреть на все проще и не мучиться из-за юной сирены.
Когда Колин вернулся на постоялый двор, его обитатели уже успели проснуться. Дворовая собака залаяла, предупреждая о его приближении задолго до того, как он поднялся на пригорок, откуда была видна крыша. По двору ходили, собираясь в дорогу, проезжие, Мэг доставала воду из колодца, из трубы курился дымок. Он казался темным на фоне однотонно-серого неба. При мысли о завтраке в животе у Колина забурчало, и он вдруг осознал, какой нагулял аппетит вопреки своим горьким размышлениям.
Ариадны нигде не было видно.
На место отъезжающих уже прибыли новые гости: у конюшни стоял экипаж, запряженный парой серых рысаков, мокрых от дождя. Кучер как раз накручивал хомут на дышло и неодобрительно покосился на Колина, к которому один из серых потянулся мордой. Ветеринар не обратил на экипаж никакого внимания и прошел прямо внутрь строения.
Охапка сена, на которой они с Ариадной провели часть ночи, уже была разложена по кормушкам, в проходе между стойлами сновали люди. Кто-то выводил лошадей, кто-то, наоборот, ставил. В помещении, больше похожем сейчас на растревоженный улей, не осталось и следа романтики.
Колин прошел к стойлу Шареба и сразу заметил, что дверка стойла отворена. Жеребца и след простыл.
Волна тревоги охватила его. Круто развернувшись, он оказался лицом к лицу с Мэг.
— А, вот и вы, мистер Лорд! Ваш братец просил передать, что забирает жеребца на утреннюю прогулку. Ему, дескать, надо ноги размять. Обещал вернуться через час.
— Вот как! — Колин улыбнулся от облегчения. — Спасибо, милая.
Лицо девушки осветилось при этом обращении, и она легонько коснулась его руки.
— Оно и к лучшему, что братишка хоть на час оставил вас в покое. Может, и сами разомнемся немного?
Колин не пришел в восторг от этого предложения, но ему не хотелось обижать Мэг грубым отказом. По правде сказать, утешение с такой красоткой помогло бы остудить его кровь, но он желал другую женщину, поэтому сослался на голод, хотя отказ прозвучал на редкость нелепо.
— Что ж, верно говорят: путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, — понимающе усмехнулась служанка. — Ручаюсь, что после завтрака вы будете сговорчивее. Идемте, там уже подают.
Колин последовал за ней к выходу из конюшни, сквозь утреннюю суету (постоялый двор был так выгодно расположен, что большинству ехавших этой дорогой приходилось здесь останавливаться). Пару серых успели выпрячь, и теперь на этом месте стоял верховой мерин гнедой масти, с черной гривой и хвостом. Этим, однако, и ограничивалось его сходство с Шаребом. Был он уже немолод и явно заслуживал лучшего обращения, потому что вид у него был усталый и понурый, а склоненная голова почти касалась земли.
— Привет, друг! — негромко произнес Колин и положил руку на холку мерина.
Пожалуй, только Шареб-эр-рех не тянулся к нему с доверчивым видом. Эта лошадь тут же подняла голову и положила ее ему на плечо. Тяжелый вздох приподнял бока, и ветеринар заметил, что шкура под седлом растерта до крови, а углы рта распухли от жестких рывков за удила. Его отзывчивое сердце тотчас переполнилось состраданием, и он начал поглаживать мерина по спине, словно это могло заживить его раны.
Впрочем, может быть, и могло. Делабер Блейн не раз говорил, что Колину достались руки прирожденного лекаря, одно прикосновение которых снимает боль. Но чудо исцеления бессильно там, где речь идет о человеческой жестокости…
— Эй, вы там! Что вам надо от моей лошади?
Колин оглянулся и увидел спешащего к нему толстяка с побитым оспой лицом. Мэг уже была у двери, но остановилась и повернулась. По всему было видно, что она с нетерпением ожидает скандала. Колин, наоборот, терпеть не мог публичных ссор, поэтому убрал руку.
— Вам не помешало бы помягче обращаться с ним, для вашей же пользы.
— Я и так обхожусь с ним слишком мягко, хоть это вас и не касается! — отрезал толстяк, с ненавистью глядя на мерина. — Да-да, мягко — этот кусок конины годится только на корм собакам. Купил его не за гроши, а вышло, что это мешок с болезнями. Еле плетется! Послезавтра мне надо быть в Норвиче, и что, по-вашему, мне делать? Еще и коновалу теперь плати. Обещал, что осмотрит эту старую развалину, и если окажется, что его еще и лечить надо, клянусь, Продам его на бойню!
— Мистер Лорд! — окликнула Мэг, убедившись, что скандала не будет. — Идемте!
Колин не ответил, не сводя взгляда с мерина. Тот смотрел на него умоляющим взглядом, способным разжалобить камень.
— Зачем вам ждать, пока явится коновал? — спросил он тем же спокойным тоном, чтобы не провоцировать толстяка на новую вспышку. — Я ветеринар и могу помочь.
- Предыдущая
- 30/73
- Следующая
