Хорёк-писатель в поисках музы - Бах Ричард Дэвис - Страница 20
- Предыдущая
- 20/25
- Следующая
Но для них ее книги оказались не просто забавными безделушками, и, раздавая автографы, Даниэлла пыталась понять, в чем же тут дело. На некоторых читателей ее книги действовали просто волшебно: раскрывая роман Даниэллы и входя в придуманный ею мир, они освобождались.
Когда-то давно Баджирон сказал ей, что писателю совсем не обязательно пытаться угодить всем и каждому: если книгу с удовольствием примет хотя бы полпроцента читающей публики, то бестселлер готов.
— Я люблю ваши книги не потому, что вы на меня не похожи, Даниэлла, — сказала ей одна читательница, протянувшая на подпись «Запретные вопросы». — Наоборот. Я их люблю потому, что вы — такая же, как я!
А Баджирон пребывал сейчас в совершенно ином мире, ни капельки не похожем на тот, в который с головой погрузилась Даниэлла. Даниэлла принимала посетителей за квадратным столом, на котором стояла массивная квадратная табличка с ее именем и фотографией. У Баджирона же был круглый столик, над которым крутились подвешенные на ниточках к потолку птички-колибри, склеенные из пестрых перьев.
Хорьки и хорьчихи не выстраивались перед его столиком в чинную очередь. Щенки обступили его со всех сторон — одни, аккуратно причесанные и опрятные, стояли смирно, другие пытались пробиться вперед, колотя по полу взъерошенными хвостами и пыхтя от нетерпения.
Многие дарили любимому писателю свои рисунки — перед глазами изумленного Баджирона прошла целая череда Стайков, раскрашенных цветными мелками.
Каждый очередной щенок, которому удавалось протиснуться вперед и протянуть книгу на подпись, внезапно обретал достоинство и вспоминал все, чему его учили. Но самые маленькие порой приходили в смущение и стеснялись учтиво коснуться носом Того, Кто Придумал Стайка.
Баджирон широко улыбался, подписывал книги, рисовал картинки на титульных страницах и втайне надеялся, что его маленьким поклонникам будет приятно взглянуть на эти рисунки и надписи не только сейчас, но и потом, когда они станут совсем взрослыми.
«Что бы я сейчас делал, если бы на месте Стайка оказался этот роман о графе? — внезапно подумалось ему. — Не было бы всех этих щенков, никто бы вокруг меня не толпился. Одни только взрослые, серьезные и образованные. Скука смертная!»
А в следующую секунду перед ним появилась маленькая хорьчиха — совсем крошечная, ей пришлось даже встать на цыпочки, чтобы заглянуть поверх стола. Белоснежная мордочка с серенькой маской, едва заметные усики, черные глазки и тоненький голосок:
— Вы напишете для меня про Стайка и гордого графа? У писателя перехватило дыхание.
— Что-что? Что ты сказала?
Черные глазки смотрели на него не мигая.
— Напишите, пожалуйста, про Стайка и гордого графа!
Потеряв дар речи, писатель воззрился на малютку, а потом перевел изумленный взгляд на ее мать.
Та пожала плечами.
— Может, эта идея вам подойдет?
— Откуда она... как она... — пролепетал потрясенный Баджирон. — Она сказала — «про Стайка и гордого графа»?
— У нее проблемы с названиями городов. Никак не запомнит, где что находится на карте.
— Что-что? — Баджирон подался вперед, силясь понять, в чем же дело.
— Она хотела, чтобы я попросила вас написать о Стайке и городах из географии. А я сказала ей: «Попроси сама».
Какое-то мгновение Баджирон изумленно смотрел на нее, а затем расхохотался. Он поднялся и поставил малышку на стол; та задрала мордочку и озадаченно посмотрела на маму. Что она такого сказала? Теснившиеся вокруг стола щенки притихли, их родители заулыбались.
— Извините. — Баджирон смущенно взглянул на хорьчиху-маму. — Мне послышалось, что она сказала... То, что она сказала, — это так чудесно! Это просто невероятно...
Он растерянно вскинул лапы.
Какое совпадение!
Снова усевшись за стол, он спросил малышку, как ее зовут, и написал на книге:
«Сераджа! Спасибо! Ты спасла мне жизнь! От Урбена де Ротскита и... Хорька Баджирона».
Затем он с улыбкой протянул книгу крохотной хорьчихе. Та взяла ее — такую огромную — и сказала:
— Спасибо вам, Хорек Баджирон.
— Не за что.
«Ты не представляешь себе, что ты сделала, Сераджа, — подумал он. — Так вот какая судьба уготована Урбену де Ротскиту! Ему предстоит встретиться с Колибри Стайком!»
Маленькая хорьчиха и ее мама двинулись прочь. Баджирон замер, провожая их взглядом... и тут произошло нечто невероятное! Обе хорьчихи, большая и маленькая, одновременно повернулись и подмигнули ему, а затем так же одновременно подняли лапы, помахали Баджирону на прощание и скрылись из виду.
Писатель похолодел.
«Что это было? Что же произошло на самом деле? Действительно ли я просто ослышался? Или все-таки эта малышка сказала именно то, что я услышал? Действительно ли они пришли сюда просто за автографом? А вдруг это были ангелы-хорьки в обличье мамы и дочки? Или хорьки-философы, явившиеся подарить мне историю, которую я никогда не нашел бы сам, без их помощи?»
Он задумчиво посмотрел на то место, где только что стояли его таинственные посетительницы, затем — на открытую дверь магазина, на плотный поток пешеходов за стеклянной витриной.
«Нет, хорьчихи так не подмигивают, — подумал он. — Тем более — мама и дочка одновременно! Они словно заглянули мне в самое сердце!»
«Ну конечно! — воскликнул он про себя чуть погодя. — «Стайк и гордый граф»! Блестяще, просто блестяще! Какой контраст! Один — воплощенная легкость, другой — такой тяжелый и усталый. О, как замечательно! Посмотрим, что откроет для себя граф... Найдет ли он в маленьком колибри то самое главное, чего не смогла ему дать вся аристократия Европы?»
«Кто бы вы ни были, — подумал писатель, снова поворачиваясь к столу, — простые смертные или блаженные духи, обычные хорьки или мудрые философы, все равно — спасибо вам!»
И когда очередной щенок протянул ему книгу на подпись, писатель пристально посмотрел на него и спросил:
— Что ты знаешь о хорьках-ангелах?
Глава 27
Чету знаменитых писателей разместили в отеле на Мэдисон-авеню, неподалеку от Издательского дома «Хорек», в номере люкс, который Баджирон оценил про себя как удобный, но слишком дорогой. Угловое окно выходило на город, северное — на парк. За окном в западной стене виднелась река и все, что за нею, до самого горизонта. А где-то там, за горизонтом, была Монтана.
Баджирон скучал по дому, по свежему утреннему воздуху, по холмам и речке Прыг-Вбочке. Он скучал по Слиму, Везунчику и Пыльке. Когда-то он любил большой город с его энергией, бьющей через край, но теперь эта кипучая деловитость Нью-Йорка лишь пробудила в нем тоску по неторопливой сельской жизни, покою и уединению.
На центральном столе в гостиной красовался огромный букет — целая радуга цветов, обратившаяся в натюрморт рядом с бутылкой искристой талой воды и поздравительной открыткой от издателей: «Хорьчихе Даниэлле... Желаем счастья...».
С пристенного столика пыталась воспарить к потолку набитая шоколадками плетеная корзина: целая стая вишнево-красных воздушных шариков тянула ее кверху за ручку. Сверху на шоколадках тоже лежала открытка: «Стайку — самому лучшему в мире колибри!».
Баджирон отвернулся от окна, прошел в другую комнату, вздохнул и плюхнулся в низко подвешенный атласный гамак.
— Ну как? — окликнул он Даниэллу. — Как дела?
- Предыдущая
- 20/25
- Следующая
