Фатерланд - Харрис Роберт - Страница 39
- Предыдущая
- 39/73
- Следующая
– Я еду в свою гостиницу, фрейлейн. Что касается вас, это ваше дело.
Ему удалось протиснуться вперед мимо толстого швейцарца, совавшего бумаги в свой кожаный дипломат. Благодаря этому маневру Шарлет оказалась отрезанной от него. Двигаясь по проходу и спускаясь по трапу, следователь ни разу не оглянулся.
Он быстро прошел через зал для прибывающих к стойке паспортного контроля, обогнав большинство пассажиров, и оказался в голове очереди. Позади слышалось какое-то движение – его соседка пыталась протолкаться поближе к нему.
Швейцарский пограничник, серьезный молодой человек с обвисшими усами, перелистал его паспорт.
– По делу или провести время, герр Марш?
– По делу.
Определенно по делу.
– Минутку.
Молодой человек поднял трубку, набрал три цифры и, отвернувшись, прошептал что-то в трубку. Сказал: «Да. Да. Конечно». Потом положил трубку и вернул паспорт Маршу.
У выдачи багажа его поджидали двое. Он распознал их с полусотни шагов: нескладные фигуры, коротко подстриженные волосы, добротные черные ботинки, коричневые плащи с поясом. Полицейские похожи друг на друга во всем мире. Он прошел мимо, даже не взглянув, и скорее почувствовал, чем увидел, что они последовали за ним.
Он без задержки миновал таможенников и вышел в главный вестибюль. Такси. Где же такси?
«Тук-тук, тук-тук», – послышалось позади.
Здесь было на несколько градусов холоднее, чем в Берлине. Тук-тук, тук-тук. Он обернулся. Конечно, это она в своем плаще, вцепившись в чемодан, ковыляла на высоких шпильках.
– Уйдите, фрейлейн. Понимаете? Или изложить в письменном виде? Отправляйтесь в Америку и публикуйте свою глупую историю. А у меня дела.
Не ожидая ответа, он открыл заднюю дверцу такси, швырнул чемодан и забрался сам.
Сказал шоферу:
– «Бор-о-Лак».
Они выехали на шоссе, направляясь к югу, в сторону города. День был на исходе. Вытянув шею, Марш разглядел в заднее окно следовавшее в десяти метрах такси, а за ним – белый «мерседес». Боже, что за комедия! Глобус гнался за Лютером, он гнался за Глобусом, Шарли Мэгуайр гналась за ним, а теперь на хвосте у них обоих сидела швейцарская полиция. Он закурил.
– Читать умеете? – спросил шофер. И указал на табличку: «БЛАГОДАРИМ ЗА ТО, ЧТО НЕ КУРИТЕ».
– Добро пожаловать в Швейцарию, – проворчал Марш, на несколько сантиметров опустил стекло, и голубой дымок растаял в прохладном воздухе.
Цюрих превзошел его ожидания. Центр напоминал Гамбург. Вокруг широкого озера теснились старинные здания. Вдоль набережной мимо ярко освещенных магазинов и кафе в бело-зеленом наряде громыхали трамваи. Шофер слушал «Голос Америки». В Берлине было полно помех, здесь звучание было чистым. «Дай мне свою руку, – пел по-английски молодой голос. – Дай мне свою ру-у-ку!» Песню сопровождал визг тысяч подростков.
«Бор-о-Лак» отделяла от озера только мостовая. Марш рассчитался с шофером рейхсмарками – во всех странах континента принимали рейхсмарки, это была общеевропейская валюта. Как и обещал Небе, отель был роскошный. Номер обошелся ему в половину месячной зарплаты. «Прекрасное местечко для приговоренного…» Расписываясь в журнале регистрации, он краем глаза заметил, что в дверях мелькнуло что-то голубое, а за ним – коричневые плащи. Я словно кинозвезда, подумал Марш, входя в лифт. Куда ни пойду, следом два детектива и брюнетка.
Он расстелил на кровати план города и уселся рядом, утопая в мягком матраце. Времени было в обрез. Цюрихское озеро широким голубым клином врезалось в сложное переплетение улиц. Согласно досье крипо, Герман Цаугг проживал на Зеештрассе. Марш отыскал эту улицу. Зеештрассе протянулась по восточному берегу озера примерно в четырех километрах к югу от отеля.
В дверь тихо постучали. Мужской голос произнес его имя.
Что еще? Он стремительно пересек комнату и распахнул дверь. В коридоре с подносом в руках стоял официант. Казалось, он испугался.
– Извините, пожалуйста. Это вам от госпожи из номера 277.
– Ах да. Разумеется. – Марш отступил, пропуская его внутрь. Официант нерешительно вошел, будто опасаясь, что постоялец его ударит. Он поставил поднос, помедлил в ожидании чаевых и, видя, что ничего не получит, удалился. Марш запер за ним дверь.
На столе стояла бутылка виски с запиской из одного слова: «Разрядка?»
Ослабив галстук, он стоял у окна и, потягивая виски, глядел на Цюрихское озеро. По черной воде протянулись дорожки от уличных фонарей; на её поверхности мерцали красные, зеленые и белые искорки. Он снова достал сигарету, миллионную за эту неделю.
Под окном слышался смех. По озеру двигался огонек. Ни тебе Большого зала, ни марширующих оркестров, ни форменной одежды. Впервые – за сколько месяцев?.. по крайней мере за год – Марш не видел берлинского металла и гранита. Подняв стакан, он разглядывал светлую жидкость. Выходит, есть другие люди, другие города.
Он заметил, что с бутылкой принесли два стакана.
Сел на кровать и, барабаня пальцами по столику, посмотрел на телефон.
Безумие.
У неё была привычка глубоко засовывать руки в карманы и, улыбаясь, наклонять набок голову. Он вспомнил, что в самолете на ней было красное шерстяное платье с кожаным ремешком. На красивых ногах черные чулки. Когда она сердилась или, что было чаще, потешалась, то закидывала волосы за уши.
Смех на улице удалялся.
«Где вы были последние двадцать лет?» – с презрением спрашивала Шарлет тогда, на квартире Штукарта.
Она так много знала. И не отставала от него.
«Миллионы евреев, исчезнувших в войну…»
Марш повертел в руках её записку, налил себе ещё и откинулся на кровати. Спустя десять минут он поднял трубку и сказал телефонистке:
– Номер 277.
Безумие. Чистое безумие.
Они встретились в вестибюле под кроной роскошной пальмы. В дальнем углу струнный квартет вымучивал попурри из мелодий «Летучей мыши».
Марш сказал:
– Виски очень хорошее.
– Жертвоприношение во имя мира.
– Принимается. Спасибо. – Он бросил взгляд на пожилую виолончелистку. Та широко расставила толстые ноги, словно доила корову. – Одному Богу известно, почему я должен вам доверять.
– Одному Богу известно, почему я должна доверять вам.
– Основные правила игры, – решительно произнес он. – Первое: больше не врать. Второе: делаем, что я скажу, нравится вам или нет. Третье: вы показываете мне, что собираетесь печатать, и, если я прошу о чем-то не писать, вы вычеркиваете. Согласны?
– По рукам! – Она улыбнулась и протянула руку. Спокойное крепкое рукопожатие. Он впервые заметил, что она носит мужские часы.
– Что заставило вас сменить гнев на милость? – спросила журналистка.
Ксавьер освободил руку.
– Готовы в путь?
На ней по-прежнему было красное платье.
– Да.
– Записная книжка с собой?
Она похлопала по карману плаща.
– Никогда с ней не расстаюсь.
– Я тоже. Прекрасно. Пошли.
Швейцария была островком света в беспросветном мраке. Кругом одни враги: Италия на юге, Франция на западе, Германия на севере и востоке. То, что она выжила, вызывало удивление: это явление называли «швейцарским чудом».
Люксембург стал Мозельландом, Эльзас-Лотарингия превратилась в Вестмарк, Австрия – в Остмарк. Что до Чехословакии, этого незаконнорожденного версальского дитяти, то она сократилась до размеров протектората Богемии и Моравии. Польша, Латвия, Литва, Эстония исчезли с карты. На востоке Германская империя была поделена на рейхскомиссариаты: Остланд, Украина, Кавказ, Московия.
На западе по Римскому договору Германия загнала двенадцать стран – Португалию, Испанию, Францию, Ирландию, Великобританию, Бельгию, Голландию, Италию, Данию, Норвегию, Швецию и Финляндию – в европейский торговый блок. Во всех школах немецкий был вторым официальным языком. Люди ездили на немецких автомобилях, слушали немецкие радиоприемники, смотрели немецкие телевизоры, работали на немецких фабриках и заводах, жаловались на поведение немецких туристов на принадлежавших немцам курортах, а немецкие команды одерживали победы на всех международных спортивных состязаниях, за исключением крикета, в который играли одни англичане.
- Предыдущая
- 39/73
- Следующая
