Плащаница колдуна - Грановский Антон - Страница 1

Чернобородый разбойник Коломец, отряхнув яловые сапоги от грязи, пригнул голову под низкой притолокой и вошел в схрон, прорытый в холме и отгороженный от посторонних глаз зарослями бузины.

Следом за ним семенил, пытаясь не отставать, темноволосый мальчишка лет двенадцати, грязный, в оборванной одежде с чужого плеча.

Кивнув двум разбойникам, играющим в кости, Коломец пошел прямо к атаману Дерябе. Мальчишка у порога остановился, но чернобородый разбойник схватил его за шиворот и грубо втолкнул в комнату.

Деряба сидел за столом и задумчиво смотрел на серебряный кубок с хмельным медом. На вошедших он уставился мутными глазами.

– А, Коломец, – проговорил он после паузы. – Случилось чего?

Коломец толкнул вперед мальчишку и ответил:

– Пострельца споймали. Говорит, что в пяти верстах отсюда видел караван.

Мальчишка вытер рукою нос и угрюмо заявил:

– Меня не споймали. Я сам к вам пришел.

Атаман посмотрел на него с интересом.

– Что за караван – говори.

Мальчишка стрельнул глазами на Коломца, насупился и ответил:

– Четыре подводы с грузом. Все накрыто рогожей. В пятой – людишки.

– Как велик конвой?

Мальчишка поднял руку и растопырил пальцы.

– Пять охоронцев? – уточнил Деряба.

Мальчишка кивнул.

– Гм… – Атаман поскреб ногтями щеку. – Я чай, и оружия много?

– Много, – ответил пострелец. – Бердыши, мечи, копья – все при них. А еще щиты и кольчуги.

– Гм… – Брови Дерябы съехались на широкой переносице. – Всего пяток человек. Не густо. Сам-то ты чей будешь?

– Прошка я, – ответил пострелец. – Милованов сын.

– Прошка? Что за прозвище такое?

– Христянское. Прохор по-взрослому. Мой батька у болгарских богомолов перенял.

– Зачем?

– Понравилось.

Деряба ухмыльнулся:

– «Понравилось». Ишь ты. А сам-то батька где?

Мальчишка нахмурился.

– Моего батьку купец Жадан насмерть засек, – угрюмо проговорил он.

– Засек? Вон оно что. А к нам зачем пришел? Барыш свой урвать надеешься?

Прошка презрительно дернул щекой.

– Нужон мне ваш барыш.

– Тогда зачем?

– Жадан в том в караване едет. Из Онтеевки вертается.

Дяряба хмыкнул, повернул рыжую кудлатую голову и взглянул на чернобородого разбойника.

– Так думаешь, тут можно?

– Кажись, можно, – ответил Коломец. – Третьего дня шаман Перуну цельного быка пожег. Должон помочь.

– На Стрибога с Перуном надейся, а сам не плошай, – изрек Деряба.

Коломец на это усмехнулся.

– Атаман, – сказал он, понизив голос, – уж десятый день без дела сидим. Ребятки застоялись. Боюсь, заропщут али пошаливать начнут.

Деряба несколько секунд думал, после чего твердо сказал:

– Возьмем караван. Отправь вперед двоих ватажников – пускай разведают, что да как. А пострела этого с собой возьмем. Ежели что – башку ему первому отрежем.

Деряба метнул на мальчишку холодный взгляд, но тот не поежился и не отвел глаз. Твердый был мальчишка. Упорный. Не повезло купцу Жадану такого пострела обидеть.

Атаман был сильно пьян, но Коломец знал, что хмель недолго держится в рыжеволосой голове Дерябы. Пара верст конного ходу на встречном ветру – и от хмеля не останется и следа.

Коломец нахлобучил на черную, вихрастую голову шапку и вышел из комнаты. В сенях он грозно взглянул на парней и рявкнул:

– Ну, чего расселись? Атаман велел – по коням!

Отряд из двадцати всадников, во главе которого скакал на гнедом, рослом коне сам атаман Деряба, нагнал караван меньше чем за полчаса.

Напали внезапно. Выскочили из кустов, как лешие из малинника, и принялись рубить конвой кривыми печенежскими саблями.

Первому охоронцу срубил мечом башку с плеч сам Деряба. Второго пронзил пикой Коломец. Еще трое охоронцев выхватили из ножен мечи, но воспользоваться ими не успели.

Разбойники рубили их мрачно, деловито и угрюмо: взмах – удар, взмах – удар… Работа привычная.

Один из охоронцев, розовощекий паренек лет осьмнадцати, сумел прорвать круг и пришпорил было коня, но разбойник Хлюп вскинул лук и пустил ему вслед стрелу. Стрела пронзила мальчишке горло, и он замертво свалился с коня в дорожную пыль.

Вскоре с охоронцами было покончено, и разбойники, хрипло дыша, повернули коней к подводам. В крайней из них сидели трое. Толстый бородатый мужик с отечным лицом и в богатом кафтане; худая баба лет сорока, одетая, как одеваются купчихи, и еще один человек – еще не старый, но уже седой, с бритой по-иноземному бородой и с какими-то слюдяными кругляшками на глазах. Ужас нагнал на сидящих столбняка.

Но вот один из троих, толстобрюхий купец, опомнился, вскочил на ноги и стеганул коренную лошадку плетью по крупу, но чернобородый Коломец преградил им путь и, схватив лошадь под уздцы, заставил подводу остановиться.

– Тпру! – рявкнул он, да так сильно и страшно, что лошади в ужасе прижались друг к другу и запрядали ушами.

Толстопузый купец хотел спрыгнуть с подводы и броситься наутек, но атаман Деряба занес над его головой саблю и резко проговорил:

– А ну стой!

Купчик зажмурился от блеска клинка, перепачканного кровью, и присел на корточки.

– Вот так, – ухмыльнулся Деряба.

Он опустил саблю и отер свободной рукою потный лоб. Рубить людей – тяжелая работа. У Дерябы ныла рука и болело плечо. Зато хмель окончательно выветрился у него из башки.

– Мальчишку сюды! – распорядился Деряба.

Один из разбойников сбросил с седла постреленка и пнул его ногой в спину, направляя к атаману. Мальчик пробежал несколько шажков на негнущихся ногах и остановился. Его сухое, востроносое лицо было бледным, почти серым. Он старался не смотреть на мертвецов, валявшихся на земле.

Деряба кивнул на купца и сурово спросил:

– Ну? Этот, что ли, твой Жадан?

Мальчик поднял взгляд и посмотрел на толстобрюхого купца. Тот глядел на постреленка умоляюще.

– Чего молчишь? Он или не он?

– Он, – хмуро ответил Прошка.

– Ладно, уйди в сторону.

Прошка опустил голову и отошел к обочине дороги. Рыжий атаман взглянул на купца и спросил:

– Чего везешь?

– Ничего, батюшка, – развел руками купец. – Деньги в товаре, а товар я в Онтеевке перегрузил, он теперь с моим человечком до самого Яров-града поедет.

Деряба вздохнул и снова поднял саблю. Глянув на страшную саблю, купец побледнел и взмолился:

– Смилуйся, атаман, не губи! Помилуй бедного купца, буду век за тебя Велесу и Перуну молиться!

Деряба вдруг склонился с коня, быстро схватил купца одной рукою за ухо, оттянул его и полоснул по уху саблей.

Купец заорал, а Деряба выпрямился и швырнул отрезанное ухо в пыль. На лице его при этом не было никакого задора. Он словно бы делал привычную и скучноватую работу. Дождавшись, пока купец перестанет орать, атаман заговорил снова:

– Вишь, чего с ухом-то. Такое же и с пузом твоим будет, коли деньги не отдашь.

Купец с ужасом смотрел на атамана. По его пальцам, прижатым к покалеченной голове, текла кровь, а по толстым, отвислым щекам стекали в усы блестящие слезы.

– Батюшка родимый, нету денег, – протяжно и горестно проговорил он. – Не губи… Пуст я совсем.

– Так нет?

– Нет! Ничего нет!